Прыжок леопарда
Шрифт:
– Пусть пишут.
– Мне, что ли, занести?
– Ноги отвалятся или боишься, сопрут что-нибудь?
– Ладно, жди.
Ну вот, - почему-то подумал я.
– Еще двадцать минут отвоевано у неизбежности. Можно перекурить. Внезапно нахлынуло прошлое. Отец... мы ведь с ним почти поругались. Ну, как это обычно бывает между родителями и самостоятельными детьми. Он позвонил из Москвы и тоном, не терпящим возражений, сказал:
– Ты доложен вернуться в семью!
Я сидел в неуютном номере захолустной гостиницы и считал медяки. Не хватало даже на хлеб.
– Остынь, - говорю, - я всем, кому должен, прощаю.
Он чуть трубкой не подавился. Но сдержался, не нагрубил. Прочел мне скучную лекцию о браке, семье и личной моей ответственности.
– Подумай о дочке, - сказал напоследок.
– Куда это годится, ребенку расти без отца?
Я ударил его словами. Не жалея, наотмашь. Все припомнил, что скопилось за годы разлуки.
– А ты обо мне много думал? До восемнадцати лет жил сиротой при живых родителях. Если б не дед, неизвестно вообще, что бы из меня выросло.
Он осекся. Наверное, побледнел. И сказал после длительной паузы:
– Чувствую, в таком состоянии с тобой разговаривать бесполезно. Все равно не поймешь. Но запомни: пока не одумаешься - я тебе не помощник.
– Это еще неизвестно, кто кому больше нужен!
– отпарировал я мстительно и тоже повесил трубку.
...Реальность опять стерла воспоминания. Пришел Сергей Павлович. Брызжущей энергией массой, вломился в радиорубку:
– Пойдем, вмажем!
Я взял у него три листочка, согнутых вчетверо (надо же, какая секретность!), проставил на них исходящие номера, стал подсчитывать количество слов.
– Что молчишь?
– Не хочу!
– огрызнулся я.
– Неприятности у меня. Домашние огорчения.
– Я разве тебя призываю нажраться?
– возразил капитан.
– Посидишь, поддержишь компанию. А то перед вояками неудобно. Они тебя от чистой души приглашали. Ты ведь к их просьбе отнесся с пониманием, по-людски. Кстати, а что случилось?
– "Кстати", отец заболел. И очень серьезно.
– Ну, ты это... не придирайся к словам. Вижу, лететь собираешься. Как сам считаешь, надолго? Хоть бы предупредил.
– Мачиталзе задумался.
– Вот только в отделе кадров ни тебя, ни меня не поймут.
– Думаю обернуться в три дня, - сказал я, как можно уверенней. В кадрах скажи, что я улетел по заверенной врачом телеграмме.
– Это мысль. А где ее взять?
– Сейчас нарисую. Есть у меня образец.
– Надеюсь, с печатью?
– усмехнулся Сергей Павлович.
– Печать по эфиру не передается, - пояснил я. Наличие таковой заверяется начальником смены радиоцентра. Если хочешь, сделаю для тебя копию. Мне не жалко.
– Что значит, "не жалко"? Должен же я иметь на руках подтверждающий документ? Тебе что?
– сел да полетел! А я?! Ты хоть представляешь, сколько у меня будет лишних головных болей? С машиной твоей что делать? Выгрузить на причал и оставить в порту?
– Надо же!
– вырвалось из меня.
– Я об этом даже не думал!
– Думать надо всегда!
– Капитан едва не вонзил в потолок указательный палец. Хотел, наверное, выдать какую-нибудь остроту, но во время спохватился.
– Даже когда нечем, - закончил я за него, лихорадочно соображая, как поступить.
– Ладно. Казнить - так казнить, - ухмыльнулся Сергей Павлович. Настроение у него было на ять, не чета моему.
– Помогу я тебе с машиной. Поставлю у себя в гараже.
– Нужно же еще растаможить, техпаспорт получить, номера...
– Напишешь доверенность - сделаю. Только и ты постарайся. Разберись со своими проблемами до нашего отхода из Мурманска. Замену тебе просить не хочу. Сработались как-никак. Да и скучно без тебя будет.
– Сейчас напишу!
– Я не верил своему счастью.
– И еще, - капитан затоптался в дверях, - гости у меня не простые. Трудно мне одному. Сижу между ними как у попа на исповеди. Ты уж как-нибудь поскорей, а?
Глава 5
Я написал две доверенности. И на машину, и на зарплату. Кто знает, когда получу деньги за рейс, и получу ли вообще? Еще нацарапал короткое письмецо капитану: мол, если что, не поминай лихом, лишнее отправь матери, адрес знаешь. Оставил все это в вахтенном журнале радиостанции. Потом взялся за принесенные им телеграммы.
Если верить домашним адресам, все три "капитана Немо" были жителями Москвы. Более того - одного и того же микрорайона, что у станции метро "Щелковская". Ну, как в песне поется, "служили три товарища в одном и тем полке". Все как у близнецов, даже отпуск один на всех. Тексты посланий были тоже, как будто написаны под диктовку.
"Бывают цепи случайностей и совпадений, но они не бывают столь непомерной длины", - говорил в таких случаях Виктор Игнатьевич Мушкетов - сослуживец и друг отца. И чаще всего оказывался прав.
Этого человека я знаю давно, когда он еще не носил обидную кличку "Момоновец", а был просто "Квадратом". О его подозрительности в конторе ходили легенды. Мушкетов и меня недолюбливал. Я не читал его мыслей, но знаю это наверняка. Тем не менее, этот человек всегда мне помогал. А однажды - спас жизнь. Да и после того разговора с отцом я позвонил опять же, ему.
– День добрый, Виктор Игнатьевич! Узнаете голос из преисподней?
– А, дьяволенок? Привет, привет! Бьюсь об заклад, опять что-нибудь натворил. Помощь нужна?
Мне, вдруг, стало так себя жалко, что я чуть не заплакал. Рассказал ему все, что накипело. И про жену, и про тещу, и про безденежье, и про работу, в части увольнения по тридцать третей статье за прогулы.
– Отец, конечно, не одобряет, - уточнил Виктор Игнатьевич, имея в виду мое поведение.
– К жене, - говорит, - возвращайся, или помощи от меня никакой!
– пояснил я с обидой.