Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

Может быть, нам лучше какое-то время вообще ни о чем не говорить, если ты не против? Мне все еще больно, а я устал от боли. Извини и не обижайся. Будь здорова. К.

Я отправил свое послание и тут же пожалел об этом: мои слова звучали, пожалуй, слишком обиженно, даже с какой-то жалостью к самому себе. И шум реки вдруг показался мне раздражающе-громким: черт побери, как это Лакснесс ухитрялся тут работать? Собиравшиеся в небе облака были подбиты свинцового цвета опушкой, а не светло-серой, как обычно. Клонившийся к закату день с его пересекающимися значениями образовывал некий кроссворд, который мне было не разгадать, и это меня отнюдь не вдохновляло, как могло бы быть раньше. Я, конечно, не такой хороший писатель, как Хальдор Лакснесс. Я даже не такой хороший писатель, каким был Криспин Херши в молодые годы. Я просто такой же далекий от совершенства, а проще сказать дерьмовый, папаша, как и мой собственный отец, только его фильмы проживут гораздо дольше, чем мои чересчур многозначительные романы. Моя одежда была в полном беспорядке, хотя в половине восьмого была назначена лекция. Корочка на моих сердечных ранах еще похрустывала, и мне совсем не хотелось позволять Кармен, моей бывшей испанской возлюбленной, снова растравлять раны.

Нет. Мы не могли бы поговорить! Я выключил телефон.

* * *

– Итак, моя лекция называется «Как никогда

не думать об Исландии».

В Доме литературы собралось довольно приличное число людей, но, по крайней мере, половина из этих двух сотен явилась из-за концерта «Bonny Prince Billy», а немногочисленные обладатели благородных седин пришли, потому что любят папины фильмы. В зале было всего три знакомых мне лица: Холли, Аоифе и Орвара, бойфренда Аоифе. Они сидели в первом ряду, дружески мне улыбались и вообще всячески меня поддерживали.

– Это катастрофическое с точки зрения английского языка название, содержащее сразу два отрицания, – продолжал я, – образовано из апокрифического замечания У. Х. Одена, высказанного здесь, в Рейкьявике, и, насколько я знаю, с этой же самой кафедры, только он тогда выступал перед вашими родителями или вашими бабушками и дедушками. Оден сказал, что, хоть он и прожил жизнь, отнюдь не думая об Исландии каждый час или хотя бы каждый день, но тем не менее «никогда не мог не думать о ней». Как это изящно, как загадочно сказано! Ну, почему было просто не сказать: «Я всегда думал об Исландии»? А потому, разумеется, что двойные отрицания, недопустимые в английском языке, – это контрабандисты истины и самые умные цензоры на свете. И сегодня вечером я бы хотел поддержать это двойное отрицание Одена, – я торжественно поднял левую руку ладонью вверх, – а также его дважды осмысленное утверждение, что для того, чтобы писать, – я поднял ладонью вверх правую руку, – вам нужны карандаш или ручка и какое-то место, стол или кабинет, пишущая машинка или лэптоп, «Starbucks» поблизости и так далее. Впрочем, все это не имеет значения, потому что ручка и рабочее место – это просто символы, символы средств производства и традиций. Поэт пользуется ручкой, чтобы писать, но, разумеется, поэт не создает эту ручку. Он покупает, берет взаймы, наследует, крадет или еще каким-то образом добывает себе эту ручку. Сходным образом поэт существует внутри некой поэтической традиции, он пишет в рамках этой традиции, но никому из поэтов не дано в одиночку создать новую традицию. Даже если поэт берется за создание новой поэтики, он способен действовать, только отталкиваясь от уже существующего. Джонни Роттена не было бы без «Bee Gees». – Удивительно, но я так и не сумел высечь ни одной искры из моей исландской аудитории: может быть, «Sex Pistols» никогда не забирались так далеко на север? Холли улыбалась мне, и я, посмотрев на нее, вдруг встревожился, такой худой и измученной она мне показалась. – Возвращаясь к Одену, – продолжил я, – и к его «никогда не». Вот что лично для себя я извлек из этого выражения: если вы пишете художественную прозу или стихотворения на одном из европейских языков, то ручка, которую вы держите в руках, некогда была тем гусиным пером, которое держал в руке исландец. И совершенно не важно, нравится ли вам это, понимаете ли вы, что именно так. Если вы стремитесь выразить в своем прозаическом произведении красоту, правду и боль этого мира, если хотите углубить характер через диалог и действие, если пытаетесь в художественной форме объединить личные переживания, прошлое страны и политические события, то вы преследуете те же цели, что и авторы древних исландских саг, жившие в этих местах семь, восемь или даже девять столетий назад. Я утверждаю, что автор «Саги о Ньяле» использует те же самые нарративные приемы, которые впоследствии были использованы Данте и Чосером, Шекспиром и Мольером, Виктором Гюго и Диккенсом, Хальдором Лакснессом и Вирджинией Вульф, Элис Манро и Эваном Райсом. Какие именно? Перечисляю: психологическая сложность и постоянное развитие характеров; линия убийцы, завершающая центральную сцену; злодеи, способные на добродетельные поступки, и положительные герои, запятнанные злодейством; предзнаменования и ретроспективы; искусное введение читателя в заблуждение и так далее. Я отнюдь не пытаюсь сказать, что писатели Античности не знали всех этих приемов, но, – здесь я поставил на кон и свои козыри, и козыри Одена, – в исландских сагах впервые в западной культуре отчетливо проявляется творчество безвестных протороманистов. За полтысячелетия до появления печатного слова эти саги были, по сути дела, первыми в мире романами.

Люди в зале либо слушали меня очень внимательно, либо просто спали с открытыми глазами, и я решил сменить тему:

– Итак, достаточно о пере как орудии производства. Теперь о месте. С выгодной позиции континентальных европейцев Исландия, конечно, представляется некой лишенной лесов округлой скалой, где большую часть года очень холодно и где треть миллиона душ с трудом пытается выжить. Однако только на протяжении моей жизни Исландия целых четыре раза занимала первые страницы печатных изданий: в связи с «тресковыми войнами» в 1970-е годы; в связи с переговорами Рейгана и Горбачева о контроле над вооружениями; в связи с крушением лайнера в 2008 году; и в связи с извержением вулкана в 2010-м, когда огромное облако вулканического пепла парализовало все воздушное сообщение в Европе. Впрочем, любые блоки, как геометрические, так и политические, определяются своими внешними границами. Как ориентализм вводит в соблазн воображение определенного типа западных европейцев, так и для определенного типа жителей южных широт Исландия является источником притяжения, и это притяжение значительно превосходит и ее земную массу, и ее культурный вклад в мировую сокровищницу. Греческий картограф Пифей, живший примерно в 300-м году до нашей эры, то есть во времена Александра Македонского, в насквозь пропеченной солнцем стране на краю Древнего мира, весьма далеком от Исландии, постоянно ощущал силу притяжения вашей страны и поместил ее на свою карту, назвав «Ультима Туле» [208] . Ирландские отшельники-христиане, которые выходили далеко в море на рыбачьих лодках из ивовых прутьев, обтянутых кожей, тоже чувствовали притяжение вашего острова. Его ощущали и те, кто в десятом веке бежали от гражданской войны в Норвегии. Это их внуки написали знаменитые саги. Сэр Джозеф Бэнкс [209] , а также немало викторианских ученых, количества которых вполне хватило бы, чтобы потопить баркас, а также Жюль Верн и даже брат Германа Геринга, которого «высмотрели» здесь еще в 1937 году Оден и Макнис [210] , – все они чувствовали притяжение Севера, вашего Севера, и все они, как мне представляется, подобно Одену «никогда не могли не думать об Исландии».

208

Туле – самый северный остров, который удалось посетить Пифею, и впоследствии это название толковали по-разному, в том числе и как Исландию; во всяком случае Ultima Thule – то есть еще более северная земля – вполне могла быть Исландией.

209

Джозеф Бэнкс (1734–1820) – английский натуралист.

210

Луис

Макнис (1907–1963) – родившийся в Ирландии британский поэт и исследователь классической литературы.

Сделанные в форме НЛО светильники Дома литературы мигнули и вспыхнули.

– Писатели создают свои произведения не в пустоте. Мы работаем в том или ином вполне определенном физическом пространстве – в кабинете или ином помещении; а в идеале – в таком доме, как Глюфрастейн, созданный Лакснессом. Однако мы также творим и внутри некоего воображаемого пространства, среди коробок, клетей, полок и шкафов, полных… и мусора, и сокровищ, хотя и то и другое, безусловно, культурного происхождения. Это и детские песенки, и колыбельные, и мифы, и легенды, и всевозможные истории, и анекдоты – все то, что Толкиен называл «компостной кучей»; к ним же относятся и разнообразные мелочи личного характера – телепередачи, которые ты видел в детстве; доморощенные космологические истории, которые рассказывали тебе родители, а несколько позже – собственные дети. К этому же пространству, разумеется, относятся и карты – как выдуманные, так сказать ментальные, так и настоящие, имеющие основу и края. Так вот для Одена, как и для многих из нас, самое интересное и увлекательное – это то, что находится за пределами настоящей карты…

* * *

Холли снимала здесь квартиру с июня, но уже через пару недель собиралась возвращаться к себе в Рай, так что в квартире был минимум мебели, и она производила впечатление очень просторной, очень чистой и очень аккуратной – сплошь ореховые полы и кремовые стены; а из окон открывался чудесный вид на горбатые крыши Рейкьявика, спускавшиеся к чернильно-синему заливу. Уличные фонари точками светились в северных сумерках и становились все ярче по мере того, как меркли свет и краски дня; в гавани сверкали огнями три круизных лайнера, похожие на три плавучих Лас-Вегаса. На том берегу залива полнеба закрывала длинная гора, похожая на кита, но толком разглядеть ее не удавалось из-за низкой облачности. Орвар сказал, что эта гора называется Эсья, но признался, что сам никогда на нее не поднимался, потому что она «вроде как прямо тут, за порогом». Я же все время пытался подавить сразу же возникшее и постоянно усиливавшееся желание остаться здесь жить; думаю, это желание возникло у меня из-за полнейшего отсутствия на тот момент реалистического отношения к жизни: вряд ли я оказался бы способен прожить хотя бы одну зиму в условиях, когда световой день длится не более трех часов. Холли, Аоифе, Орвар и я поужинали вегетарианской мусакой, которую заполировали парой бутылок вина. Они расспрашивали меня о моем недельном путешествии по Исландии. Аоифе рассказывала, как летом работала на раскопках поселения Х века недалеко от Эгильсстадира, и все время старалась втянуть в разговор очень милого, но тихого и предельно молчаливого Орвара и заставить его поведать о том, как он на основе генетической базы данных создал карту всего населения Исландии. «Более восьмидесяти женщин оказались носительницами ДНК коренных жителей Америки, – сообщил мне Орвар. – Это доказывает, причем вполне основательно, что саги Винланда основаны на исторической правде, что это не попытка выдать желаемое за действительное. По женской линии также очень много носителей ирландских ДНК».

Аоифе описала особое устройство, с помощью которого каждый ныне живущий исландец может узнать, не является ли он родственником – и если является, то насколько близким, – любому другому ныне живущему исландцу. «Им давно уже было необходимо, верно, Орвар? – Она ласково погладила руку Орвара, лежавшую на столе. – Чтобы избежать неловких утренних сомнений типа «Неужели, клянусь именем Тора, я только что трахал свою собственную кузину?».

Бедный парень покраснел и пробормотал что-то насчет выступления какой-то группы, которое скоро начнется. Каждый в Рейкьявике, кому еще нет тридцати, тут же пояснила Аоифе, состоит по крайней мере в одной музыкальной группе. После чего они оба встали и собрались уходить, пожелав мне bon voyage [211] , поскольку я рано утром уже должен был уезжать. Я получил нежный поцелуй от Аоифе, точно дядюшка от любимой племянницы, и крепкое рукопожатие от Орвара, который только в последний момент вспомнил, что принес мне на подпись «Сушеные эмбрионы». Пока Орвар шнуровал свои высокие ботинки, я пытался придумать что-нибудь умное, особенное, чтобы осталась память об этой встрече, но ничего путного так и не придумал.

211

Счастливого пути (фр.).

Орвару от Криспина с наилучшими пожеланиями.

Я изо всех сил старался быть умным с тех пор, как написал «Ванда, портрет маслом».

Но как только перестаешь стараться, черт побери, сразу возникает ощущение такой свободы!

* * *

Я мешал, мешал, мешал ложечкой чай, пока листики мяты не превратились в ярко-зеленых рыбок-гольянов в водовороте чая.

– Последним гвоздем в гроб наших с Кармен отношений стала Венеция, – рассказывал я. – Если я никогда больше не увижу этого города, то умру счастливым.

Холли выглядела озадаченной:

– А мне Венеция показалась такой романтичной…

– В том-то и беда! Это же просто невыносимо – хрен знает сколько красоты! Эван Райс называет Венецию «столицей разводов» – и действие одной из лучших своих книг переносит именно туда. Это книга о разводе. Венеция – это человечество в своем перезрелом состоянии, а может, что гораздо хуже, в состоянии разлагающегося трупа…

Черт меня дернул сделать подобное «умное» замечание по поводу какого-то кошмарного, драного зонтика, который Кармен зачем-то купила, – ей-богу, я такие вещи говорю по двадцать раз на дню; но тут она вместо того, чтобы ловко посадить меня в лужу, почему-то с прискорбным видом поджала губы – вроде как «Напомните мне, зачем я трачу последние дни своей молодости на этого противного колючего старикашку?» – и пошла себе через площадь Святого Марка. Одна, естественно.

– Ну что ж, – нейтральным тоном заметила Холли, – у всех бывают плохие дни…

– Это было немного похоже на описанное Джойсом богоявление – во всяком случае, мне так кажется. Но я ее не виню. Ни за то, что порой явно вызывал у нее раздражение, ни за то, что она меня бросила. Когда ей будет столько лет, сколько мне сейчас, мне уже стукнет шестьдесят восемь, просто кошмар! Любовь, может, и слепа, но совместная жизнь высвечивает особенности каждого не хуже самых современных рентгеноскопических приборов. В общем, Холли, весь следующий день мы ходили по музеям, обходя их один за другим, но не вместе, а как бы порознь. И когда мы прощались в аэропорту Венеции, ее последними словами было: «Береги себя»; так что когда я приехал домой, у меня в электронной почте уже висел «Dear John» [212] . Не могу сказать, чтобы это стало для меня неожиданностью. Мы оба уже имели печальный и отвратительный опыт развода, и одного раза было вполне достаточно. Мы сошлись на том, что останемся друзьями, будем обмениваться поздравительными открытками на Рождество и общаться друг с другом без малейшей злобы. И, возможно, никогда больше не увидимся.

212

Dear John letter (англ.) – письмо, которое женщина посылает своему бойфренду, чтобы сообщить, что больше его не любит.

Поделиться:
Популярные книги

СД. Восемнадцатый том. Часть 1

Клеванский Кирилл Сергеевич
31. Сердце дракона
Фантастика:
фэнтези
героическая фантастика
боевая фантастика
6.93
рейтинг книги
СД. Восемнадцатый том. Часть 1

Вторая невеста Драконьего Лорда. Дилогия

Огненная Любовь
Вторая невеста Драконьего Лорда
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.60
рейтинг книги
Вторая невеста Драконьего Лорда. Дилогия

Вечная Война. Книга VII

Винокуров Юрий
7. Вечная Война
Фантастика:
юмористическая фантастика
космическая фантастика
5.75
рейтинг книги
Вечная Война. Книга VII

Темный Патриарх Светлого Рода 6

Лисицин Евгений
6. Темный Патриарх Светлого Рода
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Темный Патриарх Светлого Рода 6

Не верь мне

Рам Янка
7. Самбисты
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Не верь мне

Неудержимый. Книга III

Боярский Андрей
3. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга III

LIVE-RPG. Эволюция-1

Кронос Александр
1. Эволюция. Live-RPG
Фантастика:
социально-философская фантастика
героическая фантастика
киберпанк
7.06
рейтинг книги
LIVE-RPG. Эволюция-1

Колючка для высшего эльфа или сиротка в академии

Жарова Анита
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Колючка для высшего эльфа или сиротка в академии

Адский пекарь

Дрейк Сириус
1. Дорогой пекарь!
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Адский пекарь

Я до сих пор не князь. Книга XVI

Дрейк Сириус
16. Дорогой барон!
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я до сих пор не князь. Книга XVI

Огненный князь

Машуков Тимур
1. Багряный восход
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Огненный князь

Царь поневоле. Том 1

Распопов Дмитрий Викторович
4. Фараон
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Царь поневоле. Том 1

Конструктор

Семин Никита
1. Переломный век
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
4.50
рейтинг книги
Конструктор

Сильнейший ученик. Том 2

Ткачев Андрей Юрьевич
2. Пробуждение крови
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Сильнейший ученик. Том 2