Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования
Шрифт:
Глеб Струве, Николай Бахтин, Кирилл Зайцев, Мочульский, Бицилли, Вейдле, Святополк-Мирский, Шлёцер писали не меньше, но их публикации в значимые колонки по разным причинам не сложились.
Иногда удачно начатые рубрики преждевременно обрывались и не были завершены в задуманном виде (из-за прекращения издания, смены формата, переезда автора и т. д.). Например, авторская рубрика «Дневник читателя», которую Г. П. Струве вел в парижском «Возрождении» в 1926–1931 гг., оборвалась с отъездом автора в Англию, где он преподавал и продолжал не менее обильно писать и публиковаться, но уже в других изданиях и чаще на английском языке. В отдельных случаях после внезапного прекращения рубрики автор продолжал писать в других изданиях или даже открывал в них новую рубрику, немного иного вида. Некоторых авторов не смущало даже прекращение издания, они стремились продолжать свою рубрику несмотря ни на что: так «Письма о литературе» А. Бема после закрытия берлинского
На характерный для писателей XIX века вопрос: что в литературе важнее, «как» или «что» – в эмиграции был дан остроумный ответ: главное – «кто».
Усиливающаяся индивидуализация сознания влияла на перемены как в структуре периодики, так и в системе жанров. Альманахи зачастую были просто сборниками разнородных материалов, без своего лица. Белинский сразу отметил характерную черту новой, журнальной эпохи: «Журнал должен иметь прежде всего физиономию, характер; альманачная безличность для него всего хуже» [34] .
34
Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М.: Изд-во АН СССР, 1953. Т. 2. С. 46.
В газете индивидуальное начало проявлялось еще более ярко: если для журналов характерно было направление, своего рода коллективное лицо, то газета могла объединять на своих страницах сразу много ярких индивидуальностей, и это одна из причин широкого распространения литературно-критических масок именно в эту эпоху.
Литературные маски возникали и раньше. Если пушкинский Феофилакт Косичкин появлялся в печати лишь трижды, то Барон Брамбеус (Сенковский) публиковал свои «Листки» на протяжении многих лет. Но в Серебряном веке с его страстью к игре и даже возведением игры в культ гетеронимия была особенно распространена и автоматически перешла в эмиграцию. Больше всего материала предоставляли парижские издания, более обеспеченные и долговечные по сравнению с берлинскими, и др.
В «Последних новостях» Г. В. Адамович, помимо еженедельного четвергового подвала, который, как правило, был гвоздем литературной страницы, вел еще несколько постоянных колонок. Под псевдонимом Пэнгс он каждый понедельник с сентября 1926 г. по апрель 1940 г. публиковал ряд заметок с общим названием «Про все» – своеобразную хронику светской и интеллектуальной жизни. По средам с ноября 1927 г. по август 1939 г. под псевдонимом «Сизиф» печатал колонку «Отклики», посвященную преимущественно литературе. Начиная с марта 1936 г. «Отклики» посвящались преимущественно новостям иностранных литератур, для советской же была создана специальная рубрика «Литература в СССР», которую Адамович подписывал инициалами Г. А. Помимо этого, его перу принадлежит множество «внеплановых» публикаций, подписанных полным именем либо А.; Г. А.; Г. А – вичъ; —овичъ; —ичъ; —чъ; —ъ, а иногда не подписанных вовсе.
В тех же «Последних новостях» на протяжении семи лет (1928–1934) подвизался Старый книгоед (М. А. Осоргин) со своими «Заметками Старого книгоеда», после чего на следующие три года (1934–1936) трансформировался в Книжника с «Заметками книжника».
В «Возрождении» на протяжении долгих лет появлялась «Литературная летопись» за подписью «Гулливер». В «Звене» подвизались Дикс (М.Л. Кантор) и Д. Лейс (В. В. Вейдле), а Сизифа в рубрике «Отклики» во время отъездов Адамовича заменял Иксион (К. В. Мочульский).
В «Иллюстрированной России» рубрику «Литературная неделя» в конце 1930-х гг. вел В. С. Мирный (В. С. Яновский).
Р. Словцов (Н. В. Калишевич) перешел в эмигрантскую печать из дореволюционного «Русского слова» и с успехом подвизался в «Еврейской трибуне» и «Сегодня», а в «Последних новостях» на протяжении полутора десятков лет (1925–1940) публиковал до трех фельетонов в неделю, не уступая в продуктивности своему коллеге Адамовичу (правда, только в продуктивности, такого же литературного веса и влияния на читателей ему достичь никогда не удавалось, популярен он был по преимуществу у редакторов, а все его многописание не превратилось во что-то цельное).
В газетах «Россия» (1927) и «Россия и славянство» (1928–1931) появлялись материалы за подписью «Reviewer» (Г. П. Струве), которые имели шансы стать заметной рубрикой, не будь автор столь всеяден (наряду с литературными статьями он подписывал так и репортерские заметки, и статьи о политике) и не прекрати он свою деятельность в связи с отъездом в Англию.
В недолговечной «Новой газете» возник было М. Адрианов (М. Л. Слоним), но издание прекратилось на пятом номере, и новый образ не получил развития.
Публикации за подписью «Ивелич» (Н. Н. Берберова) появлялись в «Звене» и «Последних новостях» слишком редко, чтобы сложиться в заметную рубрику. Лев Пущин (З. Н.
В некоторых изданиях авторские рубрики были коллективными. К примеру, колонку за подписью «Гулливер» вели в «Возрождении» Ходасевич и Берберова, причем теперь исследователи пытаются выяснить, кому из них какой текст принадлежит [35] . В «Последних новостях» хронику Пэнгса на время отъездов Адамовича на каникулы иногда вели К. В. Мочульский и В. В. Вейдле.
35
См., к примеру: Яковлева К. В. Литературная критика В. Ф. Ходасевича в газете «Возрождение»: К проблеме канонического текста и атрибуции // Лесная текстология: Труды III летней школы на Карельском перешейке по текстологии и источниковедению русской литературы. Серово (Ленингр. обл.), 2007. С. 142–148; Яковлева К. В. В. Ф. Ходасевич и «Гулливер»: документальные источники атрибуции авторства // Русская филология. Тарту, 2007. № 18. С. 107–110.
Литературной и авторской маске посвящено уже немало работ, но рассматривались обычно маски в других жанрах, преимущественно в стихах и прозе [36] . Критика и журналистика, как всегда, оставались на периферии внимания филологов, хотя здесь литературные маски проявляли себя не менее ярко.
Если в прозе маска представляется исследователем «синтезом самовыражения автора и его перевоплощения из, условно говоря, “реальной” фигуры в художественный образ, функционирующий в пределах текстового пространства» [37] , то в критике такой образ создается и функционирует не столько в пространстве текста, сколько на газетных страницах.
36
Назовем лишь несколько работ: Исаев С. Г. Литературные маски Серебряного века (на материале творческих исканий символистов) // Филологические науки. 1997. № 1. С. 45–49; Павлова С. Ю. Литературная маска: генезис, специфика, функции // Филологические этюды. Саратов, 2001. Вып. 4. С. 138–141; Мокина Н. В. Проблема маски в лирике и прозе Серебряного века // Вестник ОГУ. 2004. № 1. С. 15–19; Осьмухина О. Ю. Маска в культурно-художественном сознании российского зарубежья 1920–1930-х годов (На материале творчества В. В. Набокова). Диссертация… канд. наук; Культурология: 24.00.04. Саранск, 2000; Осьмухина О. Ю. Авторская маска в русской прозе XIII – первой трети XIX в. (генезис, становление традиции, специфика функционирования). Саранск: Изд-во Мордовского ун-та, 2008; Осьмухина О. Ю. Русская литература сквозь призму идентичности: маска как форма авторской репрезентации в прозе XX столетия. Саранск: Изд-во Мордовского ун-та, 2009. По этой теме проводились семинары: «Писатель в маске. Формы репрезентации в литературе XX века» (СПб., 14–16 мая 2007 г.). Предпринимались попытки классификации и систематизации, не слишком, впрочем, результативные: Мартьянов Е. Ю. Герой-маска как тип репрезентации авторского сознания // Актуальные вопросы филологических наук: проблемы и перспективы: материалы междунар. заоч. науч. конф. (г. Чита, ноябрь 2011 г.). Чита: Издательство «Молодой ученый», 2011. С. 12–15.
37
Осьмухина О. Ю. Авторская маска в русской прозе 1760–1830-х гг.: Дис… докт. филол. наук. Саранск, 2009. С. 8.
Дополнительная колонка (или даже несколько) появлялась нередко на страницах того же издания, что и колонка, которую автор вел под собственным именем.
Возникновение литературных масок редко объяснялось недостатком авторов, как раз авторов в эмиграции хватало [38] . Но существовала и до сих пор существует традиция: помещаемые в одном номере материалы одного человека давать под разными подписями.
Подвизавшийся в газете автор, подходящий ей в целом, мог вести несколько рубрик, это было выгодно и ему, и газете: не надо привлекать других, если уже есть надежный журналист, дело ставится на поток, и платить удобнее.
38
В дневнике А. П. Ладинского не раз описываются перипетии борьбы за печатное место в «Последних новостях», плативших приличные гонорары (РГАЛИ. Ф. 2254. Oп. 5. Eд. хр. 27).