Птицы
Шрифт:
— А как же мадам Клара?! — возмутилась Арабелла.
— Что касается мадам Шпигельрабераух, — сказал дворецкий, — то она уже давно не состоит в штате прислуги «Уэллесби», и только если ее не пригласил кто-то из хозяев, то она также находится здесь безосновательно. А теперь, если вы будете так добры…
— Вы не сможете нас заставить.
— Смогу. — Ответ мистера Эйсгроу прозвучал резко и оглушающе, как удар пресс-папье по голове. Это не была угроза, а просто констатация факта, но дети поверили в то, что он и правда способен их заставить.
Дворецкий повернул голову к Финчу, прищурился
— Я видел, что вы переложили из кармана вашей прежней одежды в карман костюма, мистер Финч, — сказал он. — Вы зря полагаетесь на эту штуковину. Она совершенно бесполезна, когда дело касается… — он замолчал на мгновение, после чего еще холоднее и отстраненнее добавил: — выполнения обязанностей.
Дворецкий развернулся и побрел дальше по коридорчику. Финч и Арабелла нехотя двинулись следом. Они шли, переставляя ноги будто бы по своей воле, но оба отчаянно хотели остановиться. Мистер Эйсгроу словно волочил их за собой на невидимой цепи, ведя все дальше от места, в которое им было нужно попасть, и от человека, которого требовалось спасти.
В какой-то момент ударил колокол.
— Закончилась первая смена танцев, — сообщил дворецкий. — Нам стоит поторопиться.
Вскоре они оказались у очередного лифта и вошли в кабинку. Мистер Эйсгроу закрыл решетку и медленно передвинул рычаг до упора.
Кабинка опустилась на этаж и замерла в небольшом тесном помещении перед металлической стеной, в которой была пробита овальная дверь с штурвальным запором.
Дворецкий выпустил детей из лифта, крутанул колесо и потянул дверь на себя. Из проема сочилась неприятная чернота.
На станции свет не горел, и Финч решил, что дворецкий солгал им, и привел их в это непроглядное место, чтобы разделаться с ними. А может, это вообще никакая не станция?! Может, это просто застенок, где держат неугодных Уолшшам, пока несчастные не умрут от голода и ужаса? Или… пока их не съедят? Там, в этой тьме, могло водиться кое-что весьма жуткое — намного страшнее различных дворецких.
Но судя по выражению лица старика он тоже был слегка сбит с толку. И это при его-то обычной автоматонской выдержке.
— Мистер Колмз! — позвал он, сунув голову в черноту проема. — Мистер Колмз! Почему на станции не горит свет?! Отзовитесь! Вы там?!
Темнота молчала, и дети испугались по-настоящему. Они поняли, что недоумение старика неподдельно.
— Ждите здесь, — сказал он и нырнул в дверной проем. Темнота поглотила его беззвучно.
Как дети ни вглядывались, они не могли ничего различить за дверью. Не было слышно ни звука шагов, ни даже шороха одежды — совсем ничего.
Финчу казалось, что там нет никакого помещения, будто мир просто заканчивается за этой дверью. Он уже раздумывал над тем, чтобы воспользоваться моментом и сбежать, но Арабелла, словно нарочно решив помешать ему, схватилась за металлическую раму двери и, беспокойно перетаптываясь, принялась всматриваться во тьму — особенно в нижнюю ее часть, будто пыталась понять, есть ли там пол, куда можно поставить ногу…
И тут дети услышали какой-то звук, исходящий со станции. Это напоминало бурчание в желудке монстра, словно он как раз переваривал дворецкого. Арабелле мгновенно перехотелось туда отправляться.
В
Дети увидели живого и невредимого дворецкого у стены с рычагами, после чего осторожно перешагнули металлический порог и оказались в большом подземелье.
Станция «Уэллесби» представляла собой тупик тоннеля, стены и своды которого были выложены кирпичом. Вдоль стен проходили трубы. Пара из них регулярно сотрясалась — именно из труб и раздавался тот самый гул, который слышали Финч и Арабелла. «Бурчание в желудке монстра» оказалось всего лишь проходящими внутри труб капсулами пневматической почты. Сразу за дверью была платформа и от нее, словно причалы, отходили три узких перрона, между которыми располагались тупиковые карманы путей. В двух из них стояли одинаковые красные вагончики с зашторенными иллюминаторами.
Но мистер Эйсгроу направился не к вагончикам. В противоположном от входа конце платформы размещалась рубка станционного смотрителя. Дверь была открыта, и возле нее неподвижно лежал человек в красном мундире. Рядом валялась его фуражка.
Дворецкий склонился над ним и прикоснулся к его щеке. Тот зашевелился.
Дети осторожно подошли ближе.
— Мистер Колмз, вы как? — спросил дворецкий. — Мистер Колмз…
Станционный смотритель не реагировал. Его глаза были широко распахнуты, лицо побледнело, а руки тряслись. Попытавшись ими обороняться, он начал судорожно отмахиваться от старика.
— Мистер Колмз! Что здесь стряслось?
Станционный смотритель все еще пребывал в состоянии шока. Он глядел на дворецкого, и не понимал, что происходит и где он находится — как будто проспал не меньше сотни лет. Постепенно в его глазах появилось узнавание.
— Мистер Эйсгроу? — проговорил он заплетающимся языком.
— Это я, мистер Колмз. Что здесь произошло? Почему вы спали, почему свет был погашен?
— Я… я не знаю. Он горел, когда я… — Мистер Колмз снова стал озираться, словно бы искал кого-то в дальних углах платформы.
Лихорадочно оглядывая станцию, он быстро зашептал:
— В десять двадцать четыре прибыл вагон. В нем были высокопоставленный гость и сопровождающие его лица. Двое. У гостя был пригласительный билет на бал. Он… он вручил мне его. Билет был в порядке. Я проверил. Я спросил для журнала название станции отправки. Инструкция, вы сами знаете… И он сказал, что станция называется… называется «Тусклый свет».
— Впервые о такой слышу, мистер Колмз. Кто прибыл в вагоне? Как выглядел этот высокопоставленный гость?
— Я… — смотритель задумался и пораженно проговорил: — я не помню.
— Что произошло?
Мистер Колмз приподнялся и ухватился за руку дворецкого, словно опасался, что тот в любой момент растает.
— Я велел им ждать в вагоне, — дрожащим голосом проговорил он, — а сам отправился в рубку сообщить охране мистера Бривза и подтвердить приглашение. Все согласно инструкции. Но я не дошел. Рядом кто-то появился. Женщина. Точно, это была женщина! Она появилась, кажется, из дома, но я не уверен. Она подошла ко мне, и я ничего не успел сказать. Я услышал только: «Спи»… и все… И вот я здесь, на полу…