Противостояние душ
Шрифт:
— Этьен, — прорычал Гаррет, — выйди, дай мне поговорить со своим соулом.
— С чего бы вдруг, Ти, уходить из его комнаты? — рассмеялся Блонд, — к тому же я в восторге от его общества и буду скууучать, — протянул Андерс.
— Гаррет, садись, — сказал Реми, — выпей с нами. Текила, виски, ром, коньяк?
Гаррет не успел ответить, потому что влетел перепуганный Габриэль. Заводил глазами и, увидев что трупов и крови нет, выдохнул.
— Ну? Спросил у своего блондина что он делал ночью? — подначил Гейб Хоука, — а я могу сказать, твой соул свалил из твоей постельки позвал моего соула и они всю ночь трахались. Например, в малых тренировочных залах удобные маты, или в библиотеке в креслах, или в столовой на столе… да где
Потом Гаррет перевел взгляд на блондина. — Это правда?
— А тебе вообще какое дело, Габриэль? — вдруг фыркнул Андерс, — если тебя так интересует и я, и Этьен универсалы. Так что он меня, а потом я его. Вообще роли не играет. Такой как ты, который только и грезит как бы залезть ко всем в постельку, вообще не имеет нам с Ти права указывать. Он твой соул, но более вас ничего не связывает. Он волен спать где угодно, с кем угодно и когда угодно. К тому же я куда привлекательнее и сексуальнее тебя, — произнёс Блондинчик.
— Тем более нам с Блондином не впервой, — усмехнулся Реми, — у нас очень страстные ночи были в Ордене, да и здесь, когда я приехал.
— Кто тебя спрашивает, — возмутился Гейб. — это наше с Эти дело.
— Гейб, помолчи, — нахмурился Гаррет. Он не сводил глаз с Андерса. — Анди, сегодня ты спал с Гамбитом?
Гейб снова встрял: — Это сегодня я заметил только, — прорычал он, — а до этого каждую ночь наверняка тоже трахались.
— Не смей указывать Андерсу его это дело или нет, — подскочил Гамбит, — из всех присутствующих в комнатке Ди мне куда дороже каждого из вас. Вы вообще ничего не подзабыли? Вас же раздражают наши обнимашки, наше поведение. А ты Гаррет как Андерса называл “Это”? Какое вам дело, что мы делали и как часто мы это делаем? Может, мы и занимаемся любовью каждую ночь. Вас не касается. Особенно тебя, — обратился он к Гейбу, — иди покадри Тора, а ко мне не лезь.
Андерс молча смотрел на Этьена и молчал, потягивая Дайкири. Все-таки опрокидывать стопки с текилой сейчас было бы неудобно.
— Мы, кажется, прошли этот этап, Этьен, — проговорил Гаррет, он все не сводил глаз с блондина, — и я все еще не получил ответ от своего соула. Но я думаю по молчанию Анди, что всё-таки ответ да. Я расстроен. И… разочарован, — он развернулся и вышел из комнаты.
Гейб хмыкнул. — Я думал, он устроит тут Армагеддон. Он сюда бежал с мечом наперевес.
Этьен вышел из комнаты и догнал Гаррета.
— Ты, Хоук, идиот, — сказал Этьен, останавливая парня, — вполне может быть Андерс — лучшее, что случалось с тобой в этой жизни. Уж я-то знаю. Весь Орден, кроме Андерса, по-моему был в курсе моих чувств. Вот только с Блондином я не спал ни сегодня, ни вчера, ни разу после того, как у вас все началось. Не знаю, что уж там у вас, но факт остается фактом. Мы были в зале и пили текилу всю ночь. Потому что ему плохо, ему до сих пор плохо. А к кому может пойти Андерс, чтобы рыдать на плече, чтобы его обнимали? Куда он пойдёт, чтобы быть слабым? Уж явно не к могучему викингу, который презирает слабость. Который ржал над проявлениями чувств. Может, это и в прошлом. Только вот Андерс пред тобой до сих пор не может позволить себе быть слабым, а передо мной — может.
Гаррет молча смотрел на него. Потом вздохнул. — Ну что ж. Могу лишь поблагодарить тебя за то, что ты рядом с ним и помогаешь ему, — он похлопал парня по плечу, — пойдём, выпьем.
Когда зашел обратно, ребята оба были на тех же местах. Гаррет молча налил себе виски в стакан и сел на пол возле кресла, в котором сидел Андерс.
— Гаррет? — Гейб поднял бровь.
— Я понял и простил, — хмыкнул Гаррет, прижимаясь плечом к ноге Блондина.
— Эти, — повернулся Гейб к Гамбиту, — идем поговорим.
— Подорвался и несусь, — хмыкнул Этьен, — смотри
Когда за ребятами закрылась дверь, Гаррет поднял взгляд на соула.
— Анди, я… я в утешении плоховат. Да и не всегда распознаю, когда тебе нужна поддержка. Мне нужны подсказки, мой соул… я недостаточно понятлив.
— Лучше ты будешь думать, что я сплю с Этьеном, чем я буду показывать свою слабость, — не глядя на своего соула, ответил Блондин, — ты слишком сильный. И все это ваше изначальное отношение к проявлению чувств. Вы в любом случае считаете это слабостью. И это не изменится сколько бы времени не прошло. У нас разное восприятие мира. И я стараюсь быть сильным, — закончил Андерс.
— Анди, — протянул Гаррет, он обнял блондина за ногу, смотря снизу вверх в глаза Андерса. — Но я не хочу, чтоб ты был сильным. Был как мы гребаным роботом. В твоей открытости, чувственности, сердечности — в этом твоя прелесть. Твоя фишка. И это не слабость, это нормальность. Быть искренним и открытым — это не слабость. А быть чурбаном, — он ткнул пальцем в себя, — это тупая сила. Бесполезная.
— Что-то раньше ты так не думал, — усмехнулся парень, глянув на соула, — что же вдруг изменилось-то? Я как понимаю, Эт сказал тебе, что у нас ничего не было?
— Я всегда так думал, соул, — улыбнулся Гаррет, — просто молчал об этом. Он не только это сказал. Еще о том, что тебе нужна поддержка. И что он твой друг, а изменилось, мой соул, лишь то, что ты поселился в моем сердце. И так там окопался, что и не выковырять ничем.
— Я всегда чувствовал себя виноватым, — вдруг выдохнул Андерс, — а Кен, она не злилась, никогда не злилась. Я не понимал сначала, что делаю. Мне казалось, что если она не показывает, что ей больно — значит, ей не больно. Только потом год спустя — я застал её в слезах и она все вывалила. А я дурак. Я не видел, что она не забыла Этьена, что мир рухнул вокруг неё, когда он её бросил. Бросил из-за меня. Из-за дурацких чувств, на которые я все равно не мог ответить. И это клубок из дурацких чувств так запутался, что мы непроизвольно делали друг другу больно. Но они никогда не винила ни меня, ни его. Терпела, смотрела, как мы с ним зажигаем. А потом стало легче, чувства, когда не встречают ответа притупляются. Проще заглушить в себе неправильное, глупое чувство, чем потерять друга. И мы научились с этим жить. А потом был Сон и все окончательно наладилось. Она была счастлива с Зевраном. Я же видел. Она Этьена так не любила. Мне страшно. Потому что я помню её весёлой, счастливой. Помню, как она любила всех нас. Семья… — хмыкнул парень, — никто не говорит этого вслух, поскольку бояться, пытаются загнать куда-то вглубь себя, но кого мы найдём, Гаррет? Кого мы найдём в той лаборатории после всего того, что с ними сделали? Если нас схватят у нас будет выбор, — он посмотрел на кулон на своей шее, — и я уверен, что это лучший выбор, но у них его не было. Кто ждёт нас там… Я даже боюсь об этом думать.
— Мне кажется, это не важно кого найдем, — покачал головой Гаррет, — ты, мы все — все равно их любим, будем любить. Мы поможем им, мы вытащим их, мы залечим их раны. Возможно, понадобится много времени, но мы поможем им забыть все. Бальт уверен, что Зев не сломается. А если Зев не сломается, значит, Кен будет в него верить и будет держаться изо всех сил. А значит, самое главное они сберегут. Свою веру, любовь, свою внутреннюю суть, и это главное. Иди ко мне, — он облапил парня и стащил его к себе на пол, усаживая рядом, обнимая так крепко, словно пытался укутать руками. — Мне тоже страшно, Анди, — проговорил он в светлые волосы. Они пахли чем-то неуловимо знакомым и таким родным, что он невольно улыбнулся, — но я нужен тебе, нашим друзьям, и поэтому я тут. И буду рядом все время.