Псы войны
Шрифт:
Когда Элмер и Франсес уехали домой в Атертон, Конверс подсел к Дугласу, и они распили бутылку бурбона, которую тот держал в нижнем ящике. Этим вечером была очередь Дугласа нести готовый макет еженедельника на стоянку междугородных автобусов «Грейхаунд», откуда тот доставят в Сан-Рафаэль печатнику, не состоящему в профсоюзе. Дуглас закончил с выходками своего безумного отшельника, и сейчас ему нужно было набраться сил, чтобы одолеть дорогу по Мишшн-стрит до стоянки и дальше, к себе в отель на Саттер.
У Дугласа было из чего пить, в том же ящике стола он держал и пластиковые стаканчики. Конверс составил вместе четыре стула и бросил на них
— Мне достаточно знать, — продолжал говорить Дуглас, — что у тебя неприятности. Этого для меня достаточно.
Конверс еще раз поблагодарил его.
— Как давно у меня не было возможности помочь другу. Господи, ну и вид у тебя! Я тебе не даю спать?
— Я бы выпил еще, — сказал Конверс.
Дуглас со счастливым видом кивнул:
— Помогать другу всегда было важно для нас. Когда я говорю «нас», я имею в виду свою компанию. Старую мою банду.
Он налил стаканчик до краев и выпил одним глотком, уже третий. От выпивки он, похоже, бледнел еще больше.
— Кто они, эти твои друзья?
— Их уже нет. Умерли. Разъехались. Исправились. Все, кроме твоего покорного слуги — последнего из грязного старого племени. Элмера я не считаю. Элмер — гигант, но он не умеет пить.
Конверс позволил Дугласу налить себе еще.
Дуглас продекламировал:
Когда, саки, для благостных услуг Ты, словно месяц, вступишь в звездный круг Гостей веселых — в память обо мне Переверни пустую чашу, друг! [45]— Знаешь, кто это написал?
— Да, — ответил Конверс.
— Это тебе не Лоуренс Ферлингетти [46] .— Дуглас осушил стаканчик и тут же неуверенной рукой налил себе снова.
45
Дуглас цитирует четверостишие из поэмы Эдварда Фитцджералда «Хайямиада. Рубайят Омара Хайяма» (пер. О. Румера).
46
Лоуренс Ферлингетти (р. 1919) — поэт-битник, соучредитель знаменитого магазина «City Lights» («Огни большого города») и одноименного издательства.
Конверс лег на спину на составленных стульях.
— Расскажи, как там было, — неожиданно попросил Дуглас. — Как там было?
— Во Вьетнаме?
Дуглас с серьезным видом кивнул.
Конверс принял сидячую позу.
— По-настоящему, тебе надо бы спросить кого-нибудь из пехтуры. Для меня это была так, прогулка. Жил в основном в гостиницах. Иногда выбирался на передовую. Не часто. Слишком там страшно. Однажды я до того перепугался, что заплакал.
— Это редкость?
— По-моему, — ответил Конверс, — большая редкость. Думаю, естественно плакать от боли. Но плакать заранее — это не круто.
— Но ты все-таки бывал на передовой, — сказал Дуглас. — Это главное.
Конверс не видел в том никакой заслуги, но все равно кивнул. Дуглас снова налил себе. Смотреть, как он пьет, не доставляло большого удовольствия.
— Я тоже бывал на передовой, — заявил Дуглас. — Я был
— Тридцать пять.
— Ага, — сказал Дуглас. — Ну а мне было двадцать. Отец пытался отговорить меня, но я не желал его слушать. Знаешь отель «Билтмор» в Нью-Йорке?
— Да вроде бы.
— Должен знать. Он в квартале от Рузвельт-авеню. Неужели не назначал свидания под часами на «Билтморе»?
— Не приходилось.
— Так вот, отец нашел меня в «Билтморе», в «Мужском баре». Это было первый раз, когда мы с ним выпивали вместе. И насколько помню, последний. Он мне сказал: «Ты сдохнешь в окопах за коммунизм, и поделом тебе будет». Знаешь, что я ему ответил? Я сказал: «Отец, если мне судьба умереть в окопах, чтобы занять свое скромное место в истории, тогда я самый счастливый из здесь присутствующих».
Глядя, как Дуглас морщится, словно ему прихватило живот, Конверс заключил, что Дуглас просто беззвучно смеется.
— А дело-то, заметь, было в баре отеля! — Дуглас хлопнул Конверса по колену. — В тот же вечер — в тот же самый вечер — я уже был на борту «Каринтии», которая направлялась в Гавр. Три дня спустя я уже был в Испании. — Поколебавшись мгновенье, он все-таки налил себе еще. — Так что я, как ты, побывал на фронте.
— Дуглас, — сказал Конверс, — это не то же самое. Околачиваться в Сайгоне или отправиться добровольцем на войну в Испанию — все же разные вещи. Я имею в виду, что, по сути, мы были по разные стороны баррикад.
— Кто? — удивился Дуглас. — По разные стороны? Ты и я? — Он засмеялся и замахал руками. — Ты, наверно, фашист.
— Если объективно, то, думаю, так оно и есть.
Дуглас наслаждался.
— Объективно! Объективно то, объективно это. Так любил говорить Элмер. Ты знал, что он был у нас замполитом? Говорил, бывало, что нет большой разницы между миссис Рузвельт и Гитлером. Объективно! И это была тогда не партийная линия — это Элмер сам.
Конверс натянул на себя спальный мешок и оперся на локоть. А Дуглас продолжал:
— У меня был друг в Амхерсте [47] , которого звали Энди Стрич. Он погиб в Хараме [48] . А еще был парнишка из университета Индианы, его звали Питер Шульц. И другой, Гелб, которому было только восемнадцать. Едва школу окончил, можешь себе представить? Они все погибли в Хараме.
К удивлению Конверса, он запел на мотив «Долины Красной реки» [49] : «Есть долина в Испании по названью Харама». Но, пропев первую строчку, замолчал.
47
В Амхерсте расположен Массачусетский университет, основанный в 1863 г.
48
В долине реки Харама (Испания) произошло одно из самых ожесточенных сражений Гражданской войны 1936–1939 гг. с участием интернациональных бригад.
49
«Red River Valley» — американская народная песня, известна под разными названиями («Bright Sherman Valley», «Cowboy Love Song» и т. д.) с конца XIX в. На ее мелодию был написан гимн бригады им. Авраама Линкольна.