Простые смертные
Шрифт:
17 сентября 2019 года
Видел ли кто-нибудь из вас, дорогие читатели, более одинокий дорожный указатель, чем тот, что немного севернее Фестапа на двадцать третьем километре восточного шоссе Калдидалур – Тингведлир? В Англии двадцать три километра, даже по проселочным дорогам, означали бы двадцать минут езды, но я выехал из туристического центра в Тингведлире полтора часа назад. Гудронированное шоссе постепенно превратилось в грязную извилистую дорогу, поднимавшуюся по откосу и выходившую на каменистое плато, окруженное горами цвета пушечного сплава и кипящими облаками. По какой-то неведомой прихоти я остановился, выключил двигатель арендованного «Мицубиси», взобрался на каменистую вершину и уселся там на валун. Ни телеграфных столбов, ни линии электропередач, ни деревьев, ни кустов, ни овец, ни ворон, ни мух; только несколько кочек жесткой травы и одинокий прозаик. Долина из «Падения дома Ашеров» [203] . Или эксперимент по созданию поселения землян на одной из малых лун Сатурна. Идеальная противоположность Мадриду в конце лета. Интересно, как там поживает Кармен? Чем она сейчас занимается? Впрочем,
203
Рассказ Эдгара Алана По (1809–1849), опубликован в 1839 году.
204
Ньял (Ниалл) Девяти Заложников – герой кельтской мифологии, Исторического, или Королевского, цикла. Считается вполне историческим персонажем, одним из Высоких Королей Исландии, основателем ее пятой провинции со столицей Тара.
Ну и довольно с меня. У меня и так было целых два года любви, подаренной хорошей, доброй женщиной.
А Чизмен между тем уже третий год торчал в аду, считая дни.
Через некоторое время мимо меня со стороны Калдидалур-роуд проскрежетала вереница полноприводных джипов. А я все сидел на валуне, хоть мне, пожалуй, было уже холодновато. Туристы с удивлением смотрели на меня сквозь заляпанные грязью окошки; из-под шин джипов так и летели камни и пыль. Наверху было ветрено, у меня в ушах свистел ветер, желудок мой страстно жаждал горячего чая и… А больше, пожалуй, ничего. Вокруг расстилался какой-то сверхъестественно мрачный пейзаж, и я, так сказать винтажный писатель, решил оросить местную микрофлору содержимым своего мочевого пузыря. Возле дорожного указателя лежала целая груда камней, собранных, похоже, за долгие века. Почувствуй себя совершенно свободным, загадай желание и прибавь к этой груде камней еще один, наставлял меня Орвар, но не вздумай взять камень из кучи – оттуда может выскользнуть чужой дух, который проклянет и тебя, и весь твой род. И здесь эта угроза казалась отнюдь не такой странной, как тогда, в Рейкьявике. На востоке, за ближними холмами, виднелась кромка ледника, похожая на отбеленные водой и ветрами кости кита. Те немногочисленные ледники, которые мне доводилось видеть прежде, казались просто грязными пальцами ледяного чудовища, недостойными даже собственного имени, но этот ледник по имени Лангьокул был поистине гигантским… Казалось, к земле склонилась в поцелуе голова некой иной, ледяной, планеты. Еще в Хемстеде я прочитал, что героям исландских саг обычно выпадает участь изгоев, и представлял себе этаких довольно веселых Робин Гудов в мехах; однако in situ [205] я убедился, что жизнь изгоя в Исландии – это, по сути дела, смертный приговор. Лучше уж попробовать как-то пробиться в жизни. Я положил свой камень в общую кучу и, подойдя поближе, заметил, что кто-то оставил там также несколько монет. Внизу, на уровне моря, я бы, пожалуй, не вел себя так глупо, но тут я невольно вытащил портмоне, извлек оттуда пару монет…
205
На месте (лат.).
…и заметил, что из кармашка пропала сделанная на паспорт фотография: я, Джуно и Анаис. Нет, это же просто невозможно! Однако пустое пластиковое окошечко настаивало: фотография исчезла.
Но как? Я носил ее с собой много лет, с тех пор, как Зои подарила мне это портмоне. Это было еще в те времена, когда мы, как все цивилизованные люди, вместе праздновали Рождество. Фотография была сделана за несколько дней до Рождества в фотобудке на станции метро «Ноттинг-Хилл». Мы с девочками просто решили убить время, поджидая Зои, а потом собирались все вместе пойти в итальянский ресторан на Москоу-роуд. Джуно, помнится, еще сказала, что вроде бы некоторые племена, живущие в джунглях Амазонии или где-то еще в этом роде, верят, что фотография способна украсть частицу твоей души, на что Анаис ответила: «Ну, значит, эта фотография украдет все три наши души». И с тех пор я всегда носил фотографию с собой. Она никак не могла выскользнуть из кармашка. Я, конечно, вытаскивал портмоне – например, в туристическом центре в Тингвеллире, чтобы купить открытки и воду, – но наверняка сразу заметил бы, если бы фотография исчезла. Не то чтобы это была страшная беда, но я, тем не менее, очень огорчился. Ведь тот снимок ничем нельзя было заменить. И он действительно вобрал в себя наши души. Возможно, впрочем, фотография еще найдется в машине… просто упала на пол возле ручки тормоза или…
Пока я сползал вниз по склону, зазвонил телефон и сообщил: НОМЕР НЕИЗВЕСТЕН. Я включил связь.
– Да?
– Добрый день… мистер Херши?
– Кто это?
– Это Ники Барроу из министерства юстиции, пресс-атташе Доминика Фицсиммонса. Мистер Херши, у министра есть кое-какие новости относительно Ричарда Чизмена… Вам удобно сейчас говорить?
– Э-э… да-да, конечно. Прошу вас.
Меня попросили подождать – в голове у меня так и крутились чертовы «Огненные колесницы» Вангелиса! [206] – и я ждал, покрываясь то горячим, то холодным потом. «Друзья Ричарда Чизмена» давно уже пришли к выводу, что наш союзник из Уайтхолла о нас попросту позабыл. Сердце мое готово было выпрыгнуть из груди: это должны были быть либо самые лучшие новости – например, возможность репатриации, – либо самые худшие: какой-нибудь «несчастный случай» в тюрьме. Черт побери, мой телефон, оказывается, был почти разряжен, осталось всего восемь процентов. Скорей! Теперь уже семь процентов. Наконец послышался звучный голос Фицсиммонса: «Передайте ему, что я буду там в пять и проголосую», затем он обратился уже ко мне:
206
Вангелис (Эвангелос Одиссеас Папафанассиу) (р. 1943) – греческий композитор, один из первых исполнителей электронной музыки.
– Привет, Криспин, ну как ты?
– Не могу пожаловаться, Доминик. У тебя, по-моему, есть какие-то новости?
– Действительно есть: в пятницу Ричард возвращается в Соединенное Королевство. Мне примерно час назад звонил колумбийский посол – он после ланча связывался с Боготой. И поскольку согласно нашей системе правосудия Ричард имеет право на условно-досрочное освобождение, его должны выпустить к Рождеству при условии, что у него все будет чисто и он не будет замышлять никаких неблаговидных поступков.
Я испытывал самые разнообразные чувства, но решил сосредоточиться на позитиве.
– Слава богу! Огромное тебе спасибо! Насколько это определенно – насчет его возвращения?
– Ну, если исключить возможность того, что до понедельника отношения между правительствами двух стран могу испортиться, то вполне определенно. Я постараюсь обеспечить Ричарду особый статус – его мать и сестра живут в Бредфорде, так что власти, возможно, вполне устроит Хетфилд, открытая тюрьма в Южном Йоркшире. По сравнению с нынешней дырой – рай. А уже месяца через три ему разрешат на уик-энды уезжать домой.
– Слов нет, так приятно это слышать! Я очень тебе благодарен.
– Да, это вполне приличный результат. Тот факт, что я знал Ричарда по Кембриджу, с одной стороны, означал, что я внимательно слежу за его делом, а с другой – что у меня связаны руки. По той же самой причине я попрошу тебя никому не сообщать мое имя в социальных сетях, хорошо? Просто скажи, что тебе позвонил кто-то из министерских секретарей. Пять минут назад я разговаривал с сестрой Ричарда и попросил ее о том же. Слушай, мне нужно спешить – меня ждут на Даунинг, десять. Мои наилучшие пожелания вашей группе. А тебе – удачи в твоих профессиональных занятиях. Знаешь, Криспин, Ричарду очень повезло, что именно ты защищал на поле его угол, когда всем остальным было наплевать.
На последние два процента зарядки я послал поздравления Мэгги, сестре Ричарда, и попросил ее позвонить Бенедикту Финчу в «Piccadilly Review». Собственно, всю кампанию в СМИ вел как раз Бен. Результат был именно тот, которого мы и добивались всеми возможными способами – строили заговоры, льстили, умоляли, – однако радость моя тут же начала гаснуть. Все-таки именно я совершил то гнусное, непростительное злодеяние, из-за меня Ричард Чизмен оказался в тюрьме, но никто об этом даже не подозревает. «Ты мерзкий клятвопреступник и трус», – сказал я, обращаясь к исландскому безмолвию. Холодный ветер вздымал черную пыль; он делал так и прежде и будет делать это всегда. Я собирался попросить у груды камней исполнения одного своего заветного желания, но то мгновение уже миновало. Что ж, придется удовлетвориться тем, что есть. Большего я, видно, и не заслуживаю.
Но чем же я все-таки был занят, когда позвонил Фицсиммонс?
Ах да, фотография! Вот ее действительно жаль. И не просто жаль. Потерять эту фотографию для меня было все равно что снова потерять своих детей.
И я потащился вниз по склону к своему «Мицубиси».
Я знал, что фотографии там не окажется и нигде в другом месте ее тоже не будет.
19 сентября 2019 года
Сорок или пятьдесят двуногих в один голос вопили: «Смотрите, кит!»; «Где, где?»; «Вон там!» – и все это на пяти, шести, семи языках, пока лодка стремительно приближалась к дуге причалов. Люди старались поднять повыше всевозможные гаджеты, чтобы непременно запечатлеть шишковатый овал, вздымавшийся над кобальтовой поверхностью моря. Последовал мощный, как у паровоза, выдох, над дыхалом кита взлетел фонтан мелких водяных брызг, и ветер понес эту водяную пыль прямо на взвизгивающих и хохочущих пассажиров. Американский мальчик, примерно ровесник Анаис, поморщился: «Мам, с меня просто текут эти китовые сопли!» Но его родители, похоже, пребывали в полнейшем восторге. Через пару десятилетий они спросят у своего ставшего взрослым сына: «А ты помнишь, как мы в Исландии плавали на лодке и видели кита?»
С моей выгодной позиции – я стоял на капитанском мостике – мне был виден весь кит целиком; он был не намного короче нашей шестидесятифутовой посудины. «Как хорошо, что наше терпение все-таки в последнюю минуту было вознаграждено, – сказал седой гид, старательно подбирая английские слова. – Это горбатый кит – видите горбы у него на спине? Вчера во время утреннего рейса я видел здесь множество таких же китов и очень рад, что этот задержался и все еще вертится возле берега…» Мысли мои тут же уплыли куда-то не туда, и я задумался: а как киты выбирают друг для друга имена? И похоже ли ощущение стремительного плавания на ощущение полета? И страдают ли киты от безответной любви? И вскрикивают ли они, когда гарпун со взрывчаткой пронзает их тело? Конечно же, да! Такие существа должны кричать. Ласты кита были бледнее, чем верхняя часть его тела, и когда он ими шлепал по воде, я вспоминал, как Джуно и Анаис плавали на спине в бассейне. «Только не отпускай нас, папочка!» И я, стоя по пояс в воде в самой мелкой части бассейна, заверял их, что никогда их не отпущу, если они сами меня об этом не попросят, и они смотрели на меня, вытаращив глаза, полные самого искреннего доверия.