Прыжок за борт. Конец рабства. Морские повести и рассказы (Сочинения в 3 томах. Том 2)
Шрифт:
«Путь свободен. Отправляйтесь, как только утренний прилив поднимет вашу лодку. Пусть ваши люди будут осторожны. В кустах по обеим сторонам речонки и за частоколом при устье спрятаны воины. На успех у вас не было бы ни одного шанса, но я не думаю, чтобы вы хотели бойни».
Браун прочел записку, порвал ее на маленькие кусочки и, повернувшись к Корнелиусу, который принес послание, насмешливо сказал:
— Прощайте, мой друг.
В тот день Корнелиус был в форте и шнырял вокруг дома Джима. Джим дал ему записку, так
Корнелиус, вручив записку, не уходил. Браун сидел у маленького костра; все остальные лежали.
— Я бы мог вам сказать кое-что приятное, — хмуро пробормотал Корнелиус.
Браун не обратил на него внимания.
— Вы его не убили, — продолжал тот, — а что вы за это получаете? Вы бы могли забрать все деньги у раджи — все деньги, и повытрясти все из домов Буги, а теперь у вас нет ничего!
— Убирайтесь отсюда, — проворчал Браун, даже не глядя на него.
Но Корнелиус расположился рядом с ним и стал ему что-то нашептывать, изредка притрагиваясь к его локтю. Слова его заставили Брауна с проклятием выпрямиться: Корнелиус сообщил ему о вооруженном отряде Дэна Уориса в низовьях реки. Сначала Браун решил, что его предали, но, поразмыслив, убедился, что о предательстве не могло быть и речи. Он ничего не ответил, и, немного спустя Корнелиус равнодушным тоном заметил, что есть другой, кружной путь, хорошо ему известный.
— Это знать полезно, — заметил Браун, настораживаясь.
Корнелиус зашептал о том, что происходит в поселке, повторил речи, произнесенные на совете, тихо жужжа в ухо Брауна, словно не желая будить спящих.
— Он думает, что обезвредил меня, не так ли? — очень тихо пробормотал Браун.
— Да! Он идиот! Ребенок! Он явился сюда и ограбил меня, — стрекотал Корнелиус, — и заставил весь народ ему верить. Но если что-нибудь произойдет и они перестанут ему верить, что тогда от него останется? Этот Буги Дэн, что ждет вас в низовьях реки, — тот самый их вождь, который загнал вас на холм, когда вы только что сюда прибыли.
Браун небрежно бросил, что недурно было бы избежать этой встречи. С тем же независимым видом Корнелиус заявил, что знает кружной путь — канал достаточно широкий, по которому лодка Брауна может пройти, минуя стоянку Уориса.
— Вам нужно будет не шуметь, — сказал он, словно что-то вспомнив, — так как в одном месте мы будем проходить как раз позади его стоянки. Пройдем очень близко. Они расположились на берегу и втащили свою лодку.
— О, не бойтесь, мы умеем скользить неслышно, как мыши, — сказал Браун.
Корнелиус потребовал, чтобы его лодку вели на буксире в том случае, если он будет указывать дорогу Брауну.
— Я должен поскорей вернуться назад, — пояснил он.
За два часа до рассвета дозорные известили находившихся за частоколом, что белые злодеи спускаются к своей лодке. Тотчас же все вооруженные люди в Патюзане были приведены в боевую готовность, хотя на берегах реки по-прежнему было тихо, и не будь дымного пламени костров — поселок казался бы спящим, как в мирное время. Тяжелый туман низко повис над водой, и в призрачном сером свете ничего не было видно. Когда шлюпка Брауна выплыла из речонки, Джим стоял на низком мысе перед укреплением раджи — на том самом месте, где он высадился по приезде в Патюзан. В сером свете проступала движущаяся тень — одинокая, массивная и, однако, трудно различимая. Доносился тихий шепот. Браун, сидевший у руля, слышал, как Джим спокойно сказал:
— Путь свободен. Вы лучше доверьтесь течению, пока не рассеялся этот туман. Но скоро он рассеется.
— Да, скоро рассветет, — отозвался Браун.
Человек сорок, стоявшие с мушкетами перед частоколом, затаили дыхание. Буги, владелец пироги, тот самый, кого я видел на веранде Штейна, находился среди них и рассказывал мне потом, что шлюпка, поровнявшись с низким мысом, вдруг словно выросла и нависла, как гора.
— Если вы находите, что лучше переждать день в море, — крикнул Джим, — я постараюсь чего-нибудь вам прислать — мяса, ямсу…
Тень двигалась вперед.
— Хорошо. Пришлите, — донесся из тумана заглушённый голос.
Никто из слушателей не понял смысла этих слов; а затем Браун и его люди уплыли, скрылись бесшумно, словно призраки.
Так Браун, невидимый в тумане, удалялся из Патюзана, сидя бок о бок с Корнелиусом на корме шлюпки.
— Может быть, вы получите мясо, — произнес Корнелиус. — И ямсу. Вы это получите, раз он сказал. Он всегда говорит правду. Он украл все, что у меня было. Думаю, вам мясо нравится больше, чем хорошая пожива.
— Придержите язык за зубами, а то как бы вы не полетели за борт в этот проклятый туман, — сказал Браун.
Лодка, казалось, лежала неподвижно; не видно было ни зги — даже воды у бортов; только водяная пыль, стекаясь в капли, струилась по бородам и лицам.
— Было страшновато, — сказал мне Браун. — Каждому казалось, словно он один плывет в лодке, преследуемый вздохами призраков.
— Швырнете меня, да? Но я-то знаю, где нахожусь, — хмуро пробормотал Корнелиус, — Я здесь много лет прожил.
— И все-таки ничего не рассмотрите в таком тумане, — сказал Браун, откидываясь назад и держа руку на бесполезном румпеле.
— Нет, рассмотрю, — огрызнулся Корнелиус.
— Весьма приятно, — произнес Браун. — Значит, приходится верить, что вы вслепую можете найти канал, о котором говорили?
Корнелиус отвечал утвердительно.
— Вы слишком устали, чтобы грести? — спросил он, помолчав.
— Нет, черт побери! — заорал вдруг Браун, — Вытаскивайте весла.