Пряди о Боре Законнике
Шрифт:
Что там делал? Чем занимался? Как жил? Как попал? — все эти вопросы до сих пор оставались тайной за тремя печатями.
Но одно я точно понимал, что весь заговор, который поставил Лигу на грань раскола, начался там. И мне выпала роль быть одной из важных… ключевых фигур той «игры». Вот только обвалившийся на голову потолок (такой, казалось, пустячок) сорвал немало неприятельских планов.
А почему «неприятельских»? Неужто я действовал по принуждению?
Эх, и сколько ещё тайн хранится в моей башке! И
О, Сарн… Арг… кто-нибудь! Помогите мне разобраться во всём! Неужто, это так сложно? А?
Молчите… нечего сказать…
Да ты, Бор, и сам хорош! Вот не убей на «Филине» Яроцкого, да заставь его рассказать, что он знает, тогда, может, стал бы на пару шагов ближе к ответам…
А, может, и нет. Почему, по-твоему, Яроцкий должен был что-то знать про тебя лично, Бор? Он — обычный контрабандист… правда, из благородных…
Все эти мысли крутились в моём мозгу, как назойливые мухи. И каждый день я снова и снова к ним возвращался.
Такалик… Такалик… Такалик…
И Лиге, и Империи сей порт был очень необходим. Это место, где они могли хоть как-то взаимодействовать друг с другом. Ведь не только же им воевать! Надо и торговать… обмениваться знаниями… засылать шпионов… да много ещё чего! И всё это осуществимо, коли есть такое место, как Такалик.
Когда-нибудь мне придётся туда отправиться. И до этого времени желательно хоть что-то прознать про своё прошлое… Весьма желательно!
— Лагерь! — раздался громкий крик.
Я остановился и проследил направление: впереди, на небольшой площадке среди серых скал, виднелись несколько шатров. У одного из костров сидели невысокие фигурки, явно похожие на гибберлингов.
Кажется, нас заметили. В лагере оживились, и вскоре нам на встречу вышла небольшая делегация.
— Те, что идут первыми, — негромко сообщила мне Сутулая, — и есть Папаны. Старшего зовут Эйвинд.
Минут через пять мы подошли друг к другу. Гибберлинги из чужой группы с интересом смотрели на нас. Судя по всему, они признали Сутулую и Упрямого, потому на их мордочках появилось некоторое облегчение.
— Гойта квольдит! (Добрый день!) — подал я голос.
Старший из Папанов — одноглазый плотный гибберлинг с разорванным надвое ухом, кивнул в знак приветствия, и хриплым почти простуженным голосом произнёс:
— Блессадур ог сатль, херра Бёрр Легмадзур! Хвазан пфу кхер? (Приветствую вас, господин Бор Законник! Откуда вы тут взялись?)
Я улыбнулся: узнали-таки меня.
— Пфас лангур фрасегн. (Это долгая история.) Может, пригласите к себе в гости? Там и обсудим.
Эйвинд снова кивнул и пригласил нас следовать за ними.
5
Приятно сидеть у костра с набитым урчащим, будто домашний кот, животом… да ещё в доброй компании весёлых гибберлингов… В правой руке крепко зажата кружка с душистым пивом из Гравстейна. Того самого с еловым привкусом… в голове лёгкий хмель… под боком, укутавшись в шкуру, пригрелась Стояна, которая немигающим взглядом уставилась на огонь…
Это умиротворение. Редкое в наше время чувство…
Напротив сидел Эйвинд, старший из Папанов. Уже не молодой, но и не то, чтобы старый, этот гибберлинг с седоватой шерстью, излучал необычайное радушие. Даже внешний вид этакого старого вояки, потрёпанного жизненными перипетиями, не смог скрыть всего великодушия, хранившегося в нём.
— Такое ощущение, — говорил он, потягивая из своей кружки, — что я говорю с гибберлингом, а не с человеком. У вас, господин Бор, напрочь отсутствует акцент… речь чистая… правильная… Откуда такие познания?
Я улыбнулся и бросил взгляд на Орма. Тот тоже улыбнулся в ответ, чуть при этом смущаясь.
— Учителя… хорошие…
Эйвинд приподнял кружку в своеобразном приветствии, а потом сделал мощный глоток.
Молчание затянулось. Все кругом уже готовились ко сну. А стража заступила на свои посты.
Не смотря на кажущуюся стороннему наблюдателю «мирность», мы с Папанами говорили не о совсем приятных вещах.
— Ваш рассказ о «Филине» меня сильно расстроил, — продолжил прерванный разговор Эйвинд. — До меня не раз доходили слухи о контрабандистах, шныряющих в наших проливах. Честно скажу, что я в это не верил… Не хотел! Ведь с кем тут торговать? Что добывать? Голые камни? Лёд? А вот сейчас… Жаль всех ваших соратников… и команду «Сипухи»…
Эйвинд понурил голову. Я не стал рассказывать ему обо всех наших приключениях. Не упомянул и о рубине. Но это не из-за недоверия.
— Так суда не называют, — угрюмо заметил брат Эйвинда. — Я говорил Странникам, а они… Эх-эх-эх!
На мой немой вопрос о названии когга, ответила сестра Папанов:
— Черная сипуха всегда указывает на… на… — она недовольно скривилась, будто была не в силах произнести то «заветное слово». — Отгадайте загадку, господин Бор: «Сидит сипуха на суку. Не накормить её ни пиром, и не миром, ни младостью, ни старостью».
Я устало потёр виски. Загадки разгадывать не хотелось. Мозг после еды чуть отупел и плохо соображал.
— Смерть, что ли? — грустно усмехнулась Стояна.
Она подняла голову и, сощурившись, недовольно поглядела на Папанов. Снова у моей друидки нет настроения. Ох уж эти беременные…
— Она самая, — согласно кивнула сестриц. — К кому чёрная сипуха прилетает — тот скоро умрёт.
Опять суеверия. Гибберлинги везде видят недобрые знаки. Это одна из тех черт сего народа, которую я никак не могу принять.
— Подлость в нашем мире стала столь обыденной, — заговорил Эйвинд, печально тряся бородой, — что теперь воспринимается, как нечто самое заурядное.