Публицистика 1987 - 2003 годов
Шрифт:
И еще один интересный факт. Кто читал воспоминания Федота Орлова «Огненные рейсы голубой двойки» [9], тот не мог, конечно, не восхищаться ночными налетами на вражеские аэродромы наших ТБ-3 в 1941—1942 гг., на которых летал автор книги, и за успешные бомбежки врага на ТБ-3 в 41-м и 42-м годах был удостоен звания Героя Советского Союза.
И Берлин, и Кенигсберг, и другие немецкие военные объекты в глубоком тылу успешно начали бомбить по ночам, начиная с августа 1941 года. Было же все это?.
А если бы мы не потеряли почти всю наличную прифронтовую авиацию 22 июня 41-го года? Скольким бы нашим людям была сохранена жизнь?
В годы Великой Отечественной войны мне пришлось наблюдать периодически действия нашей
В конце июля 41-го года в Ростове-Ярославском, отстоящем от Москвы по шоссе на северо-восток на 203 км, были видны разрывы зенитных снарядов на большой высоте при отражении налетов немецкой авиации на Москву. По ночам, в тревоге мы выходили смотреть эти далекие разрывы зенитных снарядов на берег озера Неро. Множество вспышек мелькало чуть выше горизонта.
Первый немецкий самолет я увидел случайно опять-таки в Ростове-Ярославском, оказавшись в нем в один из октябрьских дней 41- го года. Средь белого дня одиночный желтобрюхий «Юнкере» шел на небольшой (метров 500) высоте вдоль железной дороги на Ярославль со стороны Москвы. Спустя несколько минут, за ним на большом расстоянии гнался наш ястребок, видимо — «И-15» или «И-16». И пока мы их видели, наш истребитель так и не догнал немца.
Второй немецкий самолет я увидел где-то в начале ноября 41-го года над Рыбинском. Он прошелся очень низко над домами, обстрелял из пулеметов городской рынок, прошил пулеметной очередью крышу военкомата, куда я шел с товарищами, Все это произошло у меня на глазах. Немец умело ходил над теми кварталами города, где не было зениток.
Навсегда врезались в память бомбежки Рыбинска летом 1943 года где-то перед Курской битвой. Буквально целый месяц, изо дня в день, минута в минуту в 00 час. 05 мин. над районом Рыбинского авиационного моторостроительного завода появлялись немецкие самолеты, бросали осветительные бомбы на парашютах и начиналась интенсивная бомбежка моторного завода. По ним с земли очень интенсивно били зенитки, все небо было исполосовано огненными трассами, но несмотря на это, минута в минуту в 00.05 немцы появлялись над городом каждую ночь. Многие бомбы падали на призаводской жилой район — так называемый Северный поселок, где находилось общежитие нашего авиационного техникума. Было очень много жертв среди жителей этого поселка. После того, как в одну из ночей крупная бомба угодила в середину одного из домов, и в его подвале и на лестничных клетках погибло много народа, почти все население поселка стало уходить на ночь за Волгу.
Такие же налеты и в те же летние ночи 1943 года(как можно судить по мемуарной литературе) немцы делали и на Ярославль, Горький, Саратов. Урон от этих налетов был серьезный: в Саратове был почти полностью разрушен авиационный завод (об этом в мемуарах Шахурина [10], в Горьком пострадал ГАЗ, в Рыбинске был полностью сожжен катерозавод.
И когда приходится читать в воспоминаниях некоторых наших авиационных начальников того времени об успешных действиях нашей бомбардировочной авиации, о разбитых немецких аэродромах, о якобы полностью парализованной немецкой бомбардировочной авиации перед Курской битвой, то я отношусь к этим заявлениям с недоверием, вспоминая лето 1943 года в Рыбинске. Думается, что многие наши бомбы были сброшены на ложные немецкие аэродромы. Иначе откуда же могли немцы бомбить целый месяц ежедневно крупнейшие наши верхневолжские города и даже Саратов. И самое удивительное — в одно и то же время, минута в минуту, демонстративно игнорируя нашу ПВО.
Наконец, действия авиации наблюдать с земли мне довелось уже на фронте, начиная с августа 1944 г. Свои впечатления об авиации в Прибалтике в 1944 г. я излагал уже выше.
Сейчас подробнее расскажу о том, какое впечатление производили действия нашей авиации весной 1945 г. в Восточной Пруссии.
Зимой 45-го в Восточной Пруссии стояла пасмурная, снежная погода и ни наших, ни немецких самолетов практически не было видно. А начиная со второй половины марта и в апреле установилась ясная, солнечная погода и обстановка в небе изменилась.
Но теперь уже абсолютное господство в воздухе было на нашей стороне. С утра и до вечера стройными колоннами над нашими головами шли на вражескую оборону, на отрезанные в Восточной Пруссии крупнейшие крепости Кенигсберг и Браунсберг эскадрильи Пе-2, «Бостонов», Ил-2. Наш военно-промышленный потенциал, созданный самоотверженным трудом советского народа, работал вовсю.
Остатки нашей 183 танковой бригады (несколько танков, спешившиеся экипажи подбитых и сгоревших танков, различные вспомогательные службы) находились в этот период под Браунсбергом, атакуя и вытесняя немцев на узких участках и занимая сразу оборону, ожидая от немцев в любой момент контрудары. А наша бомбардировочная и штурмовая авиация вызывала у нас восхищение. На глазах у нас наши пикировщики (Пе-2 и, видимо, Ту-2 — тогда не очень разбирались в этом) входили в крутое пике, сбрасывали бомбы и после выхода из пике у нас над головой ложились на обратный курс. Еще ближе наблюдали мы действия наших отважных «илов», пролетающих над нашими головами на штурмовку переднего края обороны противника и обратно. Но бросалось в глаза вот что. И «пешки», и «илы» на цель летели в сопровождении истребителей, а обратно — без сопровождения. В момент отхода наших пикировщиков от целей наши истребители куда-то исчезали. То ли они завязывали в стороне где-то воздушные бои(этого нам не было видно), то ли отправлялись домой. Из-за этого гибло очень много наших пикирующих бомбардировщиков. Когда «пешки» разворачивались на обратный курс, их разрозненный строй прорезали один - два немецких истребителя на большой скорости и обязательно сбивали несколько наших самолетов. Наверное, это были появившиеся реактивные немецкие истребители. Уж очень заметной была разница в скоростях.
В этот момент мы негодовали: где же наши истребители? Об истребителях наших по Восточной Пруссии у меня осталось плохое впечатление. Вдобавок к этому однажды нас, двух связных, обстрелял на дороге возвращавшийся из района целей одиночный «як». Саданул с бреющего очередь рядом. Пришлось броситься в мокрый придорожный кювет. Нашел, болван, по кому разрядить неизрасходованный, видно, боекомплект своих пулеметов.
Самое сильное, самое хорошее впечатление осталось у меня о боевых действиях наших штурмовиков Ил-2. Мне часто в ту пору доводилось находиться в сотнях метров от переднего края обороны немцев и работа наших «илов» по переднему краю обороны была хорошо видна.
На пологом пикировании, с небольшой высоты, навстречу огненным трассам открывал «ил» огонь эрэсами и пушечный огонь. Часто, даже почти всегда, все побитые, с развороченным хвостовым оперением проходили «илы» у нас над головами, вызывая всеобщий восторг.
Но особое, неизгладимое впечатление осталось у меня от часто повторяющихся таранов «илами» наземных целей под Браунсбергом.
Входит Ил-2 в пикирование на цель, начинает стрельбу и загорается сам. Из самолета вырывается и тянется за ним длинным шлейфом пламя, но, не изменяя направления атаки, он идет на цель и врезается в нее. Таких случаев я наблюдал раз пять весной в Восточной Пруссии.
Никогда не приходилось мне читать об этих героических таранах наземных целей в Восточной Пруссии. Видели ли это соседние экипажи? Или подобные явления стали обыденным делом в то время? Не знаю.
В нашей литературе много писалось о воздушных таранах. А наземными, многократно повторившими подвиг Н. Гастелло, видимо мало кто серьезно занимался. Вот достойная тема для исследователей героических будней нашей авиации в годы Великой Отечественной войны.
ДЕНЬ ПОБЕДЫ