Птица Карлсон
Шрифт:
Полицейский, робея, спросил приехавшего, какой нации будет его фотограф, и начальствующее лицо отвечало, что нации оно будет не важно какой, однако перекрещено им самолично из лютеранской в православную веру.
– Ниважнанакой… - прошептал полицейский уважительно.
– Делом займитесь, - угрюмо буркнуло начальствующее лицо, и было видно, что эти расспросы для него обыденны и неприятны, а потом щёлкнул, как затвором: - Швед он, швед.
На этих словах тонкий пошёл в дом, застучав ботинками по доскам крыльца, а толстый швед быстро вылез из пролётки и отправился на берег. Тонкий меж тем вытер ноги о чёрную мокрую шкуру,
Домоправительница сделала знак слугам, и те взгромоздили тело в покойницкий фургон.
Толстый человек уже бродил по берегу реки с фотоаппаратом, задирая курсисток под зонтиками. Повздорив с приказчиками, он стал драться с ними, и расколотил одному голову своей треногой. Пришелец кричал что-то неразборчивое, вроде ути-плюти-плют, и зеваки решили, что он слабоумный и вправду - федорино горе.
В это время сам господин Федорин, штатский советник и свежий кавалер, сидел в гостиной, слушая старого доктора.
Доктор начал свою историю издалека - он был знатный краевед и для начала стал рассказывать о своих раскопках таинственных холмов в Коломенском. Лишь утомив казённого человека историй про мужской камень и камень женский, Антон Павлович поведал историю о зловещей собаке.
Давным-давно, ещё до нашествия двунадесят языков и большого пожара, барыня, построившая усадьбу на берегу Москва-реки, завела себе любовника из крепостных. Любовник оказался статен и неболтлив. Почуя власть, он подмял под себя весь дом, но, на счастье дворни, настоящую любовь он испытывал к подобранному где-то беспородному щенку по кличке Фру-Фру, а к своей барыне - лишь мерзкую похоть. Слуги не преминули известить об этом барыню, и та решила избавиться от соперницы. Повинуясь приказу, молчаливый деспот положил собаку в мешок, и вскоре бедное существо рухнуло в бездну вод.
Сам любовник пропал. Одно время считали, что он повесился, но через месяц кухарка увидела его фигуру, на клиросе храма Николы Обыденного.
– Казалось, всё кончено… - доктор сделал театральную паузу, а потом продолжил: - Казалось, несчастная Фру-фру навеки поселилась там во тьме. Но не тут-то было: минул год, другой, и дворня начала замечать странного пловца у купален. Вскоре случилось несчастье - утонула торговка фиалками, бедная Лиза, взятая по её бедности на проживание. Но это было только начало - на третьей неделе Поста барыне явилось страшное существо - обло, озорно, стозевно и лайяй. С клыков зверя падали клочья пены, шерсть была мокра и пахла тиной. Глаза горели как масляные фонари. Барыня рухнула на землю и испустила дух.
С тех пор злой рок преследовал все поколения хозяев дома на Остоженке.
Молодой барин проигрался в карты и пустил себе пулю в лоб. Три ночи на его могиле выла гигантская собака, а кладбищенского сторожа обнаружили наутро совершенно седым и совершенно пьяным. Внучку той самой барыни нашли в притоне под Крымским мостом. Благородная девица всё хохотала и норовила плясать на столах голая.
Пред Федориным чередой прошли несчастья всей семьи - и вот наконец, фамилия Карамазиновых истончилась. Последнего в роду только что
Ветер выл над пепелищем и… Но тут Антон Павлович умерил пафос.
– Знаете, доктор, - вдруг сказал Федорин.
– Самая верная мишень для подозрений - человек, менее других похожий на убийцу. Вот какой-нибудь никчёмный и бессмысленный субъект - и именно он и убил. Он и есть душегуб. Вот вы, к примеру!
Произнеся это, Федорин захохотал с каким-то могильным уханьем и покинул краеведа, который от ужаса уронил пенсне.
Расследователь вышел на берег реки. Бабы полоскали бельё, из казённой бани выбежал голый мужик и ухнул в воду.
Федорин тут же записал в книжечку: «Пожаловаться исправнику».
Он забрался на мост и принялся глядеть в тёмные воды.
Вдруг, на секунду, ему показалось, что из-под чёрной глади, из самой сгустившейся тьмы, на него глядят глаза чудовища. И вправду говорят: если будешь слишком долго всматриваться в бездну, бездна начнёт всматриваться в тебя. Федорин представил себе, как чёрная собака растёт внутри смертельного мешка, и наконец, скопив достаточно сил, разрывает дерюгу. «Глупости, - тут же одёрнул себя Федорин.
– Как она может там вырасти - без пищи и, главное, без воздуха? Хотя вот академик Петропавловский экспериментирует над собаками, пересаживает им по две головы на одно туловище и, кажется, доказал: нет ничего невозможного для человеческого гения». Федорин вспомнил механических собак Петропавловского, которые были разрезаны напополам - поперёк и вдоль. Собак, у которых сердце было замещено насосом с часовым механизмом, собак с биноклями вместо глаз и ретортами вместо желудка - и поёжился.
Он поймал на берегу своего иностранного помощника, затолкал его в пролётку, и поехал домой.
Два дня прошло в изучении огромного тома академика Петропавловского «Поведение собак или Волшебный звонок». Хорошо было бы обратиться к гению за консультацией, но академик жил в столице. Правда тут, в Москве, обитал его ученик, профессор Вознесенский.
Наступил четверг. Федорин снова умял своего басурмана в коляску (рука помощника безвольно свешивалась вниз, он спал вниз головой, как летучая мышь) и поехал в Обухов переулок к кудеснику Вознесенскому.
Профессор встретил его в халате. В комнате пахло спиритуозом - очевидно, что тут проходил важный эксперимент. Эксперимент шёл давно, судя по тому, как был утомлён профессор. Огромные аппараты посверкивали медными боками, в змеевиках струилась влага, что-то булькало и дымилось повсюду. Под ноги Федорину бросилось какое-то маленькое зелёное существо, обняло его сапог и заплакало. Федорин брезгливо стряхнул фамильярного гомункулуса и обратился к профессору:
– Вы верите в бессмертие души?
– взял он быка за рога.
Хозяин поднял палец и назидательно произнёс, как по писаному:
– Нет, наука доказала, что душа не существует, что печенка, кости, сало - вот что душу образует.
– Может ли животное обходиться без воздуха?
– зашёл посетитель с другого бока.
– Легко!
– махнул рукой профессор и отчего-то икнул.
– Годами! Годами-с! Семенники! Семенники… - впрочем, не важно. Верьте мне, я на пороге этого открытия. У вас собака в детстве была?
– Ничего у меня не было, - грустно ответил Федорин.
– Даже собаки. У меня, почитай, даже детства не было.