Прямой эфир
Шрифт:
— Из-за этой вот серой моли? — даже бровью не веду, когда пепельница отлетает в стену позади моего кресла, со звоном осыпаясь на пол кусочками разбитой керамики, принесенной в жертву задетому самолюбию.
— Ты чертов кретин!
— Не перегибай, — вовремя перехватываю ее запястье, и наверняка пугаю жесткостью своего голоса. Пусть считает, кем хочет — объясняться с ней я не стану. И давать ей возможность отвесить мне парочку оплеух не намерен.
— Каждый получил то, что хотел — ты больше не разносишь пиво клиентам, я — сыт по горло твоими
— Играми? — дергается, словно я только что дал ей пощечину, и тяжело дышит, не предпринимая попыток избавиться от моих пальцев на своей руке. — Значит, это всего лишь игры?
— Ну не любовь ведь, — стоило бы усмехнуться, как это делала она, высмеивая мою наивность и болезненную зависимость от ее ласк, но отчего-то не хочется. Единственное, о чем я мечтаю — точка. Твердая, без надежды на то, что когда-то из нее можно будет сваять запятую.
— Чего ты ждала, Яна? Моего развода, красивого предложения, громкой свадьбы? Брось, ты и сама знаешь, что для семейной жизни совсем не годишься.
— Я изменилась, — произносит настойчиво, но веры в ее слова во мне нет. — Что если наше время наступило только сейчас? Что если я поняла, что бегала от тебя напрасно и только с тобой я могу быть счастлива? И ты? Разве не понял, что заменить меня этой, — тычет пальцем в лицо жены, усеянное мелкой стекольной крошкой, и, набрав в грудь побольше воздуха, продолжает, — никогда не удастся. Она никогда не даст тебе того, что могу дать тебе я.
— А с чего ты взяла, что хоть в чем-то ее превосходишь?
— Шутишь? Еще скажи, что не скучаешь в ее постели.
— Тебе бы не мешало повзрослеть, — встаю, и аккуратно переступая через обломки Лизиного подарка, подхожу к окну и подкуриваю сигарету. Наверное, в жизни каждого мужчины наступает момент, когда до него, наконец, доходит — увлекать, соблазнять и дарить наслаждение нам могут многие, а полюбить по-настоящему, понять и заставить нас захотеть стать хоть чуточку лучше способны лишь единицы. Я такого человека нашел.
— Ты пожалеешь, Игорь, — слышу тихий женский голос за своей спиной, но даже не думаю оборачиваться, на автомате поднося к губам тлеющую сигарету. — И когда твоя жизнь развалится, знай, где-то я поднимаю бокал шампанского за твой самый громкий провал…
ГЛАВА 29
Лиза
— Ходит сюда, как на работу, — бурчу себе под нос, удерживая пальцами плотные шторы, и, не желая быть замеченной, отступаю назад, когда мой муж все-таки выбирается из своего автомобиля.
Уверенно приближается к двери, пряча брелок в кармане куртки, и прежде, чем каменный выступ скрывает от меня мужчину, поднимает голову в вверх, что-то выглядывая на звездном небе. Вечер, и на потемневшем полотне нет-нет да загораются яркие вспышки небесных святил.
— Если не заметил, на стене есть звонок. Приличные люди обычно пользуются им, прежде чем ворваться в чужой дом, — смотрю прямо, не мигая,
— Вернуть ключ? — приподнимает бровь, протягивая знакомую связку, и прячет ухмылку, когда я вырываю холодный метал из его рук. Право приходить когда вздумается, он давно потерял. И теперь вряд ли заслужит.
— Раз уж мы заговорили о правилах хорошего тона, от кофе я бы не отказался, — Игорь снимает пиджак, вешая его на подлокотник, и уже садится на свое любимое место — напротив камина, огонь в котором я так давно не разжигала. Да и не умею вовсе, ведь обычно этим занимался супруг.
— Здесь тебе не кафе. Выпьешь его в другом месте.
— Гормоны? — чтобы он понимал?
— Гулящий муж, — вот теперь полегчало. Любуюсь его потускневшим взглядом, проступающими на щеках желваками и напрягшимися пальцами, тут же сжимающимися в кулаки.
Слезы уже прошли. Почти. Но если я больше не плачу на людях, разве нельзя закрыть глаза на мои ночные терзания в тишине одинокой спальни?
Зато злость захлестнула меня с новой силой — увеличилась, став в сотни тысяч раз больше, а эти частые визиты внезапно прозревшего мужа отнюдь не способствуют ее уменьшению. Напротив, лишь распаляют, ведь я не настолько глупа, чтобы не понимать, что возвращает он вовсе не меня…
— Ладно, — устав наблюдать за тем, как он медленно потягивает черный кофе, даже ни разу не поморщившись от крепости приготовленного мной напитка, я решаюсь положить конец этому фарсу. — Перестань делать вид, что тебя все устраивает. В нем нет сахара.
А это главный ингредиент, без которого Громов даже чай пить не станет.
Встаю, с шумом возвращая на поднос чашку, нагло вырванную из его рук, и сверкаю глазами, уставившись в спокойное мужское лицо:
— Этот визит станет последним, — юбилейный, десятый, и ничем не отличающийся от других — сначала он расспрашивает меня о том, как прошел мой день, потом вскользь делится своими успехами, а когда моему терпению приходит конец, начинает терзать мою душу своими обещаниями. Он говорит, говорит, говорит… а я с трудом держусь, чтобы не броситься прочь из комнаты, которая стремительно сжимается до размеров спичечного коробка.
— Нет, — произносит твердым голосом, не терпящим возражений, и как ни в чем не бывало возвращает себе недопитый кофе.
Мне знаком этот тон. Раньше я бы непременно улыбнулась, прижалась к его груди и не поднимала бы глаз, пока его плечи окончательно не расслабились — видеть, как я ликую, в очередной раз убеждаясь, что перед лаской Гоша бессилен, ему совсем необязательно. А теперь… Теперь прячу руки в карманах безразмерного свитера. Разжечь камин все-таки не мешало бы…
— Зачем ты это делаешь? Неужели не понимаешь, что ничего не выйдет?