Псы, стерегущие мир
Шрифт:
– Еще шаг, и умру, – попросил Лют.
Смерть заворчала, витязь сделал шаг, и еще, и еще, пришептывая:
– Немного осталось, взберусь на ступень и помру.
Глава пятнадцатая
Стрый допил кувшин молока, лапища потянулась к новому, слуга скользнул тенью, пустая посуда исчезла. Под потолком комнаты отразился довольный выдох. Могучан поерзал, бросил довольный взор на заставленный стол: деревянная ладонь паровала густо, горшочки, тарелки выстроились в ряд, жареные
– Короед, иди сюда! – громыхнул великан.
Старый слуга мигом вырос из пола, уставился выжидательно. Воевода смерил пройдоху тяжелым взором.
– Где яишенка?
– Так слуга недотепа опрокинул сковороду, щас новую жарят, – ответил Короед, виляя глазами.
– Да, а что у тебя на губах? – спросил воевода подозрительно.
Короед сказал чуточку обиженно:
– Нет там ничего, батюшка. Что за намеки?
Воевода махнул ручищей, взбитый воздух ударил в лицо слуги.
– Ладно, вели подать еще молочка, парного.
Короед развел руками:
– Да где взять? Не доить же сейчас коров. Может, мальчишку позвать? – добавил он торопливо, видя нахмуренные брови. – Сыграет, взвеселит сердце?
– Пущай спит, – отмахнулся Стрый. – Темень непроглядная. Ладно, ступай, обормот.
Короед метнулся из обеденной. Стрый шумно втянул сытный воздух, пальцы впились в гуся, сочно треснуло, запаровало, будто на морозе, половина тушки исчезла во рту, косточки тихо хрустнули. Стрый ел много, жадно, брызги от разорванных тушек птицы сыпали в стороны. Капли попали на светец, зашипело, полыхнуло ярко. Слуга робко вошел, в руках парующая сковорода, скворчало аппетитно.
Глаза Стрыя загорелись неутолимым голодом, будто только что не съел десяток гусей и кур да телячью ногу. Яркие глазки перерезала полоса ножа, сочные ломти отправились в прожорливую пасть.
Короед появился незаметно, осторожно кхекнул.
– Там гости, воевода-батюшка, – выпалил он в ответ на вопросительный взгляд.
– Кого нечистая несет? – нахмурился могучан.
Половицы сухо простучали под посохом, в проеме двери показалась волчья шкура, седая голова.
– Здрав будь, воевода, – сказал Вольга напряженно.
– Случилось чего? – спросил воевода настороженно.
Короед навострил уши, но злобный взгляд ошпарил лицо, и он умчался, только дверь хлопнула. Вольга сказал с тревогой:
– Кабы беды не было, Стрый. Князя в палатах нет.
– На стену пошел, – пожал плечами могучан. Ноздри дразняще щекотал аромат последнего куска яичницы.
– Его в городе нет, – заявил волхв непререкаемо.
– Неужто отправился выручать лебедушку? Один?
Вольга покачал головой, посох стукнул в пол.
– Думается, таинственный друг во вражьем войске вновь подал весточку. Или просто из вражьего стана. Нашего влюбленного дурака сейчас можно выманить одним словом. Беду чую, Стрый.
Воевода поднялся, на лицо волхва упала тень. Могучан подобрался, сытая расслабленность исчезла, мускулы хищно напряглись.
– Опять волховье чутье, – буркнул Стрый задумчиво. – Откуда только берется, наколдовываете, что ль?
Вольга невесело усмехнулся:
– Можно и так сказать. С той поры как Ратьгой бедро мне располосовал, так и ноет, как какая гадость. – Лицо волхва стало серьезным, встревоженным. – Скорее, Стрый, и впрямь беда.
Воевода глянул остро, лицо потемнело. Вольга еле успел отскочить, крупное тело едва не вбило в стену, терем огласился топотом. Волхв сплюнул, метнулся следом.
Стрый мигом облачился в броню, выскочил во двор. Гором заржал на мощный клич, двери конюшни разлетелись, червь ярко полыхнула в глазах. Воевода легко, как молодой кот, вспрыгнул на спину, заполошные слуги дернулись к запертым воротам, но угольная громада звонко заржала, копыта чиркнули по верху ворот, мостовая взорвалась обломками. Воевода промчался, как ураган: князь точно попеняет за разбитую мостовую.
Стражи у городских ворот хмуро глянули. Стрый закричал яростно, будя окрестности. Со стены недовольно буркнуло:
– Чего орешь?
– Ратьгой, отворяй ворота, очень надо.
– Еще один, – вздохнул старый воевода. – Тут еще княжий вестник проезжал, скрытный такой.
– Перуна ради, отворяй ворота! – закричал Стрый, надрывая горло.
Створки шумно заскрипели, воевода протиснулся в щель. Гором перемахнул широкий ров, как канавку, копыта дробно застучали. Рванулся в поле, оставляя размазанную полосу, облитую мертвенным светом луны. Позади коня, будто из травы, выскочил огромный волк, глаза хищно сверкнули зеленым светом. Длинными прыжками устремился за Стрыем, догнал, пошел рядом.
Гором скосил горящий глаз, фыркнул угрюмо, Стрыя едва не снесло со спины встречным ветром. Могучан дернул головой, лунный свет отразился от зубов, плечи расправились до треска, разгоряченная скачкой кровь пенилась в жилах.
Впереди блеснуло отраженным светом, словно рыбка в чистой воде, донеслись злые крики, эхо стали. Зоркие глаза воеводы различили знакомую фигуру в скопище множества всадников, сверкающих стальной щетиной. Меч выпорхнул с хищным шипением, копыта загремели громче грозовых туч, ночной воздух разрезал могучий хохот.
Степняки на миг опешили, занесенные для последнего удара сабли замерли. В ночи полыхнули багровые угли, великанская фигура вломилась в ряды, с грохотом и скрежетом разметала, разбросала, как горсть зерна. Великан страшно захохотал. Меч разил безжалостно, брони распадались с легким скрежетом, в ночи плясали рои искр. Сочно зачвакало, будто обрушился ливень, крики ужаса заглушили испуганное ржание.
С рычанием из травы вылетел огромный волк, всадники посыпались с седел, жалобно крича: копыта обезумевших коней дробили кости, ломали грудные клетки, как плетеные корзинки, черепа раскалывались, как обожженные горшки.