Протокол «Сигма»
Шрифт:
Бен промолчал. О побеге нечего и думать. И на самом деле ему хотелось остаться здесь.
Ты убил моего брата.
А Анна? Неужели ты и ее убил?
Ему пришлось сделать усилие, чтобы снова начать воспринимать слова Ленца.
– Знаете ли, это была одна из главных навязчивых идей Адольфа Гитлера. Тысячелетний рейх и вся подобная ерунда… Хотя сколько это продолжалось? Двенадцать лет? У него имелась собственная теория, утверждавшая, что арийская кровь загрязнена всякими примесями из-за межрасовых браков. И после того как «высшая раса» окажется очищенной, она станет чрезвычайно долговечной. Чушь, конечно. Но я все же отдам должное старому безумцу. Он очень хотел узнать, как сделать так, чтобы он сам и другие вожди рейха могли прожить подольше, и поэтому предоставил полную свободу действий группе своих лучших ученых. Неограниченные
– Благодаря щедрости и покровительству самого жуткого чудовища двадцатого столетия, – прокомментировал Бен, словно выплевывая слова.
– Да, безумный деспот, не могу с вами не согласиться. И его разговоры о тысячелетнем рейхе были просто смешны: чрезвычайно неуравновешенный человек обещает сверхпродолжительную эпоху стабильности. Но при всем при том то, что он соединял эти два понятия – долговечность человека и стабильность, – было совершенно здравым подходом.
– Я вас не понимаю.
– Мы, человеческие существа, имеем один очень серьезный недостаток. Из всех разновидностей существ, обитающих на планете, нам требуется самый продолжительный период беременности и детства – одним словом, развития. И ведь мы должны думать не только о физическом, но и об интеллектуальном развитии. Два десятилетия уходят на полное физическое созревание, а потом зачастую еще десять лет, а то и больше – на то, чтобы достичь полного профессионального мастерства в своей специализированной области. А те, кто посвящает себя наиболее сложным ремеслам, ну, скажем, хирурги, достигают полной компетентности в своей профессии где-то на четвертом десятилетии работы. Процесс обучения и овладения мастерством затягивается, а что же случается потом, когда человек достигает высшего уровня? Его глаза начинают тускнеть, его пальцы утрачивают точность. Безжалостное время тут же начинает отбирать у него то, на приобретение чего он потратил половину отведенного ему срока жизни. Это очень походит на дурную шутку. Мы подобны Сизифу, который катит свои камни на вершину холма, заранее зная, что не успеет он добраться до цели, как его ноша снова рухнет вниз. Мне говорили, что вы когда-то учили школьников. Подумайте о том, насколько большая часть человеческого общества занята всего лишь собственным воспроизведением – передачей потомству своих институций, своих знаний и навыков, костылей и подпорок цивилизации. Все это неимоверная дань, которую мы платим за свое стремление рано или поздно, но обязательно добиться победы. И все же насколько дальше мог бы продвинуться вперед наш вид, если хотя бы его политические и интеллектуальные лидеры оказались в состоянии сосредоточиться именно на продвижении, а не на простом самовоспроизведении! Каких высот мы смогли бы достичь, если хотя бы некоторые из нас были способны придерживаться единожды выбранного курса, дойти до высшей точки своих знаний и умений и не спускаться с нее! Насколько дальше мы смогли бы пройти, если бы самые лучшие и самые яркие из нас смогли закатить камень на вершину, а не прятаться в частном санатории или даже в могиле, успев лишь окинуть гребень беглым взглядом!
Он грустно улыбнулся.
– Герхард Ленц, как бы мы к нему ни относились, был блестящим человеком, – заговорил Ленц после короткой паузы. «Но является ли Юрген на самом деле сыном Герхарда?» – мысленно спросил себя Бен. – По большей части его теории оказались ошибочными. Но он был убежден в том, что ответ на вопрос, почему и как люди стареют, кроется в наших клетках. Он пришел к этому заключению задолго до того, как Уотсон и Крик в 1953 году выяснили, что представляет собой ДНК! Действительно, замечательный человек. Он так много всего провидел! Он хорошо понимал, что нацисты потерпят поражение, что Гитлера не станет и фонды усохнут. Он просто хотел удостовериться, что его работа продолжится. Вы знаете, почему это было важно, Бенджамин? Вы позволите мне называть вас по имени?
Но Бен, словно в отупении, водил взглядом по огромной лаборатории и ничего не отвечал.
Он был здесь, но в то же самое время и не здесь.
Он лежал, сплетясь в любовном объятии с Анной, и их тела были теплыми и скользкими от пота. Он смотрел, как, слушая рассказ о Питере, она плакала.
Он сидел в маленькой сельской швейцарской гостинице с Питером; он стоял над окровавленным трупом брата.
– Большие дела требуют больших ресурсов. Гитлер долдонил о стабильности, усиленно занимаясь ее подрывом, и в конце концов вступил в драку с другими тиранами из других частей мира. А вот «Сигма» на самом деле могла внести немалый вклад в умиротворение планеты. Ее основатели знали все, что было необходимо для этого. У них было одно-единственное кредо: рациональность. Замечательные прорывы в технологии, которые мы
Бен мало-помалу заставил себя сосредоточиться.
– Все это не имеет смысла. Технология давно уже стоит на службе безумия. Тоталитаризм базируется на средствах массовой коммуникации. А ученые помогли сделать возможным холокост, – возразил он.
– Тем больше было оснований для создания «Сигмы» как средства защиты против безумия такого рода. Неужели вы этого не понимаете? Единственный сумасшедший вверг Европу в пропасть анархии. На противоположном конце континента горсточка агитаторов превратила империю, созданную Петром Великим, в кипящий котел. Безумие толпы многократно усиливает безумие индивидуума. Это один из важнейших уроков, которые нам дало минувшее столетие. Будущее западной цивилизации слишком серьезное дело для того, чтобы доверять заботы о нем толпе. Война оставила после себя вакуум, вакуум власти. Гражданское общество повсюду оказалось в хаосе. И обязанность восстановления порядка легла на маленькую группу могущественных и хорошо организованных людей. Теневое управление. Рычагами власти следовало манипулировать, хотя сам факт этой манипуляции было необходимо тщательнейшим образом скрывать при помощи официальных механизмов управления. Крайне требовалось просвещенное руководство – руководство за сценой.
– А что же должно было послужить гарантией того, что это руководство будет просвещенным? – хмуро поинтересовался Бен.
– Я уже сказал вам: Герхард Ленц был прозорливым человеком, и такими же были промышленники, с которыми он объединился. Повторю еще раз: все сводится к союзу науки и политики: они должны взаимно исцелять и усиливать друг друга.
Бен помотал головой.
– И еще одна вещь, которую невозможно никак объяснить. Эти бизнесмены были народными героями, во всяком случае, многие из них. Так почему же они согласились на альянс с такими людьми, как Штрассер или Герхард Ленц?
– Да, это была чрезвычайно неординарная группа. Но, возможно, вы забываете о совершенно исключительной роли, которую сыграл ваш родной отец.
– Еврей.
– Можно сказать даже, вдвойне исключительной. Из Третьего рейха были переведены весьма и весьма существенные суммы, и проделать это таким образом, чтобы не вызвать ни у кого тревоги, являлось умопомрачительно сложной задачей. Ваш отец, который был настоящим волшебником в таких финансовых вопросах, принял этот вызов. А то, что он был евреем, оказалось чрезвычайно полезным для укрепления отношений с нашими партнерами в странах антигитлеровской коалиции. Это помогло установить как данность тот факт, что наши заботы не направлены на развитие безумных планов фюрера. Мы занимались бизнесом. И стремились улучшить положение вещей.
Бен окинул его взглядом, исполненным крайнего скепсиса.
– Но вы так и не объяснили, почему Герхард Ленц обладал такой привлекательностью для этих бизнесменов.
– У Ленца имелось нечто такое, что он мог предложить им. Вернее, в данном случае я должен сказать: мог пообещать. До магнатов еще раньше стали доходить слухи, что Ленц добился весьма серьезных и наводящих на размышления научных успехов в области, представлявшей прямой личный интерес для каждого из них. А сам Ленц, основываясь на некоторых предварительных результатах, тогда считал, что победа ближе, чем она была на самом деле. Он был охвачен волнением, а волнение вещь заразная. Но события развивались так, что никто из основателей не дожил до того момента, когда стало возможно извлечь выгоду из его исследований. Но все они заслуживают великого уважения за то, что сделали это возможным. На поддержку исследований незримыми реками текли доллары – миллиарды долларов. На этом фоне Манхэттенский проект с его правительственными отчислениями – все равно что физическая лаборатория в провинциальной школе рядом с Лос-Аламосом. Впрочем, теперь мы затронули вопросы, которые могут оказаться непонятными для вас.
– Я попытаюсь.
– Полагаю, что вы в своем расследовании не преследуете никаких личных интересов, не так ли? – сухо осведомился Ленц. – Как и мисс Наварро.
– Что вы сделали с нею? – снова спросил Бен, поворачиваясь к Ленцу, как будто выйдя из оцепенения. Он уже миновал стадию гнева. Он находился в ином, более спокойном состоянии. Бен думал о том, как он убьет Юргена Ленца, понимая при этом со странным удовлетворением, что на самом деле он желает убить в нем другого человека.
И еще он думал о том, как он найдет Анну. Я буду слушать тебя, ублюдок. Я буду цивилизованным и послушным, и я позволю тебе говорить до тех пор, пока ты не отведешь меня к ней.