Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности
Шрифт:
А.Г.Белобородов (1999) отмечает раздвоенность смысловой сферы преступников, в которой существуют разные представления о должном для себя и для других. Он говорит о специфической ценностно-смысловой системе, формирующейся в преступной группе. «Преступное сообщество, криминальная субкультура имеют свои четко зафиксированные языковые (преступный жаргон) и символические (татуировки, рисунки) носители смыслов, производные от особенностей активности преступных групп и связанные со спецификой отражения тех объектов действительности, которые значимы с точки зрения групповых целей и мотивов… При вхождении в преступные группы новых членов такие смысловые измерения могут транслироваться и оказывать деформирующее влияние на их сознание» ( Белобородов, 1999, с. 13). Выполненное А.Г.Белобородовым эмпирическое исследование образа права у преступников и его динамики на протяжении срока отбывания наказания свидетельствует об изменениях в направлении удаления образа права впервые осужденных от образа права законопослушных граждан и сближения его с правосознанием опытных преступников. Это согласуется и с более общими выводами Л.А.Волошиной (1990) о том, что среда исправительно-трудовых учреждений углубляет процесс социальной дезадаптации личности, вооружает ее сознание элементами криминальной
Таким образом, анализируя особенности личности правонарушителей, необходимо четко различать те личностные особенности, которые, входя в структуру соответствующей метапатологии, выступают в качестве предпосылок девиантного пути личностного развития, и те, которые являются следствием вторичной криминальной социализации. Исходя из этого, наиболее адекватным объектом для изучения метапатологий смысловой сферы являются лица, впервые привлеченные к ответственности за правонарушения и не имеющие тюремного опыта, который сам по себе накладывает на личность очень сильный отпечаток.
В отечественной криминологической и судебно-психологической литературе в последнее время уделяется особое внимание проблемам мотивации преступного поведения как на ситуативном уровне, так и на уровне устойчивых особенностей мотивационной сферы личности ( Волков , 1982; Гульдан, 1986; Кудрявцев В.Н., 1986; Лунеев, 1986; 1991 и др.). При этом справедливо подчеркивается относительность разделения мотивации противоправного и правомерного поведения: «Один и тот же мотив, в зависимости от ситуации, может быть побуждением к преступлению, к иному правонарушению или даже к правомерному действию» (Кудрявцев В.Н., 1986, с. 13). Это же подчеркивает и В.В.Лунеев: антиобщественных потребностей и мотивов как таковых не существует. «Преступный путь выбирается правонарушителем тогда, когда он, в рамках усвоенной системы ценностей субъекта, представляется ему более коротким, экономным и выгодным по сравнению с правомерными путями достижения тех же целей» (Лунеев, 1986, с. 33).
Как отмечают Ю.М.Антонян и В.В.Гульдан (1991, с. 74), личностный смысл большинства преступлений состоит в самоутверждении, подтверждении собственного биологического и социального бытия. Несмотря на это, статистический анализ позволяет говорить об определенной специфике мотивации правонарушителей, которую можно рассматривать как предпосылку выбора криминального пути решения жизненных проблем. В частности, характеризуя мотивационную сферу правонарушителей через призму предложенных А.Н.Леонтьевым (1977) трех параметров анализа личностной структуры, В.В.Лунеев отмечает, что у правонарушителей мотивационная сфера уже и беднее. «У большинства изученных правонарушителей… отмечается полное отсутствие или зачаточное состояние развития потребностей культурных по происхождению и духовных по форме: нравственных, эстетических, творческих, познавательных, образовательных, научных и т. д. Небезосновательно считается, что такой мотивационный вакуум опасен. Это лишает жизнь смысла, большой значимости, демобилизует, деморализует личность, создает неуверенность, сужает проявление творческих возможностей, низводит мотивацию до узкоситуативных побуждений текущего момента. Именно это и наблюдается у правонарушителей» (Лунеев, 1991, с. 114). У большинства лиц, совершивших преступления впервые, наблюдается невысокая степень иерархизации побуждений, нет устойчивой направленности. Это не относится к рецидивистам, иерархия побуждений которых, напротив, весьма жестка (там же, с. 115).
В.В.Лунеев связывает также данные о сниженной критичности у правонарушителей с отсутствием у них четкой иерархии ценностей и высказывает гипотезу о том, что принятие решений о преступных действиях связано «с недостаточным уровнем развития личности, для которой мотивы отдаленного морального будущего оказываются, как правило, слабее актуальных сиюминутных побуждений, даже если значимость “далекой” мотивации для субъекта огромна… Отдаленное будущее в данном случае принимается в расчет лишь тогда, когда оно согласуется с доминирующей мотивацией» (там же, с. 117). В согласии со структурными особенностями мотивации находятся и содержательные, характеристика которых «как правило, сдвинута к личностному, индивидуальному, субъективному, сиюминутному, эмоциональному, мнимому, второстепенному» (там же, с. 144). Отмечается также сниженное осознание преступниками мотивов своих преступлений, личностный смысл которых, как правило, «ускользает от сознания» (Антонян, Тульдан, 1991, с. 141).
Интересные и в целом хорошо согласующиеся с приведенными выше данные были получены при изучении агрессивно-насильственных преступников. Э.П.Котова (1990) указывает, что агрессивно-насильственным преступникам присуща сниженная потребность в самореализации, расхождение между декларируемыми и реально осуществляемыми ценностями, равнодушие к собственному будущему, к жизненным планам. Анализ связей особенностей личности и типов агрессии, присущих разным обследованным преступникам, позволяет говорить о ведущей роли ценностной сферы личности, которая опосредует взаимовлияние остальных свойств в ходе онтогенеза. Более дифференцированный анализ был проведен Л.П.Конышевой (1990), которая предприняла попытку проанализировать структуру и содержание деятельности преступников в криминальной ситуации под углом зрения вклада в нее личностных и ситуационных детерминант. При анализе личностных факторов обращается внимание не только на прямые предпосылки насильственных действий, но и на другие личностные особенности. «Деформации личностного “ядра” могут не только проявляться в наличии высокозначимых агрессивных
Не останавливаясь подробно на конкретных эмпирически выделенных Л.П.Конышевой типах агрессивно-насильственных действий, отметим, что в качестве личностных предпосылок в них фигурируют либо неустойчивость и недостаточная опосредованность ценностной системы и мотивации в частности, либо ригидность, суженность смысловой сферы и тугоподвижность мотивов, наряду с отвлеченным характером ценностей, потребностью в доминировании или самоутверждении. Искажения содержания ценностных образований, по мнению Л.П.Конышевой (1990), играют существенную роль в детерминации случаев хулиганства, «безмотивных» убийств, жестоких насильственных преступлений, наиболее трудных для юридического анализа.
Нами совместно с Ю.А.Васильевой была разработана объяснительная модель психологических механизмов девиантного развития личности несовершеннолетних правонарушителей ( Васильева , 1995; 1997; Леонтьев Д.А., 1997 б), опирающаяся на наш подход к проблеме ценностей, их усвоения в ходе социализации и ценностно-потребностной регуляции деятельности (Леонтьев Д.А., 1996 а, б; 1997 б; см. также разделы 3.6., 4.3. и 4.4.). Повторим вкратце основные положения этого подхода. Ценности представляют собой структуры, в которых кристаллизуется обобщенный смысловой опыт больших и малых социальных групп. Они существуют в трех основных формах: как структуры общественного сознания (общественные идеалы), как атрибут конкретных произведений и деяний, в которых общественные идеалы находят свое воплощение, и как элемент личностной структуры индивидов, принадлежащих к данным социальным группам и более или менее осознанно реализующих эти ценности в своей деятельности. Применительно к последней форме мы говорим о личностных ценностях. Ценности усваиваются в ходе социализации, становясь личностными, через идентификацию с теми или иными референтными социальными группами и общностями. В структуре личности личностные ценности занимают то же место источников смыслообразования и побуждений, что и потребности. По мере индивидуального развития в онтогенезе происходит перераспределение значимости и удельного веса тех и других; по мере усвоения ценностей они постепенно оттесняют потребности на задний план, ограничивают и опосредуют их влияние на поведение. Этот процесс составляет главное содержание социализации.
Надо сказать, что этот процесс не всегда протекает гладко. Если ребенок, развиваясь, испытывает сильное давление на свои потребности и граница между внешним и внутренним оказывается слишком слабой, она падает под напором социальных ценностей, которые вторгаются в структуру мотивации, не встречая сопротивления, и становятся личностными ценностями, не претерпевая заметных трансформаций. Индивид тем самым сливается с группой, однако утрачивает свою личностную идентичность (аутентичность), конформно растворяясь в социальном целом. Такой случай можно назвать гиперсоциализацией. Противоположный случай – гипосоциализация – может иметь место, когда эта граница, напротив, чересчур прочна и давление вызывает ответное сопротивление со стороны индивида. В этом случае индивид не пропускает в свою личность внешние регуляторы; в результате ценности не занимают в структуре мотивации соответствующего им места.
Психологической основой отклоняющегося развития является, на наш взгляд, несформированность ценностной регуляции как в количественном отношении (низкий удельный вес ценностей по сравнению с потребностями как источников мотивации), так и в качественном (ассимилируются в структуру личности преимущественно ценности малых девиантных, в частности криминальных групп; макросоциальные ценности остаются для них сугубо внешними). Не усвоив в семье по тем или иным причинам позитивных ценностей, подросток обретает источник социальной идентичности в малой криминальной или «предкриминальной» группе, которая становится для него референтной. Ценности этой группы не только задают подростку правила и нормы поведения, но и опосредуют, фильтруют или блокируют усвоение им иных макросоциальных и общечеловеческих ценностей. Таким образом, в случае девиантного развития мы имеем одновременно и картину гипер-социализации, и картину гипосоциализации, причем гиперсоциализации – по отношению к малой референтной группе, а гипосоциализации – по отношению к макросоциальным общностям. Причина высокой восприимчивости к криминальным ценностям, на наш взгляд, состоит в том, что они более, чем макросоциальные ценности, «дружественны» по отношению к индивидуальным потребностям. В результате в процессе социализации происходит не столько вытеснение потребностей ценностями, сколько трансформация первых во вторые: то, что было ранее лишь «личным делом» (самоутверждение, секс и др.), получает в группе идеологическое обоснование, становится социально желательным, приобретает независимость от ситуации, абсолютную значимость, «отвязывается» от потребностных состояний и превращается в идеал. В этом случае мы говорим о ценностном оформлении потребностей. Ошибочно было бы считать такие формы поведения, как гурманство, мировоззренчески обоснованный «коллекционерский» секс, возведенную в культ в криминальных группах демонстративную агрессию и т. п., всего лишь особым образом сформированными потребностями. Если вернуться к различиям между потребностями и личностными ценностями (см. раздел 3.6.), легко увидеть сходство этих форм со вторыми, а не первыми. Эти мотивации, хоть и имеют явную содержательную связь с потребностями, формируются в онтогенезе именно как ценности, через усвоение идеалов референтных малых групп. Отличительная особенность их состоит лишь в том, что в силу изначальной гармонии (фактически, совпадения) с индивидуальными потребностями они не встречают внутренних препятствий к их усвоению и ассимиляции. Итогом является становление личностных ценностей, во многом дублирующих потребности. Этот механизм, по-видимому, играет очень важную роль в формировании делинквентных ценностей, ибо ценности, культивируемые в криминальных группах, содержательно хорошо согласуются с индивидуальными потребностями и благодаря этому усваиваются легко, практически бесконфликтно, путем наименьшего сопротивления и ложатся на благодатную психологическую почву.