Психология с подковыркой
Шрифт:
Она аж отшатнулась от стола, когда рассмотрела первые снимки.
– Ну, сударыня, и подборочка у вас. Мне здесь никто не нравится, – усмехнулась бухгалтер. – Я не хочу выбирать из этого.
– Ну, пожалуйста, – стала я ее упрашивать. – Мне это очень надо.
– Только ради вас, – согласилась Тамара Семеновна и тяжело задумалась, разглядывая фотографии.
Она очень долго выбирала, чему-то усмехалась, сравнивала их друг с другом но, наконец, выполнила задание. Теперь мне дома останется только проанализировать результат.
– Спасибо, – воскликнула я. – Вы мне необычайно помогли!
– Да, полноте, – засмущалась она. – Приходите еще, если надо, только лучше после работы. Хорошо?
Поскольку на сегодня занятия были исчерпаны, я решила немного покататься по городу. Должна же я, в конце концов, получить удовольствие от езды на ласточке?
Погода была превосходная. И я решила поехать ни много, ни мало, к Летнему саду, в надежде, что его еще не закрыли на просушку. Сказано – сделано. Я, не спеша, потихоньку, рулила себе и рулила. Так и добралась до центра. И почти не создавала аварийных ситуаций, ну раз, или два, не больше. Что можно справедливо счесть значительным достижением.
Легко припарковалась у Марсова поля (там просто не было машин) и пошла гулять. Как я давно этого не делала! Деревья уже очнулись от спячки и протягивали свои промёрзшие за зиму ветви-руки к небу. Я вышла к Лебяжьей канавке и с удовольствием вдохнула в себя запах влажной, согретой солнцем земли, прелых прошлогодних листьев и талого снега. Если вы думаете, что снег не пахнет, то глубоко ошибаетесь. Этот запах трудно уловить, но он есть – я это твердо знаю.
Деревья сохраняли вокруг себя тишину, отгородив меня от гула городских улиц. Мне хотелось покормить припасенной булочкой лебедей. Но их еще не перевезли из зоопарка, и тогда я покрошила угощение стайке синичек, слетевшихся ко мне с ближайших кустов.
Прогулка по аллеям сада возродила меня к жизни. А когда сидела в открытом кафе у Летнего дворца Петра Первого, то со мной даже пытались познакомиться. Но я стойко преодолела искушение и осталась в гордом одиночестве.
Незаметно приблизился вечер, стало зябко – настало время ехать домой. Настроение за два часа прогулки, поднялось до небес, и я даже решила, что попробую ехать со скоростью где-нибудь шестьдесят километров.
Ласточка, словно проникшись весенним настроением, легко вывернула на набережную, прошлась по-над мостами и, вывернув к Литейному мосту, унесла меня на Выборгскую сторону.
Я включила магнитофон и поставила кассету Тимура Шаова. А потом стала подпевать ему о том, что следует делать для поднятия жизненного тонуса:
– Вам надо ежедневно сто сорок раз подряд пропеть о том, что все отменно, все просто офигенно, все ништяк!
Но жизнь никогда не движется по прямой. Когда я выехала на Гражданский проспект, машины, идущие впереди меня, стали резко тормозить. Тогда и я посильней надавила на педаль тормоза.
Однако раздался щелчок, педаль провалилась до пола, а время вокруг меня вдруг сгустилось, и осталось только беспомощно смотреть, как долго-долго приближается задний бампер маршрутного микроавтобуса.
Я судорожно вцепилась в руль и зажмурилась. Раздался сильный удар, меня бросило на руль, вдобавок я стукнулась со всего маху о лобовое стекло, отчего оно сразу же покрылось паутиной мелких трещин.
«Мамочки!» – подумала я и открыла глаза.
Вокруг наших машин все также проносились автомобильные потоки. И только мы застыли, как вечный укор людской спешке. Из маршрутки выбрался пожилой мужчина и, почесывая затылок, подошел ко мне.
– Ну, ё…, – сказал он, ни к кому впрочем, конкретно не обращаясь. – Пойду, пассажиров выпущу.
Он достал мобильный телефон и стал кому-то звонить.
Я вспомнила, что у меня тоже есть куда звонить и полезла в сумочку. Заветный номер, слава богу, не был занят, или отключен. Прошло два зуммера, и знакомый голос весело произнес:
– Легки на помине, Валерия Михайловна. Ну, как там у вас дела. Есть ли новости?
– Есть, – пожаловалась я, изо всех сил стараясь сохранить бодрость в голосе. – Я машину разбила. Сильно.
– Как? – рявкнул гигант. – Где?
Я как могла, объяснила. Он коротко сказал, что едет и отключил телефон.
Вылезать из машины не хотелось совершенно, и я так и сидела, тупо уставившись на руль. Не смогла уберечь ласточку. Недели не прошло, а уже сумела ее угробить. Значит, грош мне цена, как водителю.
Мне хотелось завыть как волку, или как волчице. Только я не знала, волчицы воют или нет. Деньги у меня украли, причем чужие. Но я все равно купила машину, на совсем чужие деньги. И эту машину разбила! Ууууу! Как мне плохо! Ни машины, ни денег! Ууууу!
И голова болит, просто-таки раскалывается. Я потрогала место удара и обнаружила огромную шишку. А рука испачкалась в крови. Но я не испугалась, а решила, что так и к лучшему. Пусть хоть вся кровь вытечет. Тогда все проблемы рассосутся сами собой.
Но тут вернулся водитель маршрутки и сказал угрюмо:
– Я вызвал милицию. У вас есть страховка?
– Должна быть где-то в бардачке, – вяло отозвалась я и с тоской подумала, что надо бы заготовить какие-нибудь объяснения для Михаила, почему врезалась в маршрутку.
Может сказать, что у той не горели тормозные огни? Или колесо попало на что-то скользкое?
Увы! Я умею хитрить лишь в своей профессиональной деятельности. А как только мои выдумки начинают затрагивать другие сферы человеческой жизни, окружающие сразу это замечают. А уж что касается технической, или научной стороны! Тут у меня совсем слабо.
Так я и сидела за рулем раненой ласточки. Денег на ее ремонт нет. И занимать больше не у кого. Останется продать ее на разборку. Тут мне так стало жалко машинку! Да еще вспомнились пророческие слова Верницкого:
– ТЫ ВЕДЬ ЕЗДИТЬ НЕ УМЕЕШЬ! РАЗОБЬЕШЬ МАШИНУ И ОСТАНЕШЬСЯ У РАЗБИТОГО КОРЫТА!
Ууууу! Гад какой, ведь накаркал же, а? Ууууу! Завыла я на злую судьбину. И сама не заметила, как слезы потекли по лицу.
Вокруг нас разрастался затор – шум, гам, ни проехать, ни объехать. А я была одна, и никто не хотел за меня заступиться. Вот уж точно, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Целый час прошел, а к нам никто не ехал, хотя уже ощутимо стемнело и стало в два раза тоскливей.