Псы войны
Шрифт:
— Нормально, — сказала она.
Действительно, она была в норме.
Увидев себя в зеркале, она весело прыснула в ладонь. Осторожно приблизилась к своему отражению и величественно повернулась перед зеркалом. Вгляделась в свои глаза и увидела, что зрачки у нее сузились, а серая радужка казалась огромной.
Дикий взгляд. Дилаудид. Хвала дилаудиду!
— Сегодня нам не страшно, — сказала она. Старая песня [33] .
Мы против них, подумала она. Я против них. Быстро разгоравшееся ощущение, очень похожее на сексуальное желание, сорвало ее с места, закружило
33
«We are not afraid today» — из песни «We Shall Overcome» («Мы преодолеем»), ставшей в середине XX в. гимном движения за гражданские права; песня основана на госпеле «I’ll Overcome Someday» («Когда-нибудь я преодолею») Чарльза Альберта Тиндли, опубликованном в 1901 г.
Она судорожно засмеялась.
На складном столике из мамонтова дерева лежало его письмо, но она не стала читать. Он должен быть сейчас в Сайгоне, за двенадцать часов отсюда — наверняка так или иначе живой, наверно перепуганный.
Вспоминая о нем, она часто думала, какой бы найти способ примерно наказать его за то, что он там без нее или вместо нее. Но теперь она чувствовала, что больше на него не злится.
Она вплотную подошла к зеркалу и снова посмотрела себе в глаза.
Тусклые.
Почувствовав, что ее клонит назад, она повернулась и села на краешек стола, на котором лежало письмо; теперь она видела себя в профиль — тело оперлось на попку, которую так хотелось увидеть тому последнему «бродяге» в очереди.
— Твоя задница под ударом, — вслух сказала себе Мардж.
А еще ей показалось, что вид у нее беззащитный.
Ошарашенный. Дилаудидный.
Она выпрямилась и прошла по комнате, выключая лампы. Когда в комнате стало темно, стал различим отблеск уличного света. Ветер как будто стих, и, подойдя к окну, она увидела туман, накрывший улицу, и фонари в радужных ореолах. Очень красиво.
В спальне, проходя мимо кроватки Джейни, она услышала, как беспокойно дышит ребенок. Беззащитно.
Поделом мне, подумала она.
Она подоткнула девочке одеяла и с удовольствием разделась. Лежа в постели, она подумала о нем без всякой злости. Мы против них — так было бы лучше всего.
А как закрыла глаза, очутилась в прекрасном мире — бескрайнем море, в бездонных глубинах которого могла легко и свободно дышать и плавать. Она представляла себе, что слышит голоса, и те голоса, возможно, принадлежали существам, подобным ей.
Переход через Тихий океан был одно удовольствие, если бы еще не агенты на борту. Мягкий пассат и звездные ночи. По утрам у Хикса было время для зарядки на полетной палубе, пока остывал его завтрак: горячие рогалики и кукурузные оладьи.
Когда пришвартовались в Субике и получившие увольнение отправились на берег, к огням Олонгапо, Хикс остался на корабле, чтобы понаблюдать за агентами. Их было трое или четверо, маскирующихся под хиппи; они угощали всех травкой, хихикали и обшаривали ряды поврежденных самолетов в поисках тайников с наркотиками.
Свой тайник Хикс поначалу устроил в искореженном хвосте вертолета «сиспрайт», но через день перепрятал товар, засунув его в рундук под старые
Каждый вечер он играл в салоне для штатских в шахматы с Гейлордом Иксом. Штатские члены экипажа «Кора Си» держались особняком от военных, так что Хикс и Гейлорд играли при почти полном молчании окружающих. После каждой партии Гейлорд говорил: «Спасибо, получил большое удовольствие», на что Хикс отвечал: «И я тоже». И он был вполне искренен, поскольку за все время плавания ни разу не проиграл. Был один матч, когда Гейлорд в последней партии повел было удачное контрнаступление, но тут кое-кто из его приятелей-националистов стал активно давать ему советы, как ходить, и, не выдержав тяжкой ответственности представлять свою расу, он опять проиграл. Гейлорд был вторым коком, чернокожим мусульманином и тайным розенкрейцером.
После игры Хикс заваривал себе вербенового чая и ложился пораньше.
Он пытался перечитывать Ницше. Но к своей досаде, обнаружил, что тот совершенно не идет.
«Куда движется она? Куда движемся мы?.. Не дышит ли на нас пустое пространство?.. Не стало ли холоднее?» [34]
Книгу он взял в корабельной библиотеке, и последний читатель оставил на страницах множество подчеркнутых строк и восклицательных знаков. Хикс улыбался, натыкаясь на них.
Какой-нибудь салага, думал он. Я тоже был таким.
34
Ф. Ницше. Веселая наука, гл. 125.
Двенадцать лет назад, в морпеховских казармах в Иокосуке, он читал Ницше — взяв книгу у Конверса — и был потрясен. Он подчеркивал карандашом целые абзацы и непонятные слова, чтобы потом посмотреть в словаре. До встречи с Конверсом в Иокосуке единственными книгами, которые он смог дочитать до конца, были «Марсианские хроники» Рэя Брэдбери и «Я сам вершу суд» Микки Спиллейна.
Можно было по пальцам перечесть людей, к которым Хикс испытывал нечто вроде любви, и Конверс — которого за последние десять лет он видел в общей сложности не больше двадцати часов — был одним из них. Приятно было вновь встретиться с Конверсом, вновь почувствовать себя молодым и беззаботным, вспомнить, какие фантастические планы они строили, когда вместе служили в морской пехоте.
Их дружба фактически закончилась, когда Конверс демобилизовался, а Хикс остался, как он думал, на бессрочную. Однажды, когда он еще был женат на Эцуко, девушке из Иокосуки, Конверс один, без жены, навестил их на базе в Кэмп-Пендлтон, и они посидели втроем, ели суши. Очень редко они встречались в городе, заходили куда-нибудь выпить. Но ему было известно, что Конверс старается избегать его, и это задевало.
Его также задело, как Конверс, по словам Мэри Граммульки, отозвался о нем. А еще больше то, с каким насмешливым выражением Конверс пролистал книгу Ницше и назвал ее пикантной — в том, возможно, смысле, что есть в ней привкус скорее волнующе-манящий, приятно будоражащий, нежели острый, резкий.