Псы войны. Гексалогия
Шрифт:
Майор опять разлил коньяк по рюмкам и произнёс:
– За тех кто в море!
Все вывпили.
– А что было дальше?
– спросил Джин.
– А дальше?
– Галицкий посмотрел куда-то в окно. Было видно, что ему больно вспоминать этот этап его жизни.
– Больше наше судно от пирса не отходило. Экипажу никто не платил зарплаты. Топлива не было. Харч подходил к концу. Минрыбхоз, на балансе которого числился китобой, заплатило экипажу только за переход, а дальше посчитало, что судно не его и платить они не надо. МИД, естественно, был не при чём. Посол даже слышать не хотел о какой-то плате экипажу,- тут рассказчик нарочно нахмурил брови и иронично посмотрел на Сергея.
– У них на Смоленке нет никаких экипажей, и они в своем бюджете даже не имеют подобной статьи расходов.
– Ну, а ты что делал?
– спросил Голон.
– А что я? Просил отправить его домой. Попробовал обратиться к местным,
– И как?
– Посол, наконец, вник в тему, попросил местного президента принять судно на баланс и отпустить наш экипаж. А ему отвечают, что у Боганы нет ни одного моряка. Вот когда у них появятся обученные люди, они примут наше судно. До этого они намеревались направить своих людей на морскую учебу в Англию, но потом что-то разладилось. И когда те закончат обучение, они примут это судно. Я был в трансе. Яже лётчик, мне летать надо, а не заниматься бункеровкой судна!
– Галицкий тяжело вздохнул и продолжил свой рассказ.
– Вскоре на моём китобое кончилось топливо и продовольствие. Мои запросы и предложения в Москву ежедневно, но ничего не менялось. Минрыбхоз и так понес убытки на ремонте судна. Министерство иностранных дел было вообще в стороне. Для Совета Министров это был слишком незначительный вопрос, чтобы о нем думать.
– А что местные?
– Они тянули резину, ну а посольство со своими скудным бюджетом могло только кормит моих ребят. Хорошо ещё, что здесь жарко. Наконец-то после четырехмесячных переговоров боганцы согласились принять судно. Как мне потом сказали этому сильно посодействовал давний приятель Коренева какой-то грек. Говорят, что он в местном правительстве большая шишка...
– Бэзил Мангкакис, - подсказал Джин.
– Во-во. Точно он. И тут я столкнулся с другими проблемами. У Боганы не было ни морского флага, ни эмблемы, которую наносят на трубу, ни названия судна, ни морской униформы, ни морского устава и многого другого.
– И как ты решил эту проблему, - заинтересованно спросил Акимцев.
– Пришлось все это выдумывать. Я без устали лазил по справочникам посольства, опрашивал моряков, потом предлагал различные варианты их министру обороны, а он только кочевряжился. Наконец-то кое-как утряс некоторые вопросы. Форму купили английскую. Из портовых служащих Габерона выбрали пятнадцать человек и надели на них форму. Те кто повыше стали офицерами, кто пониже - матросами. Судну дали немного топлива и перегнали к пассажирскому причалу. Я разработал сценарий и согласовал его с нашим послом. На приеме судна должен был присутствовать сам Охага. Прилегающую территорию оградили контейнерами, оставив узкий проезд для автомобилей. В день передачи экипаж с самого утра стал готовиться к церемонии. К назначенному времени приехал наш посол и президент. С ними на борт пожаловали и внушительные свиты. Наша и их псевдокоманда выстроились по разные стороны трапа. Смотрелись красиво, - Галицкий подошёл к письменному столу и достал оттуда вырезку из газеты.
– Вот!
Газета переходила из рук в руки. На фотографии президент и посол сидели на стульях. Остальные стояли.
– Вот он я, - ткнул Галицкий пальцем в молодого улыбающегося офицера в форме лётчика. Краска газеты стёрлась на сгибе и его было трудно узнать.
– А дальше всё шло по протоколу. Посол произнес речь. В ней говорилось о том, что в честь нерушимой и крепкой богано-советской дружбы Союз дарит этот бесценный подарок безвозмездно. Естественно, с ответным словом выступил Охага. Он, естественно, от всего сердца поблагодарил Советское правительство и весь наш народ за такой подарок. Впрочем всё это там написано!
Галицкий вздохнул, взял газетную вырезку и аккуратно положил её на место. Вдруг он улыбнулся и разлил остатки коньяка по рюмкам: - На этом фарс закончилась и началась комедия. За спиной президента всё время торчал толстенный негритос в генеральских погонах и весь увешанный аксельбантами. Он, как мне сказали, был чем-то вроде телохранителя при президенте. После окончания речи оратору поднесли на подносе бутылку шампанского и три бокала. Этот мордоворот в погонах сам открыл бутылку, налил немного шампанского в один из бокалов, а потом понюхал и отпил из него. Выждав несколько секунд, он разлил вино в другие два бокала и подал своему президенту и нашему послу. Как только они чокнулись, местный оркестр громыхнул во все литавры наш гимн. Все взяли под козырек. Согласно сценарию наш государственный флаг стал медленно спускаться, а боганский подниматься на флагштоке. Также медленно стали спускаться наша эмблема с трубы и название нашего судна на борту, нарисованные нами на полотнищах, а из-под них стали появляться местные. После нашего гимна заиграла их музыка, так что к концу его исполнения на судне уже развевался боганский флаг, на носу красовалось новое название судна "Богана", а на трубе открылась эмблема, придуманная мною. Высокие гости поднялись и направились к парадному трапу. Президент и наш посол подошли к морякам и пожали руки сначала нашим, черноморским, а потом местным. После этого все стали подниматься на борт судна. Президента провели на верхний открытый мостик по вертикальным трапам. Как только он ступил на борт, его свита скопом устремилась на судно.
– Должно быть было очень забавное зрелище!
– не выдержал Сергей, представив эту картинку.
– Да, очень забавное, - подтвердил рассказчик.
– Мужчины и женщины прыгали с пирса прямо на палубу и, представляете, даже никто не сорвался. Я пытался найти каких-нибудь охранников, чтобы сдержать эту толпу, но все было бесполезно: охранники сигали вместе с ними. Тогда я рванул на мостик и крикнул капитану прямо в ухо, чтобы он немедленно отчаливал. Наши быстро сбросили швартовы, все четыре двигателя дали полный ход и судно быстро отошло от причала. Капитан скомандовал: "Лево на борт". Перегруженный китобоец под действием силы инерции стал крениться на правый борт. Президент так и сидел в кресле на верхнем мостике, судорожно вцепившись в планшир, но его приближенные скатились к правому борту. Судно кренилось все больше и больше, и у меня вдруг замерло сердце: не хватало еще утопить всё правительство Боганы. Старпом сорвался с капитанского мостика и бросился вниз. По пути он орал благим матом, сгоняя многочисленных гостей на нижнюю палубу. Страшный вид старпома, очумело размахивавшего руками, так их испугал, что они, не понимая ничего по-русски, мигом выполнили его команду. Наш посол тоже ничего не понял и поэтому сохранял олимпийское спокойствие. В общем, кроме меня и членов нашего экипажа никто особо не обратил внимания на аварийную ситуацию. Наоборот, им даже было весело. Они полагали, что это запланированный аттракцион. Беспечно смеясь, они хватались кто за что попало, и как обезьяны висели на накрененным на 50 градусов судне. Капитан стоял на своём мостике бледный, вцепившись в телеграф. Он мне потом сказал, что угол диаграммы заката у китобойца триста девяносто третьей серии равен приблизительно 60 градусам. Он никак не мог предположить, что скопление сотен человек на верхних палубах судна, у которого практически полностью отсутствовал балласт, приведет к такому крену. Уменьшать ход наш корабль тоже не мог. В этом случае увеличился бы диаметр циркуляции, и тогда китобой бы с полного хода вылетел бы на косу, отделяющую лагуну от моря.
– Да, там действительно очень мелко, - вдруг произнёс Джин. Галицкий допил свой коньяк и внимательно посмотрел на юношу. Затем рассказчик встал и открыл кухонный шкафчик, из которого достал початую бутылку виски. Он помахал ею:
– Будете?
Голон стал отнекиваться, но Акимцев поддержал лётчика:
– А я выпью, - к этому времени он ополовинил банку ветчины и доел почти все галеты. Лётчик выложил на стол ещё пачку галет и достал сливочное масло в маленьких пластиковых коробочках.
– Может кто хочет кофе?
– Не откажусь, - произнёс Сергей.
Залив воду в чайник, Галицкий продолжал:
– По мере выхода на фарвартер, капитан стал отводить руль: крен стал постепенно уменьшаться. Успокоившись, я пригласил гостей к столу. По местным меркам он был роскошен: на его подготовку наше посольство щедро раскошелилось. Оказывается, у посольства были средства, выделенные на представительские нужды. Экипажу на питание давали жалкие гроши, а вот для толпы троглодитов истратили разу миллион местных франков.
– Так оно и есть, - решил защитить честь мундира Голон.
– У всех посольств есть строгая инструкция куда можно тратить деньги из представительского фонда, а куда нельзя. Иначе могут быть большие неприятности.
– Значит денег не тронь, а моряков морить голодом можно!
– вспыхнул Галицкий и хлопнул виски. Сразу успокоившись после этого, он продолжил:
– Так вот, стал я рассаживать гостей. Кают-компании на китобойце нет, поэтому нашего посла с президентом поместили в капитанской каюте. На китобойце она очень маленькая. Там можно разместить четырех, а набилось дюжина. Одни сидели друг на друге, другие толкались в дверях. Я стал выталкивать лишних в каюту гарпунера, расположенную напротив, но никто не соглашался. Все эти ребята были министрами или госсекретарями. Они все были твёрдо уверены, что должны находиться исключительно подле президента. Кое-как мне удалось уговорить нескольких министров перейти в каюту гарпунёра, которая располагалась напротив. Пока я рассаживал этот бомонд, нижнюю палубу захватили остальные гости. Их набилось так много, что негде было яблоку упасть, не то, чтобы присесть.