Психи
Шрифт:
Роман, с другой стороны, производит впечатление человека, который будет мысленно пытать меня и заставит умолять о сладкой смерти еще до того, как прикоснется ко мне пальцем. Он был бы худшим, но каким-то образом причинил бы наименьшую боль. Он был бы диким и извращенным по-своему, и это абсолютно ужасно. И он, и Леви действуют расчетливо, в то время как Маркус непредсказуем.
Хотя я могу только представить, какими они были бы втроем, если бы работали вместе.
Моя грудь сжимается от страха и мучает меня, как никогда раньше. Что, черт возьми, я должна делать? Как я должна спасти себя? Я в невыгодном положении. Бежать некуда. Спрятаться негде. Я принадлежу им,
Я как пиньята на детском дне рождения, висящая на дереве с огромной мишенью на спине, просто умоляющая, чтобы ее избили и сломали.
Дрожь пробежала по моей липкой коже. Как мой отец мог подвергнуть меня такому? Я знаю, мы не разговариваем уже много лет, но, конечно же, я значу для него больше, чем это?
Пошел он нахуй. Надеюсь, он сгниет в самых глубоких ямах ада.
Тишина в комнате тяжело давит мне на плечи, так же как и отсутствие зрения. Я прерывисто выдыхаю и продолжаю смотреть на дверь несмотря на то, что ни черта не вижу, и как раз в тот момент, когда я пытаюсь убедить себя, что все это у меня в голове, дикое рычание разносится по моей камере пыток.
Моя спина выпрямляется, а глаза расширяются от страха. Тут действительно кто-то есть, но, черт возьми, это рычание было каким угодно, только не человеческим. Это было почти… животное, но это не могло быть правдой. Ни одно животное не смогло бы прокрасться по этому искореженному старому замку и распахнуть тяжелые двери подземелья, верно? Потому что это было бы безумием.
Рычание звучит снова, на этот раз чуть ближе, и в моем горле образуется комок.
О черт. О черт. О черт.
Меня сейчас загрызут. Представляю, как острые когти прорежут мою кожу, как масло. По крайней мере, это дерьмовое шоу наконец-то закончится. Кем бы ни была эта тварь, она может убить меня, и, надеюсь, сделает это быстро. Если это действительно животное, то, по крайней мере, я умру гуманно, а не подвергнусь пыткам со стороны одного из братьев. Не будет никаких извращенных интеллектуальных игр, никакого расчетливого терзания мое плоти, никаких мучений, просто животное, разрывающее меня в клочья.
Черт.
Я закрываю глаза и дышу, ожидая неизбежного. Медленно вдыхаю. Медленно выдыхаю. И повторяю.
Животное придвигается немного ближе, и я чувствую его горячее дыхание на своих ногах, прежде чем-то же свирепое рычание снова пронзает меня. Что бы это, блядь, ни было, оно злое, и мое присутствие здесь явно разозлило его.
Проходит мгновение, и я чувствую горячее дыхание, приближающееся к моему колену, и я замираю как можно неподвижнее, пока он пытается разглядеть меня получше, но в мгновение ока дыхание пропадает. Я слышу шорох, доносящийся из-за открытой двери, прежде чем по длинному коридору раздаются мягкие шаги.
Я сижу неподвижно, отказываюсь отводиться глаза от большой двери, в то время как сердце бешено колотится в груди.
Что это, черт возьми, было?
Смятение разливается по моим венам, когда это ужасающее чувство в моем животе, кажется, медленно исчезает. Я не чувствую на себе взгляда, и я чертовски уверена, что больше не чувствую чьего-либо присутствия в комнате, хотя дверь остается широко открытой.
Конечно, эта маленькая игра еще не закончена. Они бы просто так не ушли. Они умнее этого, но тогда, возможно, это еще один из их нелепых тестов. Искаженные слова Маркуса, сказанные за обеденным столом, возвращаются ко мне, преследуя меня своим дьявольским подтекстом. ‘Когда придет время играть, тебе лучше быть готовой. Девушкам, которые
Страх тяжело давит мне на грудь. Если дверь оставили открытой, то это должно быть именно то, о чем он говорил. Они хотят, чтобы я играла в их игру. Они хотят, чтобы мое любопытство взяло верх надо мной. Они хотят, чтобы я попыталась сбежать, но, с другой стороны, они также чертовски ясно дали понять, что со мной произойдет, если я попытаюсь сбежать. Что бы я ни делала, добром для меня это не кончится.
Оставаться здесь — значит не соблюдать их правила. Это значит не играть в их игры и оказаться в мире дерьма. Но, выходя за эту дверь, я подвергаю себя тому новому аду, который они для меня приготовили.
Черт.
Может быть, будет лучше, если я покончу с этим, независимо от того, насколько сильно я не хочу участвовать в их играх. Я слишком ценю свою жизнь, и если есть способ, которым я могу пройти через это, то точно им воспользуюсь.
Я разжимаю руки вокруг ног, выпрямляюсь из скрюченного положения, в котором находилась. Но сколько бы я ни двигалась, жесткость моих мышц отказывается расслабляться.
Схватившись за шелковое платье, я натягиваю его обратно через голову, не желая покидать свою гребаную маленькую камеру пыток без одежды. По-прежнему ничего не видно, и я медленно шаркаю к краю кровати, надеясь, что мое чутье верно, что животное ушло.
Ногами ударяюсь о неровный каменный пол, и мое тело болит, когда я поднимаюсь. Я игнорирую боль от падения. Что-то подсказывает мне, что боль — это одна из тех вещей, с которыми я скоро стану слишком хорошо знакома.
Если бы только я была достаточно сильна для этого.
Я вытягиваю руку перед собой, нащупывая дверь, затем обхватываю пальцами ручку, чтобы помочь себе выйти наружу. Я останавливаюсь в открытом дверном проеме, мое нутро подсказывает мне вернуться в свою комнату и захлопнуть дверь. Возможно, мне удалось бы отодвинуть кровать от дальней стены и каким-то образом поставить ее перед ней. Братья не смогут попасть внутрь, но тогда я точно никогда не смогу выбраться.
Черт. У меня нет выбора. Я должна играть в их маленькую гребаную игру.
Слезы наворачиваются на глазах, когда я высовываюсь из открытой двери и осматриваю длинный коридор. В обоих концах коридора тусклый свет, но ни один из них не дает мне представления о том, что я могу найти.
Мои руки трясутся, пока я взвешиваю свои варианты.
Налево или направо?
Поворот налево ведет меня навстречу неизвестности. Когда Леви вчера вытащил меня отсюда, мы пошли направо. Там длинный коридор, еще одна тяжелая дверь и несколько ступенек, ведущих в бальный зал. Я точно знаю, что у меня не хватило бы сил открыть ту, другую дверь. Поворот налево означает, что я буду исследовать неизвестное, а в таком месте, как это, неизвестное может таить в себе всевозможные секреты, которые я не готова раскрыть.
Это оставляет мне только один выбор.
Выйдя в длинный коридор, похожий на туннель, я поворачиваю направо и ненавижу каждое мгновение этого. Медленно ставя одну ногу перед другой, я начинаю пробираться к большой тяжелой двери в конце коридора, хотя там так чертовски темно, что я даже не могу ее разглядеть. Черт, в прошлый раз я так остро ощущала присутствие Леви рядом со мной, что даже не могу вспомнить, как далеко должна быть дверь.
Я иду, прижавшись к стене, хотя кто, черт возьми, знает зачем. Может быть, это инстинкт самосохранения или что-то в этом роде. Все, что я знаю, это то, что эта стена — единственное, что сейчас приносит мне хоть какое-то утешение.