Пряди о Боре Законнике
Шрифт:
— Зачем вам? — сухо спросил он через Шелкобородого.
— Не хочу обидеть ваш народ тем, что случайно свершу какую-нибудь непростительную глупость.
Таонтугев долго молчал, застыв словно статуя.
— Он говорит, — начал толмач переводить, — что мир раньше был иной. Что тут было много…
Тут гибберлинг запнулся, подбирая слова, но я уже понял, про что пытался поведать Таонтугев.
— Много Колдунов, так? — мой вопрос привёл Шелкобородого в недоумение.
— Кажется, да…
— Кто были те Колдуны? Спроси у него, — попросил я.
Таонтугев выслушал гибберлинга и стал рассказывать.
Много-много
— Кем? — переспросил я.
— Красными гигантами, — смущённо пробормотал толмач.
— Давай дальше.
— Наряду с ними были ещё и белые гиганты… но жили они далеко отсюда… очень далеко… Таонтугев говорит, что и у тех, и у других был один общий страшный и жестокий враг, имя которому… не могу понять дословно, но кажется «змееподобный». Он и ему подобные страстно желали уничтожить сей мир, но Колдуны всячески препятствовали этой затее. И была битва меж ними. На огненную мощь «змееподобных», Колдуны ответили Великой Стужей. Этот мир превратился в безжизненную ледяную пустыню.
Я понимающе кивнул и попросил продолжить рассказ.
— И вот пришёл такой день, когда красные гиганты подвергли себя страшному искушению, а именно: им захотелось стать подобным богам. Но своим колдовством они только навредили всему… на земле стали плодиться множество ужасных существ…
— Спроси у него, а их народ, откуда пошёл?
Шелкобородый кивнул и задал вопрос Таонтугеву. Тот растерянно почухал затылок, и лишь потом ответил:
— Мы — создания красных гигантов. У некоторых из них не было своих детей, и они сотворили нас из того, что нашлось под рукой: земли, мха, звериных костей и своей собственной слюны. Опасаясь, что «змееподобные» пожелают уничтожить «людей» (тут Шелкобородый сделал знак, что другого слова подобрать не смог), они поселили нас в горах. После Великой Стужи, когда большая часть животных и птиц погибла от холода; после того, как Колдуны погубили себя, появился Таар — бог молнии и грома. Он пожалел прячущихся в Пещерах «людей» и дал им огонь. Священный огонь. Он метнул свою молнию в ствол сухого дерева, а потом пошёл к Пёолке…
— К кому? — переспросил я.
— К богу солнца, спавшему в «небесной воде». Таар попросил того растопить лёд, чтобы земля, Маа, смогла родить травы и лес. Когда это произошло, в мире вновь появились и птицы, и звери. «Люди» заключили Великий договор с богами, что они будут соблюдать все их заповеди и законы, не будут плодить чудовищ и заниматься злым колдовством. Как суровое напоминание о былом, боги каждый год шлют зиму, сыпят снег, замораживают воду… Это испытание нашей веры. Мы молимся. Ждём. Греемся у огня.
Таонтугев вздохнул и отчего-то нахмурился.
— Потом снова наступает весна, — пробормотал он, — приходит тепло, Пёолке просыпается… Мать-земля, Маа, родит всякую траву, пускает соки деревьям. Таар гонит тучи, поливает дождём. Иногда он сердито швыряется своими молниями. Но это происходит, когда «люди» не ладят друг с другом, или задумывают что-то лихое. Раэвукас говорит, что в такие часы мы должны собираться у священного огня и показывать, что наши намерения чисты. Иначе вновь в сей мир вернутся «змееподобные». Они сожгут его в Великом Огне, как было когда-то…
Таонтугев не успел закончить, как вдруг вошёл посланец и приказал вернуться в главный зал. Мы вновь двинулись по коридорам, окружённые ратниками.
— Вожди обсудили сказанное тобой, — заявил отец Таонтугева. — Мы принимаем слова мира и подчиняемся воле богов.
Так быстро сдались? — я очень удивился, но тут же стал поджидать каких-то оговорок. Сам оглянулся по сторонам и что интересно: Ярого нигде не было видно.
— Пусть племя гибберлингов селится на южных землях, — продолжил вождь. — Мы готовы принять их, как равных себе. А в знак того, что вражда окончена, мы приглашаем тебя, сын Таара, вкусить пищи под одной крышей и из одной миски. (Тут Шелкобородый отчего-то запнулся.) Не станут враждовать… такова заповедь наших предков…
Толмач скривился, а по его невнятной речи стало явно понятно, что он теряет суть слов вождя.
— Что-то не так? — негромко спросил я гибберлинга.
— Ну… мне кажется… мне думается…
— Не мямли.
— Кажется, этот «пир» — тоже своего рода проверка.
— Какая проверка?
Гибберлинг пожал плечами.
— Ладно… выхода у меня нет. Соглашаемся, — говорил я, и тут же, чуть поклонившись, произнёс: — Передай вождям спасибо. И, кстати, узнай, где Ярый? Почему он не с ними?
Медвеухие переглянулись друг с другом и ответили:
— Он… они ушли… в Священные земли.
— Они?
— Слуги богов, — гибберлинг повернулся ко мне и негромко пояснил: — Думаю, они говорят о воинственной касте их жрецов.
— Спроси, отчего те ушли?
— Им трудно принять волю богов, — отвечал отец Таонтугева.
Если это правда, то как-то странно, что он её решил подобное сказать. Тем самым вождь показывал существование раскола в рядах медвеухих. Хотя, передо мной не эльф, потому хитрить не должен. Эти обёртыши — парни простые и открытые. Чего тогда удивляться?
Я снова кивнул, мол, принимаю ответ, и нас с Шелкобородым отвели в одну из небольших «комнат».
4
Жизнь медвеухих, как мне удалось потом узнать, была весьма сурова и аскетична. Каждый год они свершали одни и те же ритуалы, установленные сотни лет назад их предками. При этом ни на шаг не отступая от традиций.
Вот сейчас, к примеру, кланы обёртышей готовились к зиме. Этот период был у них самым важным. По словам Таонтугева, медвеухих ждало испытание их духа и веры. Теперь большую часть времени им придётся проводить в Пещерах, где они будут молиться и ждать прихода весны.
Пять дней назад все обёртыши приняли участие в жертвоприношении, тем самым испрашивая для себя у богов мягкой зимы. Охотники изловили дикого вепря и сожгли его тушу в пламени священного огня Таара, зажжённого мной по их просьбе, при помощи зачарованной стрелы (ох, я вам и скажу, зрелище было).
Во время пира, длившегося без малого три дня, вожди кланов, собравшиеся в белых чертогах Валгесене (а подобной сходки, как стало известно, не было уже несколько десятков лет) просили о процветании и о мире. При этом медвеухие много ели, много пили, горланили песни, боролись друг с другом, занимались любовными утехами. Это были последние три дня в году, когда разрешалось свершать подобные вещи.