Простые смертные
Шрифт:
Вот вам пример классической стратегии Кармен Салват.
22:47. Я поиграл в шахматы с айфоном, позволив себе насладиться своей любимой фантазией, что противник – это не электронное устройство, а мой родной отец. Ведь это его атаки я отражал, это его оборону я пытался прорвать, это его король метался по шахматной доске, надеясь отсрочить неизбежный крах. Однако пережитый стресс все же сказался: обычно на этом уровне развития игры я одерживал безусловную победу, но сегодня делал одну ошибку за другой, и, что было хуже всего, проклятый старый гаджет начал давать мне советы: «Превосходная стратегия, Крисп! Теперь передвинь свою ладью вот сюда, и я тогда с помощью этого коня возьму твою сонную ладью в клещи и буду угрожать твоему ферзю, и черта с два ты теперь сможешь из этого выпутаться!» А когда я попытался воспользоваться отменой хода и вернуть свою ладью на прежнее место, айфон голосом моего отца прокаркал: «Вот это правильно! Пусть твоя говенная машинка поможет тебе выкрутиться. А то, может, еще и уколешься? И под кайфом накропаешь очередной романчик». – «Засохни», –
…и тут вдруг обнаружил, что снова забыл имя главного героя. Да и хрен с ним. Некоторое время он у меня был Данканом Фраем, но Кармен сказала, что это звучит как имя шотландского владельца закусочной «фиш-н-чипс», и я сменил его на Данкан Мактиг, но и это «Мак» явно было чересчур шотландским. Тогда я решил, что остановлюсь на Данкане Драммонде, сокращенно ДД. Итак, Данкан Драммонд; 1840-е годы; каменщик. Он уезжает в Австралию, селится на реке Суон и строит маяк на острове Роттнест. Гиена Хол не был уверен в этой книге – «Хотя, конечно, это свежий ход, Крисп…» – но я, проснувшись однажды утром, вдруг понял, что во всех моих романах фигурируют современные лондонцы, принадлежащие к верхнему среднему классу, и каждому из них жизнь выворачивает все внутренности наизнанку в связи с какой-нибудь катастрофой или скандалом. Повторы, замедляющие развитие сюжета, боюсь, вызывали недовольство критиков и до той злополучной рецензии Ричарда Чизмена. Да и теперь возникло несколько небольших проблем, связанных с новым романом о Роттнесте, которые кружили возле меня, точно коричневые морские звезды, а именно: пока мне удалось написать всего три тысячи слов, причем далеко не самых лучших за все годы моего творчества; кроме того, новый, «самый последний», срок сдачи рукописи – был назначен на 31 декабря этого года, а издатель Оливер уже был примерно наказан за то, что «преждевременно» представил мой новый роман, так что его поспешно назначенный последователь Курт сразу завел весьма неприятные разговоры о том, что выплаченный аванс мне придется вернуть.
Интересно, сможет ли сдобрить повествование парочка симпатичных квокк?
Да будь оно все проклято! Неужели здесь не найдется ни одного ночного бара?
Аллилуйя! Мне удалось отыскать бар «Sky High» на сорок третьем этаже, и он все еще был открыт. Я бросил свое усталое тело в кресло у окна и заказал порцию коньяка за двадцать пять долларов. Вид из окна был такой, что просто умереть. Ночной Шанхай – это живая душа, состоящая из миллиона огоньков: оранжевых, которыми отмечены скоростные пути; крошечных пикселей белого и красного цвета – фар и задних фонарей автомобилей; зеленых огоньков светофоров; мерцающих голубыми вспышками сигнальных огней самолетов; огней на крышах офисных зданий – ярких по ту сторону шоссе и размытых, кажущихся всего лишь световыми точками, за много миль; и каждый огонек – словно микрочастичка жизни, семьи, одиночества, мыльной оперы; жестким светом прожекторов были освещены крыши небоскребов в Пудуне; гораздо ближе мерцали анимированные рекламные щиты – часы «Омега», мужские плащи «Берберри», фильм «Железный человек-5»; в ночное небо били гигаватты света практически любого постижимого оттенка, кроме цвета луны и звезд. «В тюрьме нет расстояний, – писал Ричард Чизмен в одном из писем нашему «Союзу друзей», – нет окон, из которых было бы видно что-то за пределами тюремного двора; самое большее, что мне удается увидеть из окна, это верхняя часть стены, опоясывающей двор для прогулок. Ох, многое бы я отдал всего лишь за возможность видеть вдаль хотя бы на несколько миль. Вид необязательно должен быть красивым – мне было бы вполне достаточно и городских трущоб, – но пространство перед окном должно быть никак не меньше нескольких миль».
А ведь это Криспин Херши туда его засадил!
Это Криспин Херши его там держит!
– Здравствуйте, мистер Херши, – донесся до меня голос какой-то женщины. – Какая приятная и неожиданная встреча!
Я даже подскочил от неожиданности.
– Холли! Здравствуйте, дорогая! Я просто…
Я не знал, как лучше закончить приветствие, и мы поцеловались «по-европейски», касаясь щекой щеки, как добрые друзья. Холли выглядела усталой, как, собственно, и должен выглядеть человек, преодолевший разом столько часовых поясов, но бархатный костюм смотрелся на ней просто великолепно – Кармен частенько ездила с Холли по магазинам.
Я указал на несуществующего третьего в пустом кресле и пошутил:
– Не сомневаюсь, вы хорошо знакомы с капитаном Джетлагом, не так ли?
Она глянула на пустое кресло и тоже отшутилась:
– О да! В последние несколько лет мы с ним особенно сблизились.
– Откуда вы сюда прилетели? Из Сингапура?
– Хм… дайте подумать. Нет, из Джакарты. Сегодня ведь понедельник, верно?
– Добро пожаловать в «литературную жизнь»! Как там Аоифе?
– Официально влюблена. – Улыбка Холли по этому поводу была сложной, и в ней угадывалось по меньшей мере несколько уровней. – Ее молодого человека зовут Орвар.
– Орвар? Из какой же галактики прибывают к нам люди с именем Орвар?
– Из Исландии. Аоифе ездила туда неделю назад – знакомиться с его родственниками.
– Повезло Аоифе. И Орвару повезло. А вам этот молодой человек нравится?
– В общем да. Аоифе несколько раз привозила его в Рай. Он учится в Оксфорде и, несмотря на свою дислексию, изучает генетику. Только не спрашивайте, как это у него получается. К тому же у него золотые руки, и он постоянно все чинит – шкафы, двери в душевой, сломанные жалюзи. – Холли попросила официантку, поставившую на стол мой коньяк, принести ей стакан местного белого вина. – А как Джуно?
– Джуно? Да она, черт побери, еще ни разу в жизни ничего не починила!
– Да нет, глупый! Ваша Джуно уже встречается с мальчиками?
– А, вы об этом. Нет, по-моему. Во всяком случае, пока. Ей ведь всего четырнадцать. М-м-м… вот вы, например, в четырнадцать лет обсуждали своих поклонников с отцом?
У Холли звякнул телефон. Она посмотрела и сказала:
– Это для вас. От Кармен: «Напомни Криспину, что я велела ему ни в коем случае не есть дуриан». Вам это о чем-то говорит?
– Увы, да.
– Так вы переезжаете на новую квартиру в Мадриде?
– Нет. Но об этом потом. Это слишком долгая история.
– Роттнест? – Холли постучала ногтем по бокалу с вином, словно проверяя, как он звучит. – Ну, Кармен, возможно, уже упоминала, что я в разные периоды жизни слышала голоса, которые не слышали другие люди. Или же была совершенно уверена в чем-то таком, о чем никак не могла знать заранее. Или иногда как бы служила рупором для… неких существ, не имевших ко мне никакого отношения. Извините, я понимаю, что последнее утверждение звучит так, словно мы на спиритическом сеансе, но тут уж ничего не поделаешь. И в отличие от спиритического сеанса я отнюдь никого не призываю. Эти голоса просто… атакуют меня, что ли. Даже когда я совсем этого не хочу. Даже когда я очень сильно этого не хочу. Но они все равно делают со мной что хотят.
Все это было мне знакомо, и я спросил:
– У вас ведь степень по психологии, верно?
Холли сразу поняла подтекст вопроса; она взяла свой бокал, свободной рукой как бы слегка ущипнула себя за какую-то неопределенную отметину на переносице и сказала:
– Ладно, Херши, вы выиграли. Летом 1985 года мне было шестнадцать. Прошло уже двенадцать месяцев с тех пор, как пропал Жако. Мы с Шэрон жили у родственников в Бантри, это графство Корк. Однажды дождливым днем мы с ней, собрав малышню, играли в «Змеи и лестницы», и вдруг – даже теперь, три десятилетия спустя, Холли вздрогнула – я то ли поняла, то ли услышала, то ли почувствовала уверенность – называйте как хотите, – что совершенно точно знаю, какое сейчас выпадет число. Мой маленький кузен потряс подставку для яйца, и я подумала: на игральных костях выпадет «пять». И выпало «пять»! И потом, что бы я ни задумала, выпадало именно это: один, пять, три. И так далее. Случайное совпадение? Но так получалось все время! А ведь кубик бросали больше пятидесяти раз! Боже мой, как же мне хотелось, чтобы это прекратилось! И я все думала: ничего, сейчас я, конечно, ошибусь, и тогда можно все списать на совпадение… но «совпадения» все продолжались и продолжались, и тут Шэрон сказала, что ей нужно «шесть», и тогда она выиграет, и я сразу поняла: именно «шесть» у нее и выпадет. И выпало «шесть». К этому времени голова у меня просто раскалывалась от боли, так что я отказалась играть дальше, уползла к себе, сразу легла в постель и уснула. Когда я проснулась, Шэрон и наши многочисленные кузены играли в «Ключ». Я присоединилась к ним, и все пошло нормально. Разумеется, я сразу стала убеждать себя, что просто вообразила себе способность угадывать, какое выпадет число. И к тому времен, как мы с Шэрон вернулись в наш старый и скучный Грейвзенд, мне уже почти удалось себя убедить, что все случившееся было просто… случайным совпадением; к тому же из-за головной боли я не очень ясно помнила события того дня.
Думаю, я был гораздо пьянее, чем мне казалось, потому что сказал:
– Но на самом деле это было совсем не так.
Холли некоторое время молчала, теребя свое кольцо, потом снова заговорила:
– Той осенью мама заставила меня записаться на курсы секретарш при технологическом колледже Грейвзенда, чтобы я хоть немного пришла в себя. И я действительно стала понемногу оживать, но однажды в столовой… я, как всегда, сидела одна, и вдруг… В общем, я внезапно поняла, что одна девушка, Ребекка Джонс, которая сидела за столиком напротив и болтала с друзьями, сейчас уронит на пол чашку с кофе. Я просто знала, Криспин, что так и будет, как знаю, например… ваше имя или то, что посижу еще немножко и пойду спать. Я никогда по-настоящему не верила в Бога, но тогда я буквально взмолилась: Пожалуйста, Господи, не надо! Пожалуйста, сделай, чтобы этого не было! Пожалуйста! И через несколько секунд Ребекка Джонс взмахнула рукой, о чем-то оживленно рассказывая, ее чашка полетела на пол, и по полу разлилась целая лужа кофе…