Птицы поют на рассвете
Шрифт:
Он нащупал в дупле свернутую трубкой карту. В ней лежала записка Ивана. Он сообщал, что в ноль часов двадцать три минуты один состав окажется в выемке, возле Шахорки, а другой, по выверенной схеме, выйдет в это время на поворот у Журавлиных кочек. Больше в записке ничего не было.
«Значит, все в порядке. Значит, никаких предупреждений, и события произойдут так, как было задумано», — обрадовался Кирилл.
— Видишь, — развернул он карту и показал Ивашкевичу вычерченные и заштрихованные синим карандашом квадратики и прямоугольники.
Они
— Видишь, возле Шахорки, как раз перед ельником, где мы лежали, и почти до полотна, три квадратика. Три минных поля. С одной и с другой стороны насыпи. Повезло нам в прошлый раз, — присвистнул Кирилл. — Хорошо, никуда не тыкались, лежали, как привинченные, на месте. И между станцией и лесом тоже мины. Там, где и показывал седой ремонтник. Соображают немцы, что место это для диверсий богом придумано. Здорово получается.
— Почему же здорово? — не мог понять Ивашкевич. Он достал свою карту и стал переносить на нее синие квадратики и прямоугольники. — Черт те что… Понапихали по всей дороге мин, пройти нельзя, почему же здорово?
— Раз тут минные поля, то и не очень охраняют Шахорку. Вот почему здорово. В ельнике выждем, понаблюдаем, подойдет время, проберемся повыше этих квадратиков и ползком по насыпи вернемся к выемке у моста. Понял? А у Журавлиных кочек как? — Кирилл повел карандаш вниз по карте. — Посмотрим давай.
Журавлиные кочки подковой изогнулись в самом углу карты. А между этой подковой и железной дорогой — заштрихованный прямоугольник. Справа извивалась голубая нитка речушки.
— Придется перейти речушку вброд и обогнуть минное поле. Иначе не подступиться, — сказал Ивашкевич.
— А после? — размышлял Кирилл.
— А после только в этот перелесок кинуться, — ткнул Ивашкевич пальцем в зеленое пятно на карте. — Но сначала метров сто пятьдесят по лугу проползти. На лугу кочки. Вроде укрытия. Кочки там подходящие, я видел их, когда ходил туда с Якубовским.
— Ладно. На месте еще присмотримся, — сказал Кирилл. — Подождем немного, пока смеркнется. Толя, — позвал он.
Толя Дуник подошел.
— Садись. Так сумеешь часового убрать? От этого, учти, зависит все.
— Уберу, товарищ командир.
— А не дрогнет рука? — допытывался Кирилл.
— Уберу.
Толе Дунику в первый раз предстояло пустить в ход кинжал. Кирилл знал это. «В морду если дать кому за дело, это бывало, и не раз, — как-то еще в Москве, в казарме, сознался Толя товарищам, — а вот убить живое — никак не мог. Лягушку даже…» Кириллу со смехом рассказали об этой слабости Толи. «С виду бык, а копнешь — кролик…»
Разговор с Толей Дуником о часовом на мосту уже был. Кириллу хотелось еще раз убедиться, что тот готов ко всему.
— Я почему решил поручить это тебе. Паша — этот запросто снимет часового, тот и не пикнет. Но шуму вокруг наделает — у!.. Хлопец хорош в открытом бою. Можно бы Алеше Блинову.
— Так я ж убью, — растерянно промолвил Толя Дуник.
Небо все больше наливалось мраком и стало уже совсем невидным.
— Будем двигаться, — сказал Кирилл. — Время. — Все поднялись. — Пошли. Нам, значит, вправо, вам влево. Ну, ни пуха ни пера, — махнул он рукой Ивашкевичу.
— И вам ни пуха…
В ноль часов двадцать три минуты все должно быть кончено.
Осталось четыре с половиной часа, взглянул Кирилл на циферблат. Он раздвинул ветви ельника и всматривался в темноту. Но только темноту и видел. Настороженно прислушивался к каждому шороху. Что-то хрустнуло — треснул сучок под ногой. Шум был не больший, чем от прошмыгнувшей мыши. Но Кирилл, Алеша Блинов и Толя Дуник вздрогнули, казалось, весь лес загудел: опасность? Слух воспринимал все, даже неслышное в обычное время. Полминуты тревожного ожидания кажутся слишком долгими. Нельзя же, в самом деле, за полминуты столько передумать, столько страху натерпеться.
Тш-ш-ш… Донеслось шарканье сапог по гравию, сначала глухо, потом все явственней и явственней. Ладонью, согнутой чашечкой, Кирилл оттопырил ухо и вслушивался — как воздух вбирал он в себя все, что можно расслышать. Сомнения не было, по насыпи шли. Шли от бункера в сторону моста, к будке у переезда. Кирилл зажал в кулаке колкие еловые крылья и, не дыша, вглядывался — должен же он хоть что-нибудь различить. Но ничего не различил, только слышал, как, поддетая сапогами, со стеклянным звуком катилась галька с насыпи вниз. «Кажется, трое». Шаги постепенно затихали. Кирилл посмотрел на яркие стрелки часов, засек время.
Теперь надо высчитывать минуты и ждать.
Ждали. Минуты тревожные, длинные-длинные.
Тш-ш-ш!.. Те же шаги по насыпи. Ближе и ближе. Патруль возвращался. Тридцать восемь минут. «Значит, туда и обратно тридцать восемь минут». Где-то на усохшие листья упала шишка. Кирилл обернулся на звук, и под ногами раздался легкий треск. А, черт! Место же выбрал травянистое, никаких сучьев не было.
Патруль поравнялся с ельником. До Кирилла донесся голос.
— Что говорит? — коснулся Кирилл губами уха Алеши Блинова. — Что говорит? Переводи.
— Там кто-то есть, — шепотом переводил тот. — Я уловил шорох. Там кто-то есть…
Их обнаружили, это ясно…
Кирилл услышал другой голос.
— Что? Быстрее! Быстрее! — торопил Кирилл Алешу Блинова.
— Курт, тебе всегда кажется…
Третий заговорил со смехом.
— Если и есть, — переводил Алеша Блинов, — то можно поздравить его со скорым путешествием в царство небесное. Под ногами зажгутся спички, как только попробует перебраться сюда. Без паники, Курт.
Отлегло от сердца.