Провокация (Солдаты удачи - 15)
Шрифт:
Вот он и возник.
Комиссар много чего повидал на своем веку. И лишь одного взгляда ему было достаточно, чтобы правильно оценить обстановку. И лишь одного слова, чтобы обрисовать ее с исчерпывающей полнотой:
– Нажрался!
– Так точно, - подтвердил Муха.
– Как вы догадались?
– А вы? Вы-то куда смотрели? Не могли удержать?
– Боже сохрани!
– ужаснулся Муха.
– За кого вы нас принимаете, господин Янсен? Как можно удержать стадо слонов, рвущихся к водопою? Что вы! Затопчут!
Янсен дождался, когда официант закончит
– Где бумаги?
Мы промолчали. Муха был занят тем, что открывал крышки судков и принюхивался к содержимому. А я промолчал по соображениям высшего порядка, этического. В каждой профессии есть своя этика. В этом смысле профессия охранника ничем не хуже любой другой. И коль уж мы оказались в роли охранников, следовало заботиться о чести мундира.
– Где бумаги?
– повторил Янсен.
– И не делайте вид, господин Пастухов, что не понимаете, о чем я говорю!
– Я понимаю, о чем вы говорите, - сказал я.
– Но не понимаю, почему вы говорите таким тоном. Вы наняли нас охранять Томаса Ребане, а не его имущество. И если его будут раздевать на улице бандиты, мы должны вмешаться только потому, что он может простудиться. Вам не в чем нас упрекнуть, господин Янсен. Наш подопечный жив и здоров. А если немного мычит, то это не потому, что мы плохо выполняем свои профессиональные обязанности.
– Где бумаги, которые он взял у Мюйра?
– продолжал напирать Янсен. Они были в сером кейсе. Мои люди видели этот кейс у него в руках, когда он входил в гостиницу.
– Когда он шел к гостинице, - уточнил Муха.
– Когда он входил в гостиницу, никакого кейса у него уже не было. И он, строго говоря, не входил. Он вплывал. Я бы сказал так: быстро вплывал. Это будет гораздо вернее.
– Так где же они?
– Я отвечу на ваш вопрос, - пообещал я.
– Но сначала вы ответите на мой вопрос. Что за охоту на нас вы устроили? С какой целью?
– Не понимаю, о чем вы говорите. Я послал моих людей подстраховать вас. И только.
– Ну, допустим, - согласился я, потому что уличать человека во вранье дело пустое и в высшей степени неблагодарное. Что он врет, я и так знал, без его подтверждения. А человек, которого уличили во вранье, почему-то никогда не бывает за это благодарным.
– Почему вы нас об этом не предупредили?
– Не видел необходимости!
– отрезал Янсен.
– Эти бумаги, вероятно, очень важны?
– поинтересовался я.
– И утрата их чревата неприятностями?
– Это очень мягко сказано, господин Пастухов! Слишком мягко!
– Тогда разрешите дать вам совет. Я бы начал готовиться к этим неприятностям прямо сейчас. Потому что они на помойке. Или в мусоропроводе. А если еще не там, то будут там в ближайшее время.
– Что вы этим хотите сказать?
По возможности кратко, но точно я объяснил ему, что я этим хочу сказать. И добавил:
– Сам кейс, возможно, удастся вернуть. Штука дорогая. Если дать объявление и пообещать вознаграждение, почему нет? А бумаги
Янсен прореагировал на мой рассказ очень бурно:
– Какого черта вас понесло в эту толпу?! Вы же видели, что там творится! Почему вы не вернулись в гостиницу со служебного входа?
– Потому что нас ждали там шестеро ваших лбов на черном "мицубиси-монтеро", - объяснил Муха.
– Я же сказал вам, что это была подстраховка!
– Вы сказали нам об этом только сейчас. Сказали бы на два часа раньше и не было бы никакой головной боли ни у нас, ни у вас. Да что уж теперь расстраиваться? Что вышло, то вышло. Свершившийся факт, как говорят умные люди, не может отменить даже сам Господь Бог. Не поужинаете ли с нами, господин Янсен?
– гостеприимно предложил Муха, заглядывая в один из судков.
– По-моему, тут что-то очень вкусное. Только не пойму что.
– Это шампиньоны-орли в соусе ламбертен. Фирменное блюда ресторана "Виру".
– Да ну? Никогда не пробовал. Присаживайтесь, а то все остынет.
Но Янсену было не до ужина. Он несколько раз прошел взад-вперед по гостиной, бормоча что-то очень энергичное, напоминающее три русских слова, с помощью которых обычно выражают высшую степень досады. Потом остановился перед диваном, на котором, уткнувшись носом в угол, лежал Томас. И вид у него был такой, что Муха поспешно предупредил:
– Нет-нет, господин Янсен! Нас наняли его охранять. И мы будем его охранять. Даже от вас.
– Не давайте ему ни капли!
– приказал Янсен.
– Ни под каким видом!
– Вы переоцениваете наши возможности, - заметил я.
– Мы можем защитить человека от киллеров, от бандитов, даже от случайного дорожно-транспортного происшествия. Но от себя мы его защитить не можем.
– Делайте что угодно! Бейте, связывайте! Но он должен быть трезвым! Мэр Аугсбурга дал разрешение забрать останки Альфонса Ребане. Если немцы увидят его в таком виде, они с ним даже разговаривать не будут! И правильно сделают! Мы не можем срывать столь ответственное мероприятие из-за одного... Завтра придет мой помощник, отдадите ему паспорта и заполните анкеты на получение виз. Вылет в Германию послезавтра. Прошу вас, господа, очень серьезно отнестись к моей просьбе. Мы заплатили вам достаточно много, чтобы вы взяли на себя и эту заботу!
Что ж, тут он был прав.
– Мы сделаем все возможное, - пообещал я. Янсен еще раз произнес те самые три слова, уже вслух и по-русски, и покинул апартаменты.
– Я ему сочувствую, - проговорил Муха, когда мы наконец смогли приступить к ужину.
– Шампинъоны-орли. А что, вкусно, мне нравится. А тебе?
– Мне тоже.
– И соус вкусный. Очень уж он расстроился из-за этих бумаг, - продолжал Муха, с аппетитом наворачивая фирменное блюдо ресторана "Виру".
– Нет, не так. Каким словом можно выразить самую сильную степень огорчения или расстройства? Такую, что дальше некуда?