Пржевальский
Шрифт:
А про себя подумал: «Мы теперь знаем, как речными путями добраться до Кореи, а то морской путь от Иркутска до Новгородской гавани очень далёкий».
Глава 12. Хуньчунь
Пржевальский, сев в лодку, стал писать отчёт о том, как устроена крепость, что представляет собой корейский приграничный город Кычен-Пу и многое другое. Он отвлёкся и подумал: «Ведь китаец из Хуньчуня? А что если в этот город наведаться. Превосходная мысль!»
И он тут же обратился к спасённому китайцу:
– Плывём в Хуньчунь, а тебя берём в проводники. Покажешь нам город.
– Очень согласен, я ведь там живу, – обрадовался китаец и вдруг забеспокоился. – Только надо купить много морской капусты и прикинуться торговцами.
– Капусту закупим по пути, – ответил Пржевальский, – а сейчас отчаливай, ребята!
Вскоре на высоком берегу реки Туманги показался город Хуньчунь.
– Прямо-таки настоящая крепость, а перед городком, похоже, военный городок, – посмотрев в бинокль, удивился Пржевальский.
– Могу рассказать, что знаю о Хуньчуне, – подал голос спасённый китаец.
– Валяй, – разрешил Пржевальский, – только объясни, откуда такое название?
И китаец начал частить:
– Маньчжурское название Хуньчунь, означает конец реки. Город обнесён глиняными стенами, вон видите, с башнями, глубоким рвом, и имеет губернаторскую резиденцию. А впереди расположен укреплённый военный лагерь, туда торговцев не пускают. В городе проживают шесть тысяч жителей, есть телеграф и известен, как центр китайского найма рабочих. У нас их называют «кули» и нанимают на промыслы морской капусты и трепанга.
Китаец осёкся, увидев на берегу охрану, а Пржевальский успокоил его:
– Не бойся, у нас есть охранная грамота.
Солдаты, повертев в руках «подорожную» с красивой печатью, разрешили торговцам с капустой войти в город. В отличие от довольно опрятных корейцев, китайцы были одеты в поношенные грязные халаты. Вдоволь побродив по кривым улочкам с торговыми лавчонками тесного города, они заглянули на городской рынок, где сразу продали свою морскую капусту, отдав выручку счастливому китайцу. И чего только не было здесь на этой «толкучке» – всё, что душе угодно. Китаец не отставал от них и на ходу рассказывал о жизни в городе, о быте и чаяниях китайцев. Путешественники обносились и поэтому на рынке смогли купить снаряжение для продолжения экспедиции и лошадей. Переночевав в гостином дворе, путешественники отправились в обратный путь в Новгородскую гавань, вспоминая гостеприимный город Хуньчунь.
Глава 13. Вдоль побережья
Чуть больше месяца Пржевальский провёл на Новгородском посту. Он провёл инспекцию поста и тщательно изучил его окрестности, исходил всё побережье и записал в своём дневнике:
«В военном отношении залив Посьета имеет преимущества перед бухтой Владивосток. Если Владивосток удобно бомбардировать с трёх сторон, то залив Посьета, врезанный вовнутрь материка, менее подвержен обстрелу неприятелем, да и менее замерзает зимой».
Деятельный Пржевальский уже мечтал о продолжении путешествия. Он решил не медлить и предпринять по побережью вьючную экспедицию в гавань Святой Ольги, а оттуда, наняв проводников, попасть на реку Уссури, перемахнув через горный хребет.
– Неужели это возможно, – удивлялся Ягунов, внутренне содрогаясь, – это же неизвестные горы?
– Не бойся, – улыбался Пржевальский, – всё будет хорошо!
Пржевальский купил шесть лошадей, снарядил их вьючными принадлежностями и нанял двух солдат для ухода за лошадьми. Путешественники взяли с собой продовольствие: несколько пудов сухарей, просо и прочую провизию. Одну лошадь навьючили исключительно охотничьими припасами: дробью, свинцом, порохом. И отряд путешественников отправился в экспедицию вдоль побережья Японского моря к гавани Святой Ольги.
Вначале они, пройдя 170 вёрст по почтовой дороге, пришли к устью реки Суйфуну. На почтовых станциях они меняли лошадей и двигались дальше. Так путники, где верхом на лошадях, где пешком, шли по морскому побережью, переходили речки через мосты, сделанные из простого накатника или, сняв сапоги, вброд. По берегам речек везде были раскиданы фанзы китайцев и корейцев, а на мелководьях этих речек они ловили красную рыбу, заходящую сюда осенью. Пржевальский с манзами ловил эту рыбу при помощи больших плетённых из тальника «морд», укладывая их поперёк речки. Проходящая рыба сама задевает за крючки такой «морды», привязанной к длинной палке, и только выдёргивай пойманную добычу.
– Вот это рыбалка, – восторгался Ягунов, – на вечер будет знатная уха!
В лесистых горах водились козы, олени, медведи, кабаны, дикие кошки и прочее зверьё, которое уссурийские манзы ловили, устраивая ямы из срубленных деревьев и валежника. И что интересно, они пойманных оленей, изюбров приводили в фанзу и кормили сеном до тех пор, пока у них спадут старые рога и заменятся новыми, молодыми. Тогда животных забивали и продавали за хорошие деньги. Вот на такую охоту с ними с удовольствием ходил Пржевальский, называя её самой успешной в своей жизни.
Но больше всего он удивлялся тому, что манзы охотились на зверя с фитильными ружьями. Он разводил руками и пытался объяснить Ягунову:
– Эти старинные ружья со стволом длиной аршина два с половиной и с замком, состоящим из курка, спуска и пружины, закреплённой на внешней стороне ружья. В курок вставляют зажжённый фитиль, который воспламеняет насыпанный порох … Бах, и выстрел, и ведь попадают.
– Как стрелять при дожде? Непонятно! – не переставал удивляться Ягунов. – Да и вообще, как охотиться с таким ружьём? А ведь местные охотники очень удачливые.
И вдруг закричал:
– Смотрите, Николай Михайлович, они жгут траву. Зачем?
Пржевальский ответил:
– Я интересовался, манзы сжигают сухую траву вокруг своей фанзы для того, чтобы при лесном пожаре огонь не перекинулся на их жилище.
– Предусмотрительные, – покачал головой Ягунов.
А путешествие продолжалось. Они шли вдоль побережья моря, собирая ракушки и стреляя по птицам. А казаки с вьючными лошадями следовали за ними и, продолжая не понимать своих господ, философствовали между собой: