Прямой эфир
Шрифт:
Совру, если скажу, что меня не смущает его поведение: он никогда не отличался серьезностью, отвешивая скабрёзные шуточки на рабочем месте, но то, как он переплетает свои пальцы с моими затмевает все, что он делал прежде.
Стараюсь абстрагироваться от собственных ощущений, с трудом поборов неловкость, и молча присаживаюсь на свой стул, не забыв поприветствовать пожилую пару, расположившуюся рядом.
— Я говорил, что намерен пригласить тебя на танец?
— Что-то я не припомню подобного пункта в своем договоре, — нервно тереблю салфетку,
— Значит, я его пересмотрю. По-моему, это очень сближает: узнаем друг друга поближе, и хотя бы один вечер не будем обсуждать дела.
— Только не говорите, что сейчас заведете разговор о поэзии или моих любимых цветах, — я комкаю ажурную бумажку, нахмурив лоб, и жестом останавливаю Лисицкого, вознамерившегося наполнить мой бокал белым вином.
— А почему бы и нет? Хочешь, я угадаю? Полевые, — тычет пальцем в небо, с самонадеянным лицом потягивая брют.
— Розы. Так что досадно, но в женщинах вы почти не разбираетесь.
— Не спеши с выводами. Это ведь только начало, — явно кого-то заметив, никогда не унывающий Лисицкий даже не думает печалиться о своем промахе. Машет неизвестно кому, и, извинившись, оставляет меня одну, обещая вернуться через минуту.
Я вывожу пальцем узоры на темной скатерти, одним ухом прислушиваясь к разговорам пожилой парочки, обсуждающей рост курса валют, и незаметно для окружающих разглядываю гостей. Танька бы многое отдала, ради десяти минут в кругу этих людей: за соседним столом сидит известный музыкальный продюсер с одной из самых успешных групп, которым довелось попасть под его крыло. Выпей я больше, возможно, рискнула бы подойти, пихая диск Петровой в пухлые ладони бородатого композитора, но, осушив лишь один бокал вина, продолжаю сидеть на месте, отсчитывая секунды до возвращения Вячеслава Андреевича.
— Вот это встреча. Слава говорил, что придет не один, но я даже не думал, что это будешь ты, Копчик.
— Не называй меня так, — легонько хлопаю его по руке, удивляясь разительным переменам, произошедшим во внешности Игоря с момента нашей последней встречи: свежий, с новой стрижкой, придающей ему особого шарма, он устраивается рядом, касаясь моей коленки своей. Расстегивает пиджак — не такой строгий и мятый, как неделю назад, когда он был не в лучшей форме, но вполне уместный в этой обстановке богатства и роскоши. Кажется, он в мелкую, еле заметную полоску…
— Никогда не понимал, почему тебе не нравится это прозвище, — Гоша ударяет своим бокалом о мой, но не спешит подносить его к губам.
— Прозвища априори не могут нравиться, — я хмыкаю, глядя на то, как он морщит нос, едва я делаю глоток вина, — тем более такие дурацкие. Я смотрю, ты излечился?
— Скажи спасибо бабушке — огуречный рассол творит чудеса. Где Лисицкий?
— Налаживает связи. Не удивлюсь, если вернется только к
— Тогда потанцуем?
— Не думаю что…
— Брось. Я тебе задолжал — в свое время я был настолько глуп, что не разглядел в тебе такую красивую женщину, — выбивает воздух из моих легких, предлагая руку. — Теперь обязан наверстать упущенное. У тебя ведь нет проблем с пластикой?
Игорь отходит назад, по-мужски оценивая меня с головы до ног, и не скрывает довольной улыбки, кажется, сейчас находя меня вполне привлекательной. А в моем животе уже оживают бабочки — четыре года назад его комплимент подарил бы мне крылья. Заставил бы меня воспарить над землей и лететь на этот огонек в его карих глазах…
— Я обещала танец Славе, — и не думаю сопротивляться, поражаясь реакции своего тела на невинное прикосновение Гошиных пальцев к моей руке.
Вверх от запястья поднимается горячая волна, от которой спирает дыхание, а в голове не остается ни одной мысли, едва моих ушей касается бархатный голос увлекающего меня в центр зала мужчины.
— Он нас простит. Здесь уйма желающих составить ему компанию, — Громов обескураживает меня своей улыбкой, и, заключая в кольце своих рук, начинает медленно двигаться, в такт льющейся из динамиков музыке. — Не думал, что встречу тебя здесь.
— Почему? Ты не берешь помощницу на подобные мероприятия?
— Нет, — смеется, не отводя от меня глаз, и забрасывает мою руку на свое плечо. — Ее обязанности ограничиваются готовкой кофе и болтовней по телефону.
— Я успела заметить, что это выходит у нее виртуозно. Боже, — смеюсь, когда Игорь поднимает свою руку над головой, крепче удерживая мои пальцы, и заставляет кружиться вокруг своей оси, чтобы после прижать к себе еще теснее. — Ты ведь не заставишь меня танцевать танго?
— В этом я и сам не силен, — бросает, и замолкает, даже не догадываясь, какую бурю эмоций вызывает во мне близость его тела.
Доверчивой первокурснице было невдомек, что он способен напрочь лишать рассудка одним лишь прикосновением — если душа моя безбрежный океан, то от теплого дыхания этого мужчины, внутри меня назревает шторм… Я больше не помню о своем начальнике, отрекаюсь от каждого своего обещания, больше не планируя танцевать с кем-то кроме Громова. Вино, власть его глаз, и необъяснимая тяга к Гоше — единственное, что сейчас имеет значение. Первая любовь не ржавеет, верно? Иначе, у меня помрачение рассудка…
— Ты красавица, Лиза, — произносит с придыханием, склонившись к моему уху, и ноги мои становятся ватными.
Не поднимая головы, уже знаю наперед, что в эту самую секунду он на меня смотрит, и вот уже, повинуясь собственному желанию, отвечаю на его взгляд, чуть сильнее положенного сжав ткань его пиджака под своей ладонью. Неважно, что все происходящее больше похоже на сон, что он ведет себя странно, внезапно воспылав ко мне интересом… Забудьте все, что я говорила прежде: воздух должен пахнуть цитрусом, аромату морского бриза здесь вовсе не место…