Провокатор
Шрифт:
– Замужем?
– Нет.
– В вопросах взаимоотношений мужчин и женщин?
– Современна. После смерти родителей материально независима.
– Ты можешь организовать с ней встречу?
– Конечно, – кивнула Ирина. – Она завтра обещала быть в библиотеке.
– Замечательно, – Гордон обвёл взглядом Ирину и Павла, – я займусь ею лично.
30. В квартире Вейцлера
После того как Вейцлер и сопровождающие его филёры
– Я всё чаще начинаю думать, не водите ли вы нас за нос, господин Вейцлер?
– Неужели для этого я дал вам повод?
– Повод один, господин Вейцлер. Четвёртый выходной мы ходим по бульвару, и всё без толку. Может быть, мы ходим не в тот день и не в тот час. А может, не по тому бульвару? И сколько нам ещё ходить? Месяц? Полгода? Год?
– Я не знаю. – Вейцлер развёл руками. – Это от меня не зависит.
– А я начинаю в этом сомневаться. Мы с вами по-хорошему, господин Вейцлер. Вы согласились нам помочь. Мы вам поверили. У вас к нам не может быть никаких претензий. Причём не только у вас, но и у вашей жены, сына – тоже. Давайте же доведём дело до конца так, как мы договорились.
Полицейский прошёлся по кухне, остановился перед Вейцлером, с участием посмотрел ему в глаза:
– Может быть, вы кого-нибудь на бульваре всё-таки видели?
– Нет, – торопливо ответил Вейцлер, – уверяю, нет.
– Не спешите, – по-прежнему глядя ему в глаза, понизив голос, продолжил полицейский. – Может быть, вы просто боитесь мести своих товарищей? Я вам гарантирую безопасность. И вам, и вашей семье. Вы получите новые документы, смените место жительства. У вас будет надёжная охрана. А от вас требуется только одно: мигнуть нам, указав на связного.
– Уверяю вас, – в отчаянии заговорил Вейцлер, – не видел. Ничего не видел. Честное благородное слово!
Начальник группы с сомнением поглядел на собеседника:
– Ну, как хотите.
– Я говорю правду.
– Я готов вам поверить и даже посочувствовать, но меня могут в конце концов заменить на человека более… – он чуть запнулся, – жёсткого. И вам будет значительно хуже. Так что думайте, господин Вейцлер.
Полицейский вновь походил не спеша по кухне, потом остановился перед Вейцлером, но теперь во взгляде его не было уже никакого участия.
– Но если мы узнаем, что вы ведёте двойную игру, – а рано или поздно мы это узнаем, – то будущее ваше будет незавидным. Вы и ваша жена отправитесь на каторгу. А сын – в детское отделение сумасшедшего дома.
– Он не сумасшедший! – почти выкрикнул Вейцлер.
Оппонент чуть усмехнулся:
– Уверяю вас, там он очень скоро им станет. Решайте. Честь имею.
Полицейский вышел. Вейцлер с трудом перевёл дыхание. Вошла бледная Соня:
– Я всё слышала… – Она с отчаянной мольбой взглянула на мужа: – Что же делать?
Он, опустив голову, чтобы не встретиться
– Терпеть… Пока есть силы.
31. Неудачный побег
Зубов был в отчаянии. Внезапное появление Павла, когда он уже готов был во всём признаться Ирине, вера Павла в него, крепкое рукопожатие, наконец, его дружба – всё это было прекрасно и благородно в неизбежном сравнении с его собственным предательством. Да, самым настоящим предательством, хотя он ещё и никого не назвал Харлампиеву.
Сергей шёл по тротуару, ведя ожесточённый диалог с самим собой. А кого он может назвать? Только Павла! Но спасёт ли это Ирину? Сколько раз ему говорили, что никому в охранке верить нельзя. А он? Ну, назовёт он, допустим, Павла. Что это им даст? Разве в охранке не знают, кто такой Павел? Значит, дело в другом. Названная Зубовым фамилия – даже неважно чья! – будет его официально зарегистрированным предательством, отрежет ему путь назад, навсегда сделает провокатором. Вот куда тащит его Харлампиев. Сволочь! И почему он, Зубов, униженно просил у него три дня вместо того, чтобы броситься на полицейского, может быть, даже погибнуть, но остаться честным в глазах Павла, а главное – Ирины!..
Зубов оглянулся. За ним, ничуть не скрываясь и не отводя наглого взгляда, топал филёр. Неужели это конец? И ему уже никогда не вырваться из западни?
Метрах в десяти сзади погромыхивала на булыжнике извозчичья пролётка. «А что, если… – вдруг мелькнуло в голове, – вскочить в неё, оторваться от филёра? И – на вокзал!
В какой-нибудь отходящий поезд! Всё равно какой! Лишь бы подальше! И…»
Зубов впрыгнул в поравнявшуюся с ним повозку, толкнул извозчика в спину:
– Гони!
Тот обернулся, нагло взглянул:
– Не торопись, барин. Успеешь!
Подоспевший филёр влез в коляску, укоризненно проговорил:
– Вас предупреждали не делать глупостей.
Всю дорогу ехали молча. У ворот зубовского дома извозчик затормозил.
– Приехали, барин, – он обернулся к Зубову. – Видишь, успели. А ты мне – «гони!».
У ворот дома его окликнул дворник:
– Господин студент! Хозяйка бранится. Велела сказать: не заплатит, пусть съезжает.
– Заплачу, заплачу, – пробормотал Зубов, проходя мимо.
– Ну-ну, – и дворник подмигнул остановившемуся рядом филёру.
32. В охранке
После того как были обсуждены все текущие вопросы и все офицеры уже готовились разойтись, Харлампиев вдруг поинтересовался:
– А что у нас по Вейцлеру?
Руководитель группы встал:
– К сожалению, последняя прогулка тоже не дала никаких результатов.
– Народу в группе достаточно?
– Да.
– Какая была прогулка по счёту?