Простые истины
Шрифт:
«сухой лист». Получилось, пожалуй, даже чуть быстрее, чем просто «быстренько». Тормознув по
асфальту чем пришлось, мужичок вскочил, отряхнулся, взглянул по-петушиному на обидчика и
теперь уже смело, освобождённо и радостно прокричал:
– Не быстренько! Не быстренько!
– Не быстренько! – радостно поддакнула его боевая подруга и даже ножкой топнула по
троллейбусной остановке на ТРЗ, с которой им хотелось быстро и культурно уехать…
Переводчик
Бизнесмен на китайском рынке пытается объясниться с китайцем. Тот ничего не понимает.
Подходит человек.
– Я переводчик, могу помочь.
– Ну, помоги. Спроси сколько это стоит?
Переводчик поворачивается к китайцу.
– Чина, капитана хочет знать сикока эта стоит?
Китаец показывает пятерню.
– Пятьдесят рублей, – «переводит» переводчик.
– Спроси: а эта штуковина не сломается?
Переводчик:
– Друга, эта стука хоросая?
Китаец мотает головой, показывает большой палец вверх.
– Нет, – говорит переводчик, – не сломается, отличное качество, фабричное производство.
– Ладно, беру. А тебе сколько за перевод?
– Тозе пятисят луплёв.
Отцовы истории
Лев Николаевич Толстой говорил в своё время, что, возможно, когда-нибудь
художественную литературу заменит описание достоверных историй, сделанных
разными людьми. Это будет всё самое значительное из того, что человеку удалось
пережить. Истории, которые я хочу пересказать, принадлежат моему отцу Николаю
Гордееву, к великой моей скорби уже умершему. Он любил рассказывать их на
праздничных застольях, чтобы развлечь гостей. Мне же всегда виделся в этих историях
ещё один подтекст – доброта самих рассказов, доброта и неординарность их героев.
Почти все свои истории отец начинал так: «А вот был ещё случай…».
Хитрые кальсоны
А вот был ещё случай, как мы с Иваном Масловым в бане парились. Там така жарища была, что
спасу нет. Начали одеваться, он мне орёт:
– Колька, дай-ка мне кальсоны, где-то там должны быть.
А я на полу сижу, думаю, хоть бы самому-то как-нибудь одеться.
– Бери сам, – говорю, – вон на лавке лежат. Да давай хоть дверь откроем, или чо?
Нет, не даёт открывать – жары жалко, хотя знаю, после нас уже мытца некому.
Одевамса. Он опять материтца во всю мочь.
– Что это за кальсоны таки – гачи узки, никак не лезут.
Сам до того запарился, что руки трясутся. Но кое-как напёр всё же на себя. Надел и снова в
мат-меремат.
– Да оно чо за кальсоны таки!? Где у них прореха-то – застёгивать нечего и ошкур какой-то
широкий, без резинки! Чо же за хитры кальсоны таки?!
Свою старуху, которая его в баню собрала, и так и эдак обозвал. Я смотрю, да и говорю:
– Так ты же вместо штанов-то рубаху надел.
Он рассмотрел – ещё пуще озлился – а как её теперь снимать? Она с ног не слазит. А тут жара.
Я говорю, так давай дверь-то откроем.
– Нет, – говорит, – не будем. А, да хрен с ней, этой рубахой!
Куфайку надёрнул, да и пошёл в дом. Старуха как его увидела, так и упала со смеху.
И кузнец, и мельник
А у нас ить в родове-то были сплошь кузнецы да мельники. Я с армии пришёл, меня
председатель колхоза Десятник на другой день в кабинет вызыват. Прихожу.
– Гордеев? – спрашиват.
– Гордеев, – говорю.
– Завтра в кузницу пойдёшь. Кузнецом будешь.
– Андрей Петрович, так я же не умею.
– Как это не умешь? Мне дядя твой, Виктор Алексеевич, сказал, что твой отец хорошим
кузнецом был. Значит, и ты должон уметь.
Ну, а чо тут сделаш? Пошёл на другой день. А там молотобойцем был Степан Калинин.
– Вот, – говорю, – кузнецом назначили.
– Да я уже слышал, – говорит Степан, – сказали мне, что новый кузнец придёт. Давай ковать
будем.
– Так я же не умею.
– А мне како дело? Куй, если кузнец.
Стоим, разговаривам. Тут дядя Витя приходит.
– Ну, так и чо не работаете-то? – спрашиват. – Чо лясы точите?
Я говорю:
– Это, наверное, ты, дядя, меня сюда затолкал?
– Да вообще-то, конечно, я, – говорит он, – думаю, должны же в тебе каки-то задатки быть. Ты
парень молодой, приучайся. Давай-ка попробуем подкову скуём.
А ведь её, подкову-то, не так-то просто сковать. Дядя взял маленький молоточек. Рассказал, как
надо работать. Сначала он стукнет, покажет куда ударить, потом я. Если молоток набок положит,
значит всё, конец. Слушать, так прямо музыка получца. Стучали, стучали, я разошёлся, он кладёт
молоток набок, а я как навернул по нему и сломал черень.
– Ну, чо же ты… – говорит он, – я же тебе рассказал.
– Прости, – говорю, – дядя, ошибся маленько.
В общем, так и пошло, дальше больше. Дядя-то добрый мастер был. Он всё мог сделать.
Раньше ведь была кузнечна сварка, так вот где он сварит – там уж не лопнет. Лопнет, так по
другому месту. Гайки тогда все кузнецы квадратны делали. А он делал и шестигранны. Большой
мастер был. Но за числом не гнался – всегда лишь бы хорошо сделать. У нас там ещё один кузнец