Противостояние
Шрифт:
— Не понял, — подобрался Санин. — Что стряслось, Владимир Савельевич?
— Так… подрались наши павлины, понимаешь, за призовой взмах ресниц одной нашей местной королевны, — хмыкнул. — Пацанята. Та их развела, как цыплят, а они сцепились.
— Это кто с кем? Кто там у нас с ресницами?
— Да Осипова Синицина с новеньким столкнула, Гаргадзе. Горячий парень, ревности не сдержал и вломил нашему Кириллу по самое не хочу.
Санин нахмурился, изучая сияющее лицо политрука:
— А чему вы радуетесь, Владимир Савельевич? —
— Жизнь, — развел тот руками. — Налаживается! Война к концу подходит! Страсти кипят не военные — что ни наесть, самые обычные, человеческие!
— Хреновая дисциплина!
— Да ладно, — отмахнулся и головой качнул, ухмыляясь. — Это тебе майор шпилька.
— Миша!! — гаркнул ординарца Санин. Того с лавки скинуло, шинель в одну сторону, ноги в другую. Заметался спросонья, очнулся, вытянулся перед Николаем:
— Лейтенантов Синицина и Гаргадзе ко мне. Быстро!
— Сщаз!
— Какой "щаз"?! Так точно!
— Точно, точно, товарищ майор, — и вылетел, чуть лбом косяк блиндажа не снеся.
— Распоясались, мать твою! — проворчал в сердцах Санин. Так и знал, устроит Осипова что-нибудь, чуял, по взглядам да откровенным заигрываниям судил. Ему на нервы давила, так и не сообразив, что плевать ему, с кем она закрутит.
Немного, в блиндаж лейтенанты ввалились, друг друга отпихивая как бойцовские петухи. Вытянулись перед майором. Следом капитан протиснулся, плащ-палатку, что вместо двери навешана была отогнул, поглядывая на командира за спинами своих «орлов».
Ну, понятно, своих Грызов всегда прикрыть готов.
Николай смотрел на расписные морды мужчин и желваками на лице играл: петухи, точно. Идиоты, малолетние! У одного «фонарь» под левым глазом навешан, у второго под правым. Красота!
— Боевые командиры? Я вас спрашиваю, какого хрена вы мне в батальоне устраиваете?!! Под трибунал захотели?!!
— Никак нет! — дружно гаркнули дуэтом, вплотную друг к другу притиснувшись.
Это немного Николая утихомирило.
Пацаны, действительно, что с них возьмешь. Натравила дура, а те без ума и разума.
— Доложите об инциденте!
— Никакого инцидента, товарищ майор, — вытянувшись заверил Синицин. А вроде опытнее, не первый месяц на фронте.
— Что вы не поделили с лейтенантом Гаргадзе? Ну?!
— Да… Столкнулись у сортира, — уставился в потолок мужчина.
За спиной Санина приглушенный смешок послышался — Семеновского разбирало. Замполит, мать его, тоже!
— После наступления, обоих на "губу"! — процедил.
— Так точно, — заверили опять дружно.
— Можно идти, товарищ майор? — спросил Отар.
— Через пять часов наступление!
— Мы готовы, — заверил Синицин.
Дети малые, неужели неясно, что через каких-то пять часов им не до Милочки — стервы-девочки будет?! Что и тот и другой могут погибнуть, и плакать она по ним не будет. Играет стерва сердцами, как жонглер в цирке шарами, а эти и повелись. Полудурки.
— Свободны! На свои позиции и не шагу от своих взводов! — рявкнул, сатанея за пацанов. — До наступления себя целыми сохранить не могут, боевые офицеры!
Те развернулись и вышли вместе с Грызовым. Тот нарываться не стал, все правда после наступления само уляжется, а нет, так поговорит с Саниным. Мальчишки, чего уж. Но без претензий друг к другу же. Тихо, по-мужски, встретились, вопрос обсудили. Да, кулаками, ну, что ж теперь. И такое бывает.
— Лейтенанта Осипову, ко мне! — рыкнул Николай уже Михаилу.
Он нос почесал, поглядывая на майора — смешно было наблюдать, когда Николай Иванович сердился. Ну, прямо гроооозеен, ага! Фырр! Ха! Салаг только и пугает, а Миша пуганный, знает, что Санин человек не злой, отходчивый. Вломить конечно может, мама не горюй, но то по делу и строго не вынося сор из избы, то есть из родного батальона. Ну, вот сейчас, чего завелся? «Трибунал», как же. Ага. Станет он лейтенантам карьеру ломать из-за дуры связистки? Не-а! Поорет, погрозит, а ни «губы» лейтенантам не будет, ни с Осиповой ничего не сделает.
И ошибся на счет последней.
— Лейтенант Осипова, после наступления я буду ходатайствовать о переводе вас в другую часть, — сказал ей сходу, как отрезал.
Она растерялась, замерла у порога, не зная, что сказать, за что немилость такая. На Санина и Семеновского таращилась. На Михаила покосилась. Тот плечами пожал: сам не ожидал, и бочком в свой закуток, чайник согреть.
Семеновский крякнул. Поерзал, на суровую физиономию Николая поглядывая и, вышел: пусть-ка сами разбираются. Пристрастие у Осиповой к Санину давнее — не ему в их разборки лезть.
Николай ухом не повел, письмо дописывал, и даже забыл, что Осипова здесь.
Глянул, взгляд ее почувствовав, лист отодвинул, закурил:
— Вам что-то не понятно, лейтенант?
— За что? — чуть не плакала та.
— За разболтанность, за подрыв дисциплины в части, за адюльтеры! — процедил. — Ты когда мужиков стравливала, что хотела? Чтоб я за это тебя по голове погладил?
— Манакова вон тоже, крутит! — всхлипнула, нервно выкрикнув.
— Тихорецкий морды за нее не бьет!
— Я причем?
— Ничего объяснять не собираюсь. Сама в курсе. Все. Вещи готовь, после наступления съезжаешь.
— Это ты от ревности, да?
Николай дымом подавился. Откашлялся, уставился на дурочку:
— Все?
— Но ты же знаешь, ты мне нужен, а не они!!
Санина перекосило: он же и виноват? Здорово!
Пригладил волосы на затылке, бросил:
— Я все сказал. Свободны, лейтенант.
Осипова губы пождала, надулась, видимо решая, что сказать, и вылетела вон, плащ-палатку сорвав.
Миша поправил, головой качнув: