Псы войны
Шрифт:
Когда он нашаривал в кармане другую монетку, мимо будки прошла темнокожая девица в пальто под кожу. Хикс рассеянно улыбнулся ей, забыв, что на месте зуба у него дырка. Девица вытаращила глаза и захлопала ресницами. Дура чертова! Он проводил ее глазами и наткнулся на взгляд одного из ее компании — молодых парней в таких же пальто и пастельного цвета шляпах с опущенными полями.
«Придурок», — сказал он себе.
Набирая номер, он осторожно поглядывал на них через плечо. Когда Джун взяла трубку, он повернулся к ним спиной.
— Привет, Джун!
— Это ты, Рэй? — Голос у нее был злой.
— Угадала, —
— Завещание?
— Ладно, забудь, — сказал он. Шутить сегодня не получалось.
— Оуэн дома, — сказала Джун.
— Ах, Оуэн дома! Ужасно. Дай-ка я поговорю с Оуэном. А тебе позвоню завтра, ладно?
— Еще чего! Не желаю, чтобы ты звонил.
Сплошной какой-то вечер глупых вопросов.
— Почему так?
— Оуэн убьет тебя, если увидит. Он же бешеный. И страшно зол на тебя.
Хикс покачал головой. Кто-то постучал монеткой по стеклу будки.
— Если он так зол, не буду злить его еще больше. Он тебя слышит?
— Нет, он в гараже, чинит машину. Не хочу, чтобы он даже услышал, что я говорю по телефону.
— Он ведь не заложит меня, а, Джун? Не сдаст?
— Не думаю. Просто не показывайся здесь.
— Ты дура, — сказал Хикс. — Все рассказала ему. Зачем ты это сделала?
— Да что говорить! — ответила Джун. — Разве человек понимает, что делает глупость?
— Пути человеческие, — сказал Хикс, — неисповедимы.
— Вот-вот, — согласилась Джун.
Не вешая трубку, он мысленно прощупал атмосферу в баре. Эта братия за столиком испускала явственные кокаиновые вибрации. Он вынул из кармана бланк матросского клуба с телефоном Мардж. Потом подал быстрый знак — словно кому-то в дверях. Один из братии оглянулся, чтобы проверить, кому там он машет.
— «Одеон», — ответили на том конце провода; Хикс улыбнулся: студенточка.
— Мардж?
— Да?
— Это Рэй.
— О, — воскликнула она, — привет!
Приятно, когда тебе радуются.
— Я зайду завтра, рано утром. Все чисто?
— Да. Все чисто.
— Тогда до встречи.
— Тогда до встречи.
Он покинул телефонную будку и быстро вышел на улицу. Какое-то время он шагал от порта к холмам и свету уличных фонарей. У первых домов, к которым он подошел, два алкаша толкались плечами, выясняя, кто из них крепче держится на ногах. Завидев его, они прекратили забаву и двинулись к нему с видом попрошаек, но, когда он прошел мимо, остановились, тяжело пыхтя и глядя ему вслед.
— Я меж двух огней, — бросил им Хикс.
В следующем квартале на обочине тротуара возле автофургона сидели хиппаны и жевали сэндвичи с копченой колбасой. Хикс остановился, глядя, как они едят. Один из парней оглянулся, и Хиксу не понравилось, как тот на него посмотрел.
— Сейчас я вас всех поимею, — заявил Хикс.
— Ишь какой крутой, — продолжая жевать, сказала одна из девушек; и они повернулись к нему спиной.
— Да это я так, — сказал Хикс, — шучу.
В третьем квартале был бар с изображенными на оконных стеклах картами и колесами фортуны. Внутри темно-синие стены были украшены теми же символами, но посетители были в основном старики. Сложно сказать, что за таинственные личности собирались тут раньше, — этот пульс уже давно не бился. Хикс сел у стойки и продолжил свою вечеринку.
Голова у него становилась дурная. Нарисованные карты и темные стены действовали угнетающе. Накопившаяся злость — на Эцуко, Оуэна, чернокожих в «Золотых воротах» — кипела в крови. Он напивался не очень часто, но иногда, когда это случалось, между пространством, в котором он ощущал себя, и пространством людей разверзалась бездна. Его пространство символизировала татуировка на левой руке. Это было греческое слово ; Хикс понимал его как «Те, Кто Есть» [38] . Когда его спрашивали, что это означает, он часто говорил: это означает, что он параноик.
38
«Тот, Кто Есть» — четырехбуквенное (YHWH — Ягве, буквально: «Я есмь Тот, Кто Я есмь») имя, открытое самим Богом Моисею: «Бог сказал Моисею: Я есмь Сущий» (Исх. 3: 14). В Септуагинте, греческом переводе Ветхого Завета, имя Божие заменили словом «кириос». Здесь это название отражает еще и смешанную ницшеанско-дзен-буддийскую идеологию битнической коммуны, к которой принадлежал Хикс и прообразом которой стала реальная группа Кена Кизи (отчасти послужившего прототипом Дитера) и легендарного друга Джека Керуака Нила Кэссади (отчасти послужившего прототипом Хикса), чья психоделическая цитадель находилась в разрушенном монастыре на ранчо Кизи в Калифорнии.
Его охватила знакомая ярость; это было похоже на спазм, такой сильный, что было невозможно дышать и только от хорошей драки отпустило бы.
Он сидел и пил, стараясь расслабиться. Какое-то время пробовал думать о том, что будет делать с деньгами, которые получит, но деньги пока были у хитрых бестолочей, и злость его стала еще сильнее.
В тот момент, когда он пытался углубиться в себя, с улицы вошел длинноволосый юнец с заячьей губой, жуя зубочистку, и сел к стойке недалеко от него. Хиксу взбрело в голову, что парень мог быть из тех, сидевших на обочине; он решил, что парень ведет себя слишком вызывающе — потому что вообще зашел сюда, да еще сел так близко.
Юнец, который говорил с нью-йоркским акцентом, спросил пива и выпил, проглотив таблетку. Изжеванную зубочистку выплюнул на стойку. Увидев, что Хикс сверлит его глазами, он спросил:
— Ты что-то сказал, кэп?
Хикс ничего не ответил, и юнец смерил его быстрым одобрительным взглядом сверху донизу.
Чертов салага. Хиксу казалось, что, будь он чуть пьянее, чувствуй себя еще более одиноким и на взводе, он мог бы к парню и подкатиться. От такой возможности, пусть и отдаленной, ему стало тошно.
— Смотрел вчера вечером бокс? Это же просто бойня была, скажи? — Юнец придвинулся ближе. — Вот что я тебе скажу: единственный способ пустить ниггеру кровь — это примотать бритву к перчатке.
Хикс решил, что парень чокнутый. В принципе, он всегда был не прочь накостылять чокнутому.
— Я из Нью-Йорка, — сказал парень. — А ты давно там был?
Хикс допил пиво.
— Никто тебя не спрашивал, откуда ты. Отвали.
— Ну ты даешь! — сказал сопляк. Он как будто вовсе не был обескуражен.