Псы войны

Стоун Роберт

Хикс повесил трубку и вернулся к бару. Над стойкой, чего он раньше не заметил, висела надпись: «Сегодня первый день оставшейся тебе жизни».

— В точку попал, — сказал Хикс бармену.

Бармен, желчный старик, обернулся и, скривившись, посмотрел на надпись:

— Это не я. Она тут была.

Когда Хикс вышел, бармен снял надпись. Не стоило раздражать посетителей.

На улице было холодно, висел туман.

— Некуда-то мне податься, — вслух сказал Хикс.

Он пошел вперед, оглядываясь через плечо. Не успел он

далеко отойти от бара, как заметил приближавшийся попутный городской автобус и заставил себя рвануть на угол, к остановке. Войдя в автобус, он подумал, что, когда бежал к остановке, кажется, видел Бродвейского Джо не то в переулке, не то в подъезде, не то дальше по улице. Слишком он был пьян, чтобы сказать точно.

Он стоял рядом с нервным водителем, нашаривая в карманах мелочь; отсчитав наконец деньги на билет, он понял, что автобус уже доставил его назад, к площади Джека Лондона, откуда рукой подать до отделения ХСМЛ. Он сунул мелочь обратно в карман и, обменявшись враждебными взглядами с водителем, осторожно, чтобы не загреметь вниз, вышел из автобуса.

Поднявшись в свою комнату, он залепил пластырем глазок в двери и зарядил свой кольт тридцать восьмого калибра. Но прежде сунул в барабан один патрон и крутанул его. Трижды повторил процедуру, и каждый раз патрон вставал точно против ствола. Он не мог решить, хороший это знак или плохой.

Проснувшись на утро с мерзким привкусом во рту и больной головой, он увидал на столе револьвер, лежавший среди рассыпанных патронов, разодранной целлофановой обертки и коробки из-под патронов. Ему стало очень стыдно вчерашней своей глупости. Безрассудство и Бесконтрольность в чистом виде.

* * *

Последние часы перед рассветом Мардж снились кошмары. Каждый кошмар кончался тем, что она просыпалась от сильнейшей невральной вспышки, осознавала, что у нее раскалывается голова, и снова проваливалась в сон. Но назвать это состояние сном было трудно.

И кошмары, все как один, были ужасные. То Джейни стояла, покачиваясь, на карнизе, позади нее дождливо-серый нью-йоркский горизонт, водонапорные башни, грязный кирпич стен. То какой-то сумасшедший монах с окровавленным яблоком в руке. То что-то страшное, виднеющееся среди деревьев. И в каждом кошмаре фигурировала головная боль.

Она встала и тенью бродила по квартире; все валилось из рук. Кофе убежал и пригорел на плите. Блюдце разбилось. Еще остались две таблетки дилаудида, но она проглотила таблетку перкодана.

Ожидая, пока он подействует, Мардж выпила кофе, отдающий пригорелым. Когда почувствовала, что приходит в норму, почитала Джейни детские стишки. На глянцевом развороте книги была изображена старушка, которая жила-была в дырявом башмаке; многочисленные дети старушки качались на шнурках, высовывались из дырочек для шнурков, кишели на полях страницы в своих альпийских платьицах и кожаных портах на помочах. Их было, наверно, с полсотни. Пятьдесят детей. Джейни

захотела узнать, как зовут каждого из них.

— Эту зовут Линда. Эту — Джейни, как тебя. Это Фриц. Сэм. Элизабет.

Мардж чуть не плакала.

— Я не знаю, как зовут всех, милая. Ну откуда мне знать, как их всех зовут?

— У-у, — захныкала Джейни.

Когда внизу зазвенел звонок, Мардж резко вскочила и книга полетела на пол.

— О господи! — проговорила она.

Джейни, задрав голову, смотрела на нее. Секунду Мардж неподвижно стояла, не сводя глаз с двери, потом подошла и нажала кнопку, открывающую парадное.

— Джейни, пойди покатайся немножко на лошадке.

Лошадка Джейни стояла на огороженном участке заднего двора, красная пластмассовая лошадка на пружинах. Иногда Джейни, в экстазе и с отсутствующим выражением в глазах, по часу и больше качалась на ней в однообразном ритме, что беспокоило Мардж. Но сейчас дочь недовольно надула губы: ей не хотелось кататься на лошадке.

— Иди! — прикрикнула Мардж. — Иди на улицу.

Джейни захныкала.

— Давай-давай! — кричала Мардж, прогоняя ее.

Джейни выбежала на площадку лестницы, которая вела из ее спальни во двор, и встала столбом; в глазах слезы, на лице упрямое выражение. В дверь постучали.

— Кто там? — спросила Мардж, застыв посредине комнаты и глядя на дверь.

— Рэй, — ответил мужчина за дверью.

Мардж заставила себя открыть ему; окинув ее взглядом, он быстро прошел мимо нее в комнату. Загорелый. Коротко стриженный. С холодными глазами. Джейни потихоньку пробралась обратно в гостиную, но, увидев незнакомого мужчину, метнулась через свою спальню во двор.

Рэй положил защитного цвета вещмешок на стол в гостиной, подошел к окну и внимательно осмотрел улицу перед домом.

— Я еще не готова, — сказала Мардж.

Он неприветливо посмотрел на нее:

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что денег еще нет, — ответила она. Даже ей самой был противен ее хриплый голос.

— Почему, чучело ты несчастное? — мягко поинтересовался Рэй.

Ее трясло. Тем утром она напялила грязный темно-красный свитер и джинсы, которые вытащила из корзины с вещами, приготовленными для стирки. Она чувствовала себя ничтожной замарашкой.

— Я имею в виду, что у меня их нет на руках, — поправилась она.

Он сел в плетеное кресло и потер глаза.

— Кофе хотя бы у тебя есть?

Мардж помчалась на кухню. Вылила подгоревший кофе в раковину и поставила свежий. Рэй мерил шагами гостиную.

— Я ведь заранее тебе позвонил, правильно? Почему же их у тебя нет?

— Не успела зайти в банк. Ходила в аквариум.

Когда она оторвалась от плиты, он стоял на пороге кухни, едва заметно улыбаясь.

— По телефону ты ничего не сказала про аквариум. Ты сказала, что все будет готово.