Птица Карлсон
Шрифт:
Правда, тут же Холмс наклонился ко мне и тихо попросил удержать всех присутствующих в столовой каким-нибудь разговором.
– О чём?
– удивился я.
– Да о чём угодно. Хотя бы о Нюренбергских законах.
Я исполнил его просьбу, и мы два часа спорили до хрипоты, да так, что нас разнимал дворецкий. Особенно усердствовал мистер Хайд - можно сказать, что он просто вышел из себя.
Холмс вернулся откуда-то довольный, но в порванных штанах.
Он снова отозвал меня в сторону и сказал:
– Теперь я почти уверен, что наследник - не тот, за кого себя выдаёт. Мне нужно съездить в местное почтовое
– Знали бы вы, Холмс, как меня бесит, когда иностранцы называют меня то Уотсон, то Ватсон, то и вовсе Хадсон.
Друг мой уехал прочь, а я стал думать, как занять себя.
В отсутствие Холмса я сам решил что-нибудь расследовать. Толчком к этому было то, что мы снова дегустировали с наследником виски.
Меня давно занимало, куда всё время пропадает доктор Мортимер. Его лаборатория находилась в дальнем крыле замка, и я решил прокрасться туда тайком и понять, что за опыты он там ставит. Возможно, он вызывает умерших, или световыми сигналами приманивает тех самых духов болот. На наследника я теперь не мог положиться, и взял с собой дворецкого - по крайней мере, я ничего не знал о нём дурного, кроме того, что он был дворецким.
Мы прошли длинным гулким коридором, и увидели свет в конце этого туннеля. Свет был синеватым и явно искусственного происхождения.
Дворецкий дышал мне в ухо, и что-то мне это всё напоминало, но я не помнил, что.
Я потянул на себя дверь, из-за которой струилось синее свечение, и вошёл. Передо мной была типичная университетская лаборатория, но оборудованная в башне под стеклянным куполом. Два операционных стола под стеклянными колпаками, множество приборов, включая странное сооружение в углу. Да, такого я никогда не видел, - из медицинского инструментария моей юности я узнал только огромную бестеневую лампу и мириады пробирок на столиках. Рядом с аспидной доской был зачем-то повешена огромная фотография овцы.
Никого в гулком помещении не было, однако я на всякий случай полез в карман за револьвером, чтобы встретить хозяина наготове.
Но тут в моей голове что-то взорвалось, и кафельный пол, стремительно приблизившись, ударил меня в лицо.
Я очнулся в тот момент, когда дворецкий заканчивал привязывать меня к столу ремнями.
Где-то я слышал это сопение, это тяжёлое дыхание. Точно! Полковник Себастьян Морран дышал так сорок лет назад, когда тащил меня раненого, после неудачной атаки на лагерь горцев.
– Это вы, полковник?
– пошевелил я губами, и он кивнул мне, улыбнувшись.
Годы не прошли для него бесследно, - то-то я не узнал его в старом дворецком.
С другой стороны ко мне подходили доктор Мортимер с наследником. Как я мог пить с этим негодяем - непонятно.
Я понял, что собралась вся шайка.
– Я не люблю, когда они кричат, - раздался голос доктора, и мне заклеили рот пластырем.
После этого, они ушли - не то совещаться, не то просто помыть руки перед неведомой, но ужасной операцией. В этот момент я по-новому стал понимать слова «хирургическое вмешательство».
Внезапно в тишине, где-то сверху, раздался тихий треск стекла.
Через мгновение оттуда свесилась длинная верёвка, и её конец больно ударил меня по носу.
Как я и думал, по ней практически бесшумно спустился мой друг. Я хотел его предупредить, но пластырь позволил мне только промычать о грозящей ему опасности.
Из тьмы на Холмса бросились полковник с наследником, и последний в драке показывал чудеса ловкости.
Холмс применил столь излюбленные им приёмы восточной борьбы «боритцу» и почти вырвался из рук злодеев, но в этот момент я почувствовал холодную сталь на своём горле и услышал голос доктора Мортимера.
– Не сопротивляйтесь, мистер Холмс, иначе ваш друг умрёт.
Я подумал, что мы всё равно умрём оба, но, скосив глаза, увидел, как Холмс покорно дал себя схватить. Его уложили на стол, стоявший рядом, и тоже начали привязывать.
– Знаете, в чём была ваша первая ошибка?
– спросил мой друг невозмутимо.
– Ах, да, - ответил доктор Мортимер, - Я совсем упустил из виду: всегда надо напоследок поговорить. И в чём же?
– Вы пришли ко мне с тростью настоящего доктора Мортимера, который, очевидно, стал вашей жертвой. Но мне было видно, что вы лишь притворяетесь стариком. Вы молоды, Мориарти! Слишком молоды для себя! Моррана я узнал сразу, только не подал виду. Однако и я сделал ошибку. Ватсон, тот, кого я принимал за сына Мориарти, на самом деле и есть Мориарти.
Я замычал от непонимания. Проклятый пластырь! О чем это говорит Шерлок? О чём это он?
Меж тем, Холмс продолжал:
– Тот человек, Ватсон, кому вы тогда стукнули по голове рукояткой револьвера, попал на каторгу, сошёлся там с безумным русским химиком Игорем, и проникся его идеями воскрешения. Нет, конечно, в традиционном смысле он не мог воскресить Мориарти, потому что тело профессора было раздроблено на мельчайшие частицы волнами Рейхенбахского водопада, но от него осталось несколько зубов, выдернутых в прежние времена дантистом, образцы крови и слюны Мориарти, которые он выкрал с Бейкер-стрит и ещё кое-что. С помощью этого сумасшедшего гения Игоря Морран построил клонатор. Да, да, там, за вами - клонатор, Ватсон. Ах, я забыл, что вы не видите, простите. Это устройство для выращивания людей из протоклеток.
Итак, полковник Морран мечтал воскресить своего старшего друга. Хотя у него были зубы и засохшая кровь, но в итоге злодея воссоздали из единственного волоса, оставшегося на шляпе. Теперешний профессор куда моложе своего прототипа, но гораздо опаснее.
– Всё верно, Холмс, вы всегда были догадливы, - Мориарти заухал, будто марсианин.
– А несчастный лорд Свантессон пал жертвой интереса люфтваффе к новому бомбардировщику?
– И тут вы угадали, мой любезный враг.
– Угадал?! Вы обижаете меня. Я вычислил это! Это стало ясно, как только я узнал о его продаже. Германский агент Гофеншифер сегодня задержан близ замка. Он спрыгнул с парашютом близ имения леди Астор и пробирался сюда, чтобы угнать самолёт и вывезти всю шайку на континент. Ведь я сразу понял, что творение лорда Свантессона вполне готово ко взлёту. К тому же любой любопытствующий мог убедиться (вы, кстати, Ватсон, отказались), поглядев в генеалогическом справочнике, как звали покойную жену Свантессона. Никакой Рейчел не было, её звали Гертруда, а умирающий лорд хотел предупредить меня, что вы, Мориарти, хотите мне отомстить. Ведь «Rache» по-немецки - месть.