Просветленные рассказывают сказки. 9 уроков, чтобы избавиться от долгов и иллюзий и найти себя
Шрифт:
Я вздохнул.
Теперь я видел в красоте налет искусственности, и это вызывало мысли о подделке.
Вторая банка, предъявленная мне братом Поном, мало отличалась от первой, вот только в ней не было воды, а на дне свернулась в кольцо самая отвратительная многоножка, которую я когда-либо видел. Покрытое щетинками тело, судорожно дергающиеся конечности, такие жвала, что Чужой из старого фильма позавидует.
– Ядовитая? – спросил я.
– Наверняка. Хочешь проверить? – и брат Пон наклонил банку так, будто собирался вывалить
Я отпрянул и едва не свалился на спину – так что пришлось опереться на руку.
– Не бойся, – сказал монах с проказливой улыбкой. – Ты мне нужен живым. Конечно, твое «я» я постараюсь убить, но яд тут не поможет… Что делать понимаешь?
Я мрачно кивнул.
– Разглядывать это… эту живность, пока она не покажется мне воплощением красоты.
– Верно! Приступай.
Я осторожно принял банку, и многоножка внутри зашевелилась, подняла голову.
Как может подобное существо вызвать что-то, кроме омерзения и неприязни? Чтобы любоваться ей, нужно быть полностью свихнувшимся маньяком, который ест на завтрак человеческую печень и коллекционирует глазные яблоки приглянувшихся дамочек.
Но отступать мне было некуда, и я принялся за дело.
Сосредоточиться, заполнить сознание образом длинного тела, многочисленных ног, узора на спине, где бурые пятна чередуются с лимонно-желтыми и бледно-зелеными: идеальная маскировка в опавшей листве джунглей. Забыть о том, где ты и кто ты, помнить только о том, что перед тобой, какие чувства оно у тебя вызывает.
И не отвлекаться, не отвлекаться!
На этот раз мне пришлось труднее, чем утром: первую фазу я преодолел быстрее, а потом застрял – многоножка так и оставалась собой, никак не желала распадаться на «запчасти».
– Негативные чувства обычно сильнее позитивных, – заметил брат Пон, наблюдавший за моими потугами. – Не напрягайся, работай, и эффект придет – обязательно, поверь мне.
Я хмыкнул и продолжил упражнение.
Не знаю, сколько времени прошло – даже будь у меня часы, я не имел возможности на них взглянуть, – но в один момент существо в банке превратилось в червяка и две полоски бахромы, лежащих рядом с ним. Я вытаращил глаза, боясь даже моргать, чтобы эффект не исчез, но через несколько секунд не удержался, и все стало как обычно.
– Еще раз, – брат Пон был неумолим. – До тех пор, пока не получится. Сегодня. Первый раз самый важный, дальше будешь практиковаться сам.
Я снова прошел все те же стадии, не обращая внимания, что ноет спина и болят ноги, затекшие от непривычной позиции – не поза лотоса, конечно, но ведь и не на стуле. Многоножка распалась на фрагменты, и я понял, что разглядываю нечто вроде свернутой из нескольких цветастых платков трубочки, увешанной блестками и висюльками.
Красивой она не выглядела, но и уродливой тоже не казалась.
Трубочка превратилась в браслет из непонятного материала, и даже когда он задвигался, расстегнулся и застегнулся, картинка не исчезла. Я хоть и вспомнил, что передо мной, но опасную ядовитую тварь, неприятного обитателя джунглей не увидел. Некоторое время я просидел, вытаращив глаза, а затем брат Пон мягко похлопал меня по плечу.
– Достаточно, – сказал он. – Это красивое существо поступает в твое распоряжение. Будешь разглядывать его в полдень.
– Э… – держать многоножку, пусть и в банке, у себя в хибаре мне совсем не хотелось. – Может, не надо? Я вроде добился успеха, все у меня получилось как нужно.
– Надо-надо, – монах погрозил мне пальцем. – Один раз не значит вообще ничего. Красивая картинка, игры разума, все это так легко забывается… и вспомни о нашей цели. Зачем мы все это делаем?
– Зачем? – я, честно говоря, несколько увлекся процессом.
– Мы пытаемся уничтожить, разрушить твое «я», – мягко напомнил брат Пон. – Главную иллюзию, которая мешает тебе, приносит бесконечное страдание и повинна в том, что ты переполнился до опасной степени и едва не погиб.
– Ну так уж и «погиб»… – проворчал я.
– На данный момент для всего мира ты – считай, что мертв, – прозвучало это достаточно сурово. – И вообще, тот, кто погружен в круговорот смертей и рождений, не знает вкуса истинной жизни. Страдание от боли телесной, страдание от того, что все изменчиво и непостоянно, страдание от невозможности избегнуть самого страдания – такова награда тому, кто цепляется за личность, за то, что он есть, чего достиг и чем владеет!
После этих слов на меня накатила печаль. Я начал вспоминать, чего на самом деле добился, – сам сделал себя человеком; выучился без помощи родителей; построил бизнес без богатого дяди; выжил в девяностые, когда сыграть в ящик было так же легко, как и сорвать куш; сумел перебраться в Таиланд, под пальмы; добился не одной красивой женщины; прочел много умных книг…
И что, от всего этого придется отказаться, выкинуть как балласт с падающего воздушного шара?
Кем я тогда стану? Идиотом с очищенным сознанием, фанатичным сектантом? Какая такая свобода, о которой говорит этот монах, существует ли она или это рассказы для легковерного придурка из фарангов?
– А кто сказал, что будет легко? – напомнил о себе брат Пон.
Да уж, мои мысли явно написаны на лице, да еще и заглавными буквами.
Для работы с абсолютными качествами совершенно не обязательно использовать цветок и многоножку, можно взять то, что есть у вас под рукой: один предмет, который кажется вам очень красивым, и другой, вызывающий лишь негативные чувства. Главное, чтобы они всегда имелись в наличии и были удобного для практики размера, – большую статую или мусорный бак в карман не положишь и на стол не поставишь.
Созерцание лучше начать с установления внимания – добиться того, чтобы вы могли смотреть на выбранный предмет не менее пяти минут, не отрываясь и не отвлекаясь. Только после этого имеет смысл переходить к описанной выше практике, при этом лучше разносить по времени работу с «красивым» и «отвратительным» предметами. Например, первый созерцать утром, а на второй тратить некоторое количество времени вечером.