Прыжок над бездной
Шрифт:
– Если ты провидец такой, то ответь на вопрос, – начал Иван.
– Ну?
– Удержим мы крепость али отдадим ее ворогу ненавистному? – голос Ивана задрожал от волнения.
– Того не ведаю, – покачал головой Багров. – Смотря как сражаться будем.
Снизу, с монастырского подворья, донесся жалобный плач: беженка тащила за руку орущего мальчишку, награждая его тумаками.
– Аникей, – взмолился Крашенинников. – Придумай, как супостатов истребить али от стен отогнать. Сожги их, али утопи, али еще чего сообрази. Ты все можешь! О прошлом годе вы со своим монашком придумали штуку, чтобы мужикам легче было бревна таскать да каменные глыбы ворочать.
– Думаю над этим, Ваня. Но силенок да знанья не хватает мне…
Вверху, на пронзительном ветру, оба основательно продрогли. Миновав стражника, который спрятался от дождя в будку, они пошли вдоль крепостной стены: здесь народу было поменьше.
– Пойдем ко мне, – предложил Аникей. – Сбитнем горячим погреемся.
– Пойдем! – с радостью согласился Иван, прибавляя шаг. С тех пор как у Аникея появился новый приятель, пришлый монах, Багров крайне редко приглашал к себе Крашенинникова.
Жил Аникей бобылем, обслуживал себя сам, однако избу содержал в порядке.
В последнее время поползли упорные слухи, что-де Багров знается с нечистой силой. Архимандрит монастыря Иоасаф на всякий случай даже приставил к нему соглядатая, но тот исправно доносил, что Аникей держит себя скромно, тихо, ни дыма, ни тем паче адского пламени в подслеповатых окошках его избы не наблюдается. Правда, справедливости ради нужно заметить, что Аникей, раскусив соглядатая, щедро угощал его брагой.
Так или иначе, а всемогущий старец успокоился насчет Багрова и нечистой силы.
Чем ближе к центру пробирались Иван и Аникей по улицам, тем теснее и суматошней на них становилось. Не оставалось ни клочка свободного пространства – все было запружено беженцами. Ранние холода осложнили их и без того бедственное положение. Доносились обрывки разговоров.
– …Хату спалили, детишек поубивали, мужик в ополчении сгинул. Осталась я одна на белом свете, сюда незнамо зачем прибежала, – рассказывала окружившим ее бабам молодайка в платке, вытирая слезы.
– И кой дьявол привел их сюда, недругов наших, – с ненавистью произнес Крашенинников, когда они сделали несколько шагов, удалившись от плачущей женщины.
– Привел их не дьявол, Ваня, а литовский гетман Ян Сапега да с ним польский пан Александр Лисовский.
– Выходит, литвины да поляки? А я со стены вроде еще и других различал.
Багров отрубил:
– Изменщики.
– И я так думаю, – согласился Иван.
Наконец добрались до места.
Избенка Аникея стояла в тихом переулке, по которому не то что телеге – пешему можно было пробраться чуть ли не бочком.
Крохотный участок, заросший чертополохом да бурьяном, был огорожен ветхим, покосившимся плетнем, потемневшим от времени и дождей.
По узкой, слабо протоптанной тропинке подошли к избе.
Внутри было тепло и как-то покойнее. Согревшись сбитнем, Аникей и Иван разглядывали старые рукописные тексты. Их отыскал в монастырском подвале инок Андрей, новый приятель Багрова. Откуда Андрей пришел в монастырь, Крашенинников не знал.
В избе стало темно – хоть лучину зажигай. Осенью сумерки наступают быстро…
Когда Александр Христофорович закончил чтение, в комнате на некоторое время воцарилась тишина. Сережа подлил керосину в лампу, начавшую чадить, вывернул побольше фитиль – он не решался проделать эти манипуляции во время чтения.
То, что читал отец, Сереже очень понравилось. Кое-чего, правда, он не понял, но расспрашивать отца при гостях не стал. Вместо этого он съел картофельную оладью, обильно политую сметаной. Хотя оладья и остыла, она показалась мальчику дьявольски вкусной, и его неприязненное чувство к соседке заметно уменьшилось.
– Сколько Русь хлебнула! Сколько ей досталось на протяжении истории! – нарушил кто-то молчание.
– А чего добились враги? Их кости сгнили, а страна наша живет и здравствует, – сказал Крылов.
– Александр Христофорович, а что дальше-то было? – спросила соседка.
– Дальше я еще не сочинил, – улыбнулся Чайкин.
Взяв в руки лампу, чтобы посветить в темном коридоре, отец вышел проводить гостей.
– Заберите свой продукт, Алла Кондратьевна, – сказал он соседке, задержавшись в дверях, и кивнул на оладьи, к которым, кроме Сережи, так никто и не притронулся.
– Ну что вы, Александр Христофорович! Завтра в дорожку с Сережей возьмете.
На крыльце разговор возобновился.
– Пап, а откуда ты узнал про все это? – решился задать Сережа давно мучивший его вопрос.
– О чем ты, сынок?
– Я о людях… Иван, Аникей, потом этот… монах Андрей…
– Мой тезка, между прочим, – не без самодовольства вставил механик.
– Их ты всех выдумал, пап? – продолжал Сережа.
– Конечно, – улыбнулся Александр Христофорович.
Глава четвертая. Ленинград
Прошло всего две недели, как Сережа с отцом переехал в Ленинград, а жизнь в Крутоярске уже казалась ему какой-то далекой и нереальной – столько новых впечатлений нахлынуло разом.
Отец уходил на работу затемно, а возвращался так поздно, что Сергей, как ни крепился, частенько уже засыпал.
Им дали просторную комнату на Васильевском острове. Двор был большой, но скудный зеленью.
Сережа подружился со сверстниками. Ребята бегали в порт, где мальчик впервые увидел морские суда, ходили на Дворцовую площадь, к Зимнему дворцу. Сережа полюбил смотреть на свинцовые волны Невы, которые казались холодными даже в июльскую жару. Куда Разине до этой величавой красавицы!