Проза разных лет
Шрифт:
– Братец Январь, уступи мне на час свое место! Погладил свою длинную бороду старик и говорит:
– Я бы уступил, да не бывать Марту прежде Февраля.
– Ладно уж, - проворчал другой старик, весь лохматый, с растрепанной бородой.
– Уступи, я спорить не стану! Мы все хорошо ее знаем: то у проруби ее встретишь с ведрами, то в лесу с вязанкой дров. Всем месяцам она своя. Надо ей помочь.
– Ну, будь по-вашему, - сказал Январь.
Он стукнул о землю своим ледяным посохом и заговорил:
Не
В заповедном бору,
У сосны, у березы
Не грызите кору!
Полно вам воронье
Замораживать,
Человечье жилье
Выхолаживать!
Замолчал старик, и тихо стало в лесу. Перестали потрескивать от мороза деревья, а снег начал падать густо, большими, мягкими хлопьями.
– Ну теперь твой черед, братец, - сказал Январь и отдал посох меньшому брату, лохматому Февралю.
Тот стукнул посохом, мотнул бородой и загудел;
Ветры, бури, ураганы,
Дуйте что есть мочи!
Вихри, вьюги и бураны,
Разыграйтесь к ночи!
В облаках трубите громко,
Вейтесь над землею.
Пусть бежит в полях поземка
Белою змеею!
И только он это сказал, как зашумел в ветвях бурный, мокрый ветер. Закружились снежные хлопья, понеслись по земле белые вихри.
А Февраль отдал свой ледяной посох младшему брату и сказал:
– Теперь твой черед, братец Март.
Взял младший брат посох и ударил о землю.
Смотрит девочка, а это уже не посох. Это большая ветка, вся покрытая почками.
Усмехнулся Март и запел звонко, во весь свой мальчишеский голос:
Разбегайтесь, ручьи, Растекайтесь, лужи, Вылезайте, муравьи, После зимней стужи!
Пробирается медведь
Сквозь лесной валежник.
Стали птицы песни петь,
И расцвел подснежник.
Девочка даже руками всплеснула. Куда девались высокие сугробы? Где ледяные сосульки, что висели на каждой ветке?
Под ногами у нее - мягкая весенняя земля. Кругом каплет, течет, журчит. Почки на ветвях надулись, и уже выглядывают из-под темной кожуры первые зеленые листики.
Глядит девочка - наглядеться не может.
– Что же ты стоишь?
– говорит ей Март.
– Торопись, вам с тобой всего один часок братья мои подарили.
Девочка очнулась и побежала в чащу подснежники искать. А их видимо-невидимо. Под кустами и под камнями, на кочках и под кочками - куда ни поглядишь! Набрала она полную корзину, полный передник - и скорее опять на полянку, где костер горел, где двенадцать братьев сидели.
А там уже ни костра, ни братьев нет. Светло на поляне, да не по-прежнему. Не от огня свет, а от полного месяца, что взошел над лесом.
Пожалела девочка, что поблагодарить ей некого, и побежала домой.
А месяц за нею поплыл.
Не чуя под собой ног, добежала она до своих дверей - и только вошла в дом, как за окошками опять загудела зимняя вьюга, а месяц спрятался в тучи.
– Ну, что, - спросили ее мачеха и сестра, - уже домой вернулась? А подснежники где?
Ничего не ответила девочка, только высыпала из передника на лавку подснежники и поставила рядом корзинку.
Мачеха и сестра так и ахнули:
– Да где же ты их взяла?
Рассказала им девочка все, как было. Слушают они обе и головами качают - верят и не верят. Трудно поверить, да ведь вот на лавке целый ворох подснежников, свежих, голубеньких. Так и веет от них мартом месяцем!
Переглянулись мачеха с дочкой и спрашивают:
– А больше тебе ничего месяцы не дали?
– Да я больше ничего и не просила.
– Вот дура, так дура!
– говорит сестра.
– В кои-то веки со всеми двенадцатью месяцами встретилась, а ничего, кроме подснежников, не выпросила. Ну, будь я на твоем месте, я бы знала, чего просить. У одного яблок да груш сладких, у другого - земляники спелой, у третьего - грибов беленьких, у четвертого - свежих огурчиков!
– Умница, доченька!
– говорит мачеха.
– Зимой землянике да грушам цены нет. Продали бы мы все это и сколько бы денег выручили! А эта дурочка подснежников натаскала! Одевайся, дочка, потеплее да сходи на полянку. Уж тебя они не проведут, хоть их двенадцать, а ты одна.
– Где им!
– отвечает дочка, а сама - руки в рукава, платок на голову.
Мать ей вслед кричит:
– Рукавички надень, шубку застегни!
А дочка уже за дверью. Убежала в лес.
Идет по сестриным следам, торопится. "Скорее бы, думает, до полянки добраться!"
Лес все гуще, все темней. Сугробы все выше, бурелом стеной стоит.
"Ох, - думает мачехина дочка, - и зачем только я в лес пошла! Лежала бы сейчас дома в теплой постели, а теперь ходи да мерзни! Еще пропадешь тут!"
И только она это подумала, как увидела вдалеке огонек - точно звездочка в ветвях запуталась.
Пошла она на огонек. Шла, шла и вышла на полянку. Посреди полянки большой костер горит, а вокруг костра сидят двенадцать братьев, двенадцать месяцев. Сидят и тихо беседуют.
Подошла мачехина дочка к самому костру, не поклонилась, приветливого слова не сказала, а выбрала место, где пожарче, и стала греться.
Замолчали братья-месяцы. Тихо стало в лесу. И вдруг стукнул Январь-месяц посохом о землю.
– Ты кто такая?
– спрашивает.
– Откуда взялась?
– Из дому, - отвечает мачехина дочка.
– Вы нынче моей сестре целую корзинку подснежников дали. Вот я и пришла по ее следам.
– Сестру твою мы знаем, - говорит Январь-месяц.
– А тебя и в глаза не видали. Ты зачем к нам пожаловала?