Прыжок во тьму
Шрифт:
Чтобы заложить прочные основы, нам необходимо было использовать весь опыт и знания подпольной работы нашей партии и других братских партий в довоенные годы. Для нас, попавших в кошмарную среду оккупационного режима из социалистической страны, — все это было весьма затруднительно.
Мы постоянно должны были помнить, что теперь нам противостоит беспощадный враг — фашизм — со всем его аппаратом, включая гестапо. Враг, пользующийся в борьбе зверскими методами, прилагающий все усилия к тому, чтобы уничтожить партию.
Для успешной работы необходим пропагандистский материал. Его нужно где-то разработать, нужно апробировать.
Поскольку до сих пор мы ничего не знали о существовании Центрального Комитета и издании «Руде право», то нам предстояло обеспечить выпуск этой газеты, а для этого нужно было раздобыть техническое оборудование для типографии, организовать точки распространения печатной продукции и т. п.
Наряду со всеми этими задачами стояла задача организации бесперебойного снабжения подпольных работников продуктами питания, одеждой, бельем и всеми прочими необходимыми предметами.
Мне так представлялось, что Тонда возьмется за технику, я — за обновление и создание партийных организаций, Эда — за оборудование радиостанции и налаживание связи, Карел — за формирование боевых групп.
Обретенная нами крыша над головой давала возможность действовать. В первую очередь требовались новые документы, паспорта, трудовые книжки, удостоверения личности, свидетельствующие о работе на заводах, в учреждениях и т. д. Без помощи людей из полицейских и районных политических управлений, трудовых ведомств, страховых обществ мы бы их не раздобыли. Имелся, конечно, и другой путь обзавестись нужными документами — изготовить их самим. Но для этого требовалось многое, например фотоаппараты, всевозможные химикалии, которые очень трудно было приобрести, а главное — чистые бланки. Все это поручалось Тонде, все зависело от него.
С помощью товарища Шнейдера Тонда встретился с Резничковой, чрезвычайно самоотверженным и скромным членом партии. Она помогла ему достать бумагу, краски и прочее.
Теперь главное заключалось в следующем: найти сотрудников, подобрать верных людей. Из конспиративных соображений я не хотел обращаться к старым функционерам партии. Соблюдать правила конспирации при создании движения было совершенно необходимо. Но к кому обратиться? И я решил: положусь на случай. Ходил к заводам, ездил трамваем в часы пик. Прошло несколько дней, и я встретился с несколькими знакомыми. Разговорился с ними. Расспрашивал о тех или иных товарищах, кто из них жив, кто чем занимается. А затем мимоходом осведомлялся о партии и ее деятельности. Но удовлетворяющего меня ответа я так и не получил. Люди были осторожны, некоторые говорили откровенно: «Где уж там теперь что-то делать! Головой рискуешь, а тут семья!» И сами задавали вопрос: «Ну, а ты чем занимаешься?» Я отвечал: «Работаю на н-ском заводе, теперь приехал навестить сестру».
Я знал, что наладить связь с людьми, работавшими в подполье, — задача чрезвычайно трудная. Здесь нельзя быть нетерпеливым
В конце концов выдержка и терпение дали свои плоды. Во время одного из очередных обходов Праги неподалеку от управления «Братства» на нынешнем Революционном проспекте я повстречал товарища Кулду из Высочан. Он шел с двумя незнакомыми мне людьми. Проходя мимо него, я умышленно слегка толкнул его и извинился. Он посмотрел на меня, я — на него и мы разошлись. Пройдя несколько шагов, я остановился и стал ждать. Вскоре товарищ Кулда простился со своими приятелями и возвратился ко мне.
— Что ты тут делаешь? Где обитаешь? — спросил он меня.
— Живу здесь у сестры, — ответил я.
Он оглядел меня.
— Я думал, что ты в Советском Союзе. Тебе известно, что твой брат арестован? Прошел слух, что он укрывал тебя.
Эта новость потрясла меня.
В завязавшейся беседе на мой вопрос, где он работает, Кулда ответил, что служит в «Братстве», куда теперь, мол, перешло большинство «вчелаков», однако руководящие посты занимают бывшие социал-демократы.
Потом Кулда спросил меня напрямик:
— Ведь ты все-таки был за границей?
— Ладно, буду с тобой откровенен: я приехал из Москвы. Мне поручено установить связь с партией или восстановить ее деятельность. Тебе известно что-нибудь о ней, о Центральном Комитете?
— Известно, но немного. Отдельные организации работают, но самостоятельно, это я знаю.
— А что с товарищем Мейкснером?
— Перешел с «Вчелой» в «Братство». Какую-то связь имеет, что-то делает. Никто из нас, из старых «вчелаков», об этом с ним не разговаривает. Ты же знаешь, всем верить нельзя. Теперь в «Братстве» разные люди, и при малейшей оплошности может возникнуть подозрение. Мы с ним не встречаемся, поэтому он и цел. Тебе ведь известно, что гестапо охотится за коммунистами.
— Не можешь ли ты мне организовать с ним встречу?
— Могу, но не рекомендую. Это было бы небезопасно и для тебя, и для него. Попытаюсь организовать тебе другую встречу, безопасную. Встретимся через два дня.
В назначенный день — это было в конце мая — я пришел на свидание минута в минуту. Еще не было произнесено ни слова, но я уже знал, что все складывается хорошо. Мой старый товарищ Кулда сообщил мне, что можно встретиться с товарищем Плишеком, кладовщиком «Братства» в Жижкове, и с товарищем Пайскром из Кладно. Кроме того, он дал мне адреса нескольких других кладовщиков «Братства», которые будут снабжать нас продовольственными карточками. На душе у меня просветлело.
Изложив все это, Кулда добавил, что нашел для меня резервную квартиру у товарища Ружичковой в Жижкове.
Я не выразил Кулде своей радости. Мы только пристально посмотрели друг на друга.
— А что ты делал после ухода из Кладно? — вернулся Кулда к прерванному разговору.
Я коротко изложил ему свою историю, основное Кулда знал.
— Был назначен инструктором по Моравии, но, как ты знаешь, события во «второй республике» развивались быстрым темпом. Берлин плел интриги с кликой Тисо, усиливал давление на чехословацкое правительство, которое ни о каком сопротивлении не помышляло, уступало и всячески хотело продемонстрировать антикоммунистический характер своих действий. 20 октября 1938 года правительство запретило деятельность коммунистической партии, 27 декабря — распустило ее. В начале 1939 года начались уже первые аресты.