Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования
Шрифт:
Мистификация находится на границе с псевдонимией. Клептомания «И. Одоевцевой» по части чужого ложноимени аукается с ее розыгрышем, когда она сдала в газету «Русская мысль» письмо в редакцию за подписью Зинаида Шекаразина, в котором от имени дублерши своей биографии с трудно скрываемым упоением писала:
Ласковой кошачьей лапочкой с коготками она (Одоевцева) переворачивает и так и этак и критика, и его бедных лауреатов – кандидатов на опустевший эмигрантский поэтический престол [21] ,
21
Шекаразина З. Ответ на ответ // Русская мысль. 1959. 19 марта.
а потом дразнила историка литературы двусмысленным отнекиванием:
подписанное некой Зинаидой Шех… Шах… или Ших-разевой или – разниной, не помню. Неужели же, неужели и Вы приписали мне ее писание? О Господи! Здесь, в Париже пущен был этот гнусный слух, но я никак не предполагала, что он мог долететь до Америки. Нет, клянусь памятью Г[еоргия] В[ладимировича], никогда я не подписывалась Ших-, Шах- или как ее там. […] Кстати, это, кажется, был Зиновий, а не Зинаида, т. е. лицо мужского пола, сумевшее сохранить анонимат, но замолчавшее после своего неудачного
22
«Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-х гг. в переписке русских литераторов-эмигрантов / Сост., предисл. и примеч. О. А. Коростелева. М., 2008. С. 759–760. Эту игру поддержал близкий ей в ту пору Ю. К. Терапиано (Торопьяно): «Зинаида Шекаразина – не псевдоним, а живое лицо; она живет на юге Франции и мне, по бабушке, доводится дальней родственницей. Хотел дать ей возможность писать, но она – увы! – сразу же наступила многим на хвосты и по стилю ее стали принимать за И[рину] В[ладимировну] – пришлось “прекратить” (чего она мне, конечно, не простила)…» (Там же. С. 341).
И в псевдонимы литературного соседа И. Одоевцевой – Георгия Адамовича, который вообще был склонен к мистификациям (напомним опубликованную им рукопись дневника якобы неизвестного лица о петербургском литературном быте эпохи военного коммунизма и НЭПа, автором какового сочинения, несомненно, является он сам [23] ), мне представляется, должно быть включено «Куприянов, С.» – по сообщению Г. Адамовича, такой публикатор якобы обнародовал в СССР «пародийные эпитафии Маяковского», в том числе на Ахматову: «нежна, грустна, стройна, бледна, она, жена…» [24] . Думаю, что авторство этих сочинений должно быть возвращено по принадлежности.
23
См.: Коростелев О., Федякин С. Рукопись неизвестного // Огонек. 1995. № 28. С. 69, 71. Ср.: Адамович Г. Рукопись // Последние новости. 1934. 26 июля. № 4872. С. 3.
24
Г. А. [Адамович Г. В.] Литература в СССР // Последние новости. 1938. 28 апр. № 6242. С. 3.
Приключения в мире эмигрантских псевдонимов насчитывают свои победы и свои поражения. Продолжение и первых, и вторых нетрудно предсказать. Но без этой разведывательной работы мы неизбежно будем иметь весьма приблизительную и дезинформирующую картину доброй половины русской словесности XX века.
Олег Коростелев
Литературные маски и критические рубрики в периодике русского Парижа
Такое явление, как авторская литературно-критическая рубрика, очень плохо описано в научной печати; посвященных ему специальных работ почти нет, поэтому стоит сказать о нем несколько слов.
Становление этой формы всецело связано с усилением роли газет.
В начале XIX века первое место в жанровой иерархии печати занимал альманах (Белинский считал, что в это время «русская литература была по преимуществу альманачною» [25] ), затем главенствовал толстый журнал. Газета вышла на первый план в общей структуре периодики на рубеже XIX – ХХ веков и к рубежу ХХ – XXI веков утратила свое первенствующее место, уступив телевидению и интернету. Но несколько десятилетий ХХ века именно газета царила в умах, и без нее невозможно представить себе жизнь той эпохи во всей полноте.
25
Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М.: Изд-во АН СССР, 1955. Т. 8. С. 214.
Роль газеты в структуре русской периодики возрастала начиная с 1860-х гг., и утверждение ее позиций привело к изменениям в системе критических жанров.
Если в альманахах преобладали статьи, то в эпоху главенства журналов ведущим литературно-критическим жанром становится обозрение.
К началу ХХ века ежегодные обозрения, столь характерные для XIX столетия, хоть и продолжали время от времени появляться в толстых журналах, но уже редко занимали центральное место в литературной жизни. Одну из ведущих ролей в критике начинает играть жанр постоянной авторской колонки или рубрики.
Александр Измайлов, описывая этот период в предисловии к своей книге «Помрачение божков и новые кумиры» (1910), был убежден: «В последнее десятилетие, и в особенности пятилетие, когда сама русская жизнь летела с причудливостью и быстротою картин кинематографа, – литературные явления нарождались, сменялись и отходили в вечность с такою порывистостью и беглостью, что только газетный лист мог отразить их без опоздания» [26] .
Причин выдвижения на первый план авторских рубрик много: индивидуализация сознания; растущая профессионализация и специализация критики как вида деятельности [27] ; общая тенденция к большей лаконичности, проявившаяся на рубеже веков во многих жанрах [28] ; стремление к постоянству в быстро меняющемся мире [29] и возможность удовлетворения ожидаемых запросов читателей [30] ; большее доверие к уже проверенному и понравившемуся автору как арбитру вкуса; индивидуальность и неповторимость авторского взгляда на отдельные явления литературного процесса и эпоху в целом, единство оценок, вписывание новых явлений в уже сложившуюся иерархию ценностей [31] .
26
Измайлов А. А. Помрачение божков и новые кумиры: Книга о новых веяниях в литературе. М., 1910. С. V.
27
Если в первой половине XIX века литераторы чаще работали во многих жанрах одновременно и при этом сами же зачастую выступали в роли редакторов и издателей, то к началу ХХ века нередким стало явление критика в чистом виде и даже критика-фрилансера (способствует этому и общемировая тенденция к коммерциализации прессы, возросшие возможности существовать на гонорары от критических публикаций). Хотя в русской литературе и в это время наиболее интересными критиками зачастую продолжали оставаться поэты (Брюсов, Анненский, Гумилев, Ходасевич, Адамович и др.).
28
Об этой тенденции, наблюдающейся в лирических стихах, писал Б. М. Эйхенбаум, справедливо замечая, что если в XIX веке лирическое стихотворение могло насчитывать десяток и более строф, не воспринимаясь при этом длинным, то в начале ХХ века средняя длина лирического стихотворения – три-четыре строфы, а от более длинных читатель устает. Та же тенденция наблюдается и в критике: если в эпоху Белинского журнальный критик легко позволял себе статьи по четыре печатных листа (на сегодняшний взгляд это целая брошюра), то в начале ХХ века мало какой журнал поощрял такое многописание, поскольку основная масса читателей воспринимала это как тягомотину. Газета тем более ограничивала объем материала в лучшем случае подвалом (в среднем 7–8 машинописных страниц). «Глотатели газет», как назвала их Цветаева, имели свои предпочтения, с которыми приходилось считаться. Критики, имевшие «короткое дыхание», чувствовали себя в этом формате весьма уверенно. Остальным приходилось обращаться к форматам журналов или книг, которые тоже претерпевали изменения. Тенденция, кстати, продолжается и в наши дни, достаточно сравнить среднюю длину постингов появившихся один за другим «Живого журнала», «Фейсбука» и «Твиттера». В «Живом журнале» это чаще всего развернутое высказывание, фактически статья, в «Фейсбуке» – отклик на один-два абзаца, а в «Твиттере» – реплика в несколько слов.
29
Читатель должен был быть уверен, что, раскрыв газету или журнал, найдет на привычном месте постоянную рубрику.
30
Постоянная колонка знакомого автора воспринималась как более надежный, уже апробированный путеводитель по литературному процессу с известными критериями.
31
По точности оценок и прогнозов мы сейчас и судим о критиках. Большинство людей, сталкиваясь с новыми литературными явлениями и пытаясь оценить их, попадает пальцем в небо в девяти случаях из десяти. Вдумчивые критики угадывают гораздо чаще – до половины. Выше 50 процентов – единицы, а таких проницательных критиков, как Брюсов или Гумилев, можно во всей истории литературы пересчитать по пальцам. С их тогдашними оценками новых явлений приходится соглашаться в подавляющем большинстве случаев, а часто и удивляться, насколько верно они предчувствовали дальнейшую творческую судьбу того или иного автора по первым сборникам стихов.
Авторская колонка заметно отличается и от обычной рубрики, и от цикла статей.
Объединяющим принципом традиционной газетно-журнальной рубрики выступает прежде всего выбранная тема, авторская же рубрика всецело определяется личностью автора. Как раз в темах авторской рубрики вполне возможны вариации [32] .
Цикл статей обычно изначально более серьезно продуман и более связан единой темой, чем авторская рубрика, предполагающая прежде всего молниеносную реакцию автора на события. Т. е. если цикл статей задумывается заранее (хотя бы в общих чертах), и затем замысел постепенно воплощается, появляясь на страницах периодического издания, то при зарождении авторской рубрики решается прежде всего вопрос: «кто»; т. е. редакция принимает решение: о литературе у нас будет писать такой-то; с ним заключается конвенция, которая может порой обставляться какими-то добавочными условиями типа: «да и нет не говорить», но изначально тема не определяется редакцией, отдается на волю автора; более того, предполагается, что он будет отзываться на новые литературные явления как захочет, обычно это входит в условия договора, для этого авторская рубрика и создается; тут редакция идет на определенный риск, регулярно получая небольшие сюрпризы. Разумеется, бывали случаи, когда такие сюрпризы переставали радовать редакцию, и сотрудничество прекращалось. Бывало и наоборот, так что автор, потерявший терпение из-за того, что редакция чересчур настойчиво диктует ему свою волю, прекращал сотрудничество. История журналистики полна подобными инцидентами, пестрит «письмами в редакцию» о прекращении сотрудничества, разрыве отношений и т. д.
32
Г. В. Адамович в своей рубрике «Литературные заметки» ухитрялся публиковать и мемуары, и статьи о Бетховене или советской молодежи, и никому в голову не приходило пенять ему на их неуместность.
Иными словами, для того чтобы газетная рубрика или колонка стала литературным событием, необходим был целый ряд условий. Наиболее существенные результаты получались, когда совпадали все условия: издание существовало прочно, редакция предоставляла автору достаточно свободы, автор оказывался на высоте, у рубрики появлялось достаточно читателей и почитателей.
Только тогда авторская рубрика становилась явлением в литературной жизни периода, а свод колонок превращался в книги, которые навсегда остались в истории литературной критики: «Среди стихов» В. Я. Брюсова, «Письма о русской поэзии» Н. С. Гумилева, «Лики творчества» М. А. Волошина, «Литературный дневник» Антона Крайнего (З. Н. Гиппиус).
В эмигрантскую периодику авторская литературно-критическая рубрика перекочевала из российской прессы и получила новую жизнь, особенно заметную на фоне того, как в советской России проявлять индивидуальность критикам и журналистам становилось все труднее [33] .
Многие авторские рубрики стали заметным явлением в литературной жизни эмиграции и сыграли серьезную роль в истории литературы, критики и журналистики русского зарубежья: «Литературные беседы» Г. В. Адамовича в «Звене» (Париж, 1923–1928) и его же «Литературные заметки» в «Последних новостях» (Париж, 1928–1940); «Люди и книги» В. Ф. Ходасевича в «Возрождении» (Париж, 1926–1939); «Литературные отклики» и «Литературный дневник» М. Л. Слонима в «Воле России» (Прага, 1923–1926, 1927–1930); «Литературные заметки» Ю. И. Айхенвальда в «Руле» (Берлин, 1923–1928); «Письма о литературе» А. Л. Бема, из-за прекращения изданий перекочевавшие из «Руля» (Берлин, 1931) в «Молву» (Варшава, 1932–1934), а затем в «Меч» (Варшава, 1934–1939).
33
Лишь с середины 1980-х гг. колумнистика в России стремительно возрождается и вскоре становится одним из главных явлений, по мнению исследователей: «Именно колумнистика, на наш взгляд, наиболее полно отражает процессы, происходящие в современном информационном пространстве» (Успенская С. С. Колумнистика: проблемы жанровой идентификации // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Филология. Журналистика. 2007. № 1. С. 240–244).