Просветленные рассказывают сказки. 9 уроков, чтобы избавиться от долгов и иллюзий и найти себя
Шрифт:
И он протянул мне еще одну банку, меньше предыдущей, на две трети наполненную водой, из которой торчал синий аккуратный цветок, слегка похожий на ромашку.
– Это зачем? – спросил я настороженно.
– Не бойся, не укусит, – брат Пон рассмеялся. – Красивый, правда?
– Очень, – признал я.
Аккуратные, будто вырезанные, лепестки; в голубизне каждого видны темно-синие, словно волокна из сердцевины грозовой тучи, прожилки; по краям еле заметная бахрома. В центре же, там, где у ромашки желтое и мохнатое, здесь было нечто фиолетовое и, казалось, фасетчатое,
– Я знал, что тебе понравится, – монах вручил мне банку. – Теперь созерцай это. Смотри на него до тех пор, пока красота для тебя не превратится в уродство, пока облик, радующий твой взор, не начнет вызывать неприязнь, отвращение и прочие гадостные чувства.
– Но как? – спросил я.
– Поставь его так, чтобы было удобно смотреть, – посоветовал брат Пон. – Сосредоточься, разглядывай внимательно, переводи взгляд с лепестка на лепесток, с одного элемента на другой, и в процессе не отвлекайся, не позволяй лишним мыслям увести тебя в сторону…
Я поместил банку перед собой и уставился на цветок как на врага.
– Нет, так не годится, – тут же вмешался брат Пон. – Он же красивый, так? Необходимо осознавать эту красоту – это отправная точка для практики.
Я сделал лицо попроще и начал изучать цветок, водя глазами туда-сюда: этот лепесток чуть меньше, чем тот, и темно-синие прожилки на нем расположены теснее, другой с одной стороны лишен бахромы, и ведь сережки такого цвета носила моя подружка, как ее…
– Не отвлекаться! – возглас брата Пона заставил меня вздрогнуть.
Снова: лепесток, другой, третий, заново… лети-лети, лепесток, через запад на восток, через север, через юг…
– Не отвлекаться! – повторил монах сурово.
Третий раз.
Я поместил бан ку перед собой и уставился на цветок как на врага.
С четвертого у меня получилось более-менее, я смог глядеть на цветок, не задремывая, не позволяя мыслям захватить меня и не забывая о его красоте. Только вот красота эта стала еще ощутимее, я не просто осознавал ее, я чувствовал ее физически, как приятное теплое давление на лицо, на глаза, на мозг, на все тело!
Это было очень странно, поскольку я осознал, что именно так и воспринимал красивые вещи всю жизнь, не разумом, а словно всем существом.
– Отлично, – отметил мой прогресс брат Пон. – Теперь отталкивайся от нее… Отталкивайся… Вопрос «как» не имеет смысла, поскольку подсказать тебе я не смогу. Никто не сможет… у каждого из нас свой способ преодолеть эту границу, их много, они разные…
Как найти уродливое в столь гармоничном, изящном объекте?
Разве что в самом центре, где поблескивает нечто, похожее на глаз насекомого. Хотя нет, это скорее драгоценный камень, пусть затянутый патиной, но все равно очень красивый.
Я уставился на него так, что заболели зрачки, и тут произошло нечто странное: фасетки словно отделились друг от друга, я увидел их как набор отдельных кусочков, осколков, лежащих на черной поверхности, лишенных какой-либо привлекательности. Случилось это так неожиданно, что я вздрогнул, и все стало как обычно.
– Снова, – проговорил брат Пон. – Ты был на верном пути.
Теперь я понимал… хотя нет, не понимал, просто неким образом знал, чего именно хочу добиться, и действовал с куда большей уверенностью: сосредоточение, взгляд по лепесткам, потом в центр, чтобы воспринимать цветок целиком, периферическим зрением, а затем сделать так, чтобы он превратился из единого объекта в набор деталей, ничем не связанных помимо того, что волею случая они оказались рядом.
И ведь красивым мне кажется цветок сам по себе, а не комплект его кусочков!
В какой-то момент я перестал понимать, на что именно смотрю, сознание то ли помутилось, то ли отключилось совсем, но объект перед моими глазами не вызывал каких-либо эстетических чувств.
– Двигайся дальше, дальше, – я понимал, что слышу тихий голос брата Пона, но его слова не вызывали ни мыслей, ни эмоций, вообще ничего. – Только не напрягайся… Дальше, дальше…
Распад продолжился, теперь я воспринимал сетку из темно-синих волокон и голубую плоть цветков отдельно друг от друга – первая словно лежала на обрывках шелковистой ткани. Картина показалась мне странной и неприятной, поскольку ничего подобного я никогда в жизни не видел и словно оказался на другой планете, где течет совершенно чуждая людям жизнь.
А потом я моргнул в очередной раз и понял, что смотрю на цветок, стоящий в банке с водой, а солнце разогнало туман и понатыкало между деревьями длинных желтых столбов.
– Ощутил? – спросил брат Пон.
– Да… – сказал я потрясенно. – Это было… это было… оно… ну…
– Но сейчас цветок снова красивый? – прервал монах серию моих бессвязных восклицаний.
Я пригляделся.
Да, красота никуда не делась, не пожухла и не растворилась, но теперь я видел в ней определенный налет искусственности, вычурности, и это вызывало мысли о подделке и непонятное, хотя и слабое раздражение.
– Красивый, – буркнул я, понимая, что мне не хватает слов, чтобы выразить мысли, – только иначе…
– Так и должно быть, – брат Пон хлопнул в ладоши. – Значит, ты добился цели. Только не преисполняйся гордости – это всего лишь первый шаг, а их предстоит сделать тысячи. К созерцанию цветка ты вернешься завтра на рассвете, а сейчас поднимайся и отправляйся за водой.
Я поскреб в затылке и с унынием подумал, что завтрака сегодня мне не предложат. И это после жалкого подобия ужина, доставшегося мне вчера?
К разговору об абсолютных качествах мы вернулись в разгар дня, когда я меньше всего этого ожидал.
Святилище Тхам Пу не поражало роскошью, как некоторые храмы Бангкока, и статуя Будды не могла похвастаться золочением – простое изваяние, грубо высеченное из камня. Но зато внутри прохлада властвовала даже в самый зной, поэтому мы сидели там, а не снаружи.
– Продолжим, – сказал брат Пон, и я непонимающе посмотрел на него.
– Ты думал, это все? – монах усмехнулся. – Когда красивое становится уродливым? А наоборот?