Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение)

Тиамат

— Я не терплю насилия, ответил ему Руатта довольно холодно. Но если даже я возьму тебя силой или принуждением, не сработает. Только по согласию, с желанием.

— Вот уж не зна-а-ю, сомнение в голосе Кинтаро было очень явным и очень нелестным. Пойми меня правильно, Руатта. Может, ты великий маг и все такое прочее, может, ты двигаешь солнце и луну, а звезды вставляешь себе в уши вместо серег. Но я еще пока ничего особенного не видел. И признаться, воины возбуждают меня куда больше книжников-белоручек. Ты когда последний раз меч-то в руках держал?

Прямота степняка очаровывала. Руатта улыбнулся и вдруг предстал перед ним таким, каким водил в битву кавалерийские полки:

кольчуга, панцирь с криданским гербом, зеленый кавалерийский нараменник с разрезами по бокам и красный плащ генерала, который развевался за его спиной, будто крылья, когда они лавой скатывались с холма на позиции эртау. Удар тяжелой криданской конницы всегда считался неотразимым. В степи просто не было столько дерева, чтобы наделать копий и заграждений против кавалерии. Волосы тогда у него были длиннее, он заплетал их в косу, так что лицо оставалось открытым, ничем не обрамленным, заставляя глаза гореть ярче. Степняки говорили, что его взгляд обжигает.

— Меня называли Красным Львом, разоряющим степи. Я повергал воинов степи к своим ногам. Я заставлял вождей самых прославленных племен склоняться передо мной.

— Только не эссанти. Кинтаро быстро облизал губы. Глаза его теперь не отрывались от Руатты, и больше он не смотрел свысока.

— Только не эссанти, потому что у них всегда хватало ума не испытывать могущество Криды. Итак, вождь эссанти, готов ли ты склониться передо мной? Руатта уже и забыл, что способен говорить таким жестким командирским голосом. Он щелкнул пальцами, и цепи, удерживающие Кинтаро, исчезли. Тот приземлился на согнутые ноги, и на какое-то мгновение Руатта почти поверил, что Кинтаро встанет перед ним на колени, покорный, укрощенный. Но глупый щенок еще не родился в те времена, когда военачальник Рудра Руатта покорял Дикую степь. Слышал, читал, но не видел своими глазами. А ведь когда-то воины и вожди куда славнее и доблестней жаждали взойти на ложе Красного Льва!

Кинтаро потер запястья, согнул и разогнул руки, оттягивая время. И вдруг сверкнул улыбкой, глядя с вызовом на Руатту:

— Меня ты ни разу не победил в бою. И бьюсь об заклад, не победил бы, даже будь у тебя вдвое больше воинов. Я не за красивые глаза вождем стал. Попробуй-ка выбить меня из седла в честном поединке!

Руатта почувствовал, как начинает заводиться. Спровоцировать его было нелегко, но степняку почему-то удавалось. Единственная причина, по которой Рудра Руатта не терпел насилия опасение, что ему слишком нравится навязывать свою волю другому человеку, ломать его сопротивление. Но иногда жертва слишком явно напрашивалась. Так было с Даронги. И так было еще один раз, в степи. Он не мог не вспомнить того молодого воина. Кинтаро слишком его напоминал.

— Мне тут устроить турнир ради твоего развлечения? насмешливо осведомился он. Ты не ломаешься, ты ломаешь копья и щиты, прежде чем отдаться?

Кинтаро ухмыльнулся, откидывая волосы за спину.

— Ты великий чародей или так, ярмарочный фокусник? Сдается мне, ты хоть войнушку можешь устроить ради развлечения. А наутро хоп, и конница превращается обратно в стадо коз, пехота в кусты полыни, как в сказках. Как тебе мысль? он шагнул ближе, сознательно вторгаясь в личное пространство Руатты. Голый, красивый и такой далекий. Как бы хотелось его укротить, подмять под себя, в прямом и переносном смысле!

В мозгу Руатты молнией сверкнула идея. Кинтаро прав он чародей, и возможности его практически безграничны. По крайней мере, в Иршаване. Совсем необязательно биться по-настоящему, чтобы померяться силой. Есть другие способы…

Лицо чародея стало рассеянным, и мысли перескочили на секреты ремесла, на новый захватывающий опыт, который можно поставить. Он вернул Кинтаро одежду, перенес его в уютную комнатку с едой и напитками, а сам заперся в уединенной башне, где обычно занимался магией. Башню уже несколько раз приходилось восстанавливать после опасных экспериментов. На нее были наложены самые сильные заклятия, чтобы никто не мог проникнуть в тайны чародея Руатты. Несколько суток подряд он смешивал зелья, листал старинные книги, чертил в воздухе знаки и символы, которые мерцали и медленно гасли. Чародей не прерывал своих изысканий ни на минуту, позволяя себе прикорнуть на пару часов, лишь когда варился очередной эликсир. Слуги понимающе поглядывали на разноцветные отблески в окнах башни и оставляли у двери еду, напитки и смену одежды.

Тем временем Кинтаро, предоставленный самому себе, подыхал от непонятной тоски, которую не могли развеять даже дружелюбные слуги Руатты. Например, кудрявый мальчишка-флейтист с умелыми губами. Или стройный темнокожий конюх с кучей сережек в самых неожиданных местах. Или статный молодой садовник с телом атлета. Они успешно скрашивали одиночество степняка, и то, что они говорили на разных языках, не понимая друг друга, совершенно не мешало. Но Кинтаро все равно тосковал по той неведомой части себя, которая оставалась скрытой за последней печатью. Он уже жалел, что подал Руатте идею. Проклятый чародей мог просидеть в своей волшебной мастерской хоть тыщу лет, вместо того чтобы испробовать нормальные, человеческие способы затащить мужика в постель!

Поэтому он не мог сдержать облегчения, когда Руатта наконец прервал свое добровольное заточение и появился перед ним с флаконом какого-то эликсира. Чародей победно сиял, и по его цветущему виду было совершенно незаметно, что он провел столько времени взаперти, работая без сна и отдыха. Он разлил по бокалам вино и накапал в каждый бокал немного эликсира из флакона.

— Это что еще? с подозрением спросил Кинтаро.

— Ты себе не представляешь, какое изящное решение я нашел. Самый сильный чародей, самый устойчивый к магии человек будет бессилен против моего нового рецепта. Это скорее наука, чем магия! Экстракт эноферы длиннолистной, плюс немного ведьминого корня, плюс стимуляторы памяти и вытяжки гормонов…

— Бла-бла-бла, закончил за него степняк. Ни слова не понял. Ладно, спрошу по-другому. Это еще зачем?

— Ты хотел выйти против меня в бою? Так вот, я дам тебе такую возможность. Только в прошлом. В моем прошлом, когда я дрался в Дикой степи. Можно показать другому свои воспоминания, это общеизвестная практика в магии. Но я придумал совершенно новую концепцию. Ты не просто их увидишь, ты будешь переживать их как свои. Как если бы ты сам скрестил со мной клинки. Он отпил из бокала и склонил голову, глядя на Кинтаро с жадным любопытством. Ему не терпелось испробовать свой рецепт. Я выпил первый, и поэтому воспоминания будут моими. А-ах! Еще никогда они не приходили ко мне так ярко, так живо… Пей, и посмотрим, не придется ли тебе больше по нраву Красный Лев, чем чародей Руатта.

Они оба осушили свои бокалы. Кинтаро прислушался к ощущениям и пожал плечами:

— Ни хрена не чувствую. По-моему, кое-то лажанулся.

— Есть еще один компонент. Забыл сказать. И прежде чем степняк успел среагировать, Руатта поцеловал его в губы, горячо и долго.

Мир исчез. И появился снова с запахом гари, конского пота и крови. С запахом Дикой степи. С запахом войны.

Глава 5