Публицистика 1987 - 2003 годов
Шрифт:
Учился в танковой школе с интересом, методика обучения и наглядные пособия были великолепны: настоящий танк Т-34-85 - полностью в разрезе, двигатель В-2 - в разрезе, элементы ходовой части (главный фрикцион, бортовые фрикционы, коробка перемены передач) - в разрезе. Новая полуавтоматическая пушка ЗИС-С-53 тоже полностью в «разрезе, механическая полуавтоматика пушки - как на ладони. Пулемет Дегтярева танковый - ДТ полностью в разрезе. Унитарный патрон к пушке и взрыватели снарядов - в разрезе. Все натурально, в железе. Были, конечно, и соответствующие хорошие, многоцветные плакаты. Все просто и понятно. Дизельный двигатель В-2 освоил более досконально, чем требовалось, так как в авиатехникуме уже был хорошо знаком с У-образными авиамоторами, на заводской практике работал на сборке авиамотора М-105...
Через два месяца учебы, при полном курсе обучения 4 месяца, подал рапорт о переводе в выпускной взвод. Замполит батальона, капитан Хорольский, с одобрением подписал рапорт. Все выпускные экзамены сдал только на отлично и в середине
Из того, что видел на войне, чему был свидетелем, в чем участвовал сам, хорошо помнятся первые дни непосредственного участия в боях, первая танковая атака, те танковые бои, в которых был либо ранен, либо горел. Многое, конечно, забыто. Ушли из жизни те немногие боевые товарищи, с которыми приходилось общаться ранее, обсуждать тот или иной эпизод. Хорошо еще то, что ранее довелось сравнительно много опубликовать из своих воспоминаний в газете ВВИА имени Н.Е.Жуковского «Вперед и выше», в других газетах, и многие факты, даты, цифры сохранились и сейчас под рукой. Но замечаю за собой: в то время, как многое существенное, особенно из скоротечных успешных боев забылось, наверное, из-за постоянного бессонного тогда состояния, хорошо помнятся эпизоды, не связанные с боями, но врезавшиеся в память своей необычностью. То, например, как ранним утром на станции Вильно отстал от своего воинского эшелона с танками по пути на фронт. Раздетый, голодный с несколькими рублями в кармане, без документов. Хорошо, что еще в танкистском шлеме, это помогло. Добежал до выходной стрелки, спросил у стрелочницы, там была развилка путей, в каком направлении ушли танки, рассказал о своей беде. Она, добрая пожилая женщина, посоветовала быть где-нибудь рядом, на станцию не показываться - комендатура сразу заберет и без разговоров - в штрафную роту. Когда пойдет первый эшелон на Каунас, именно туда ушли мои танки, скажет. Вскоре пошел эшелон с цистернами до какого-то промежуточного полустанка в том направлении, и я взобрался на верхнюю площадку одной из цистерн. При остановке пересел на паровоз, идущий дальше, машинисты взяли с условием, что буду бросать уголь в топку, пришлось пару часов побыть кочегаром. Потом на очередном полустанке перебрался на открытую платформу эшелона, следующего до Каунаса. Уже к вечеру, после многократных остановок на полустанках доехали до станции Каунас. Мой счастливый случайный эшелон медленно проходит между другими стоящими эшелонами. Ура, вижу впереди на платформах танки, укрытые брезентом. Внизу у платформ с танками горят небольшие костерки - танкисты варят ужин. Узнаю знакомых, смотрю - впереди кашеварит наш экипаж. Спрыгиваю на ходу прямо к ним. Неописуемая радость
моя и моего экипажа, особенно командира танка лейтенанта Кисен- ко: ему, в случае дезертирства кого-либо из членов экипажа - трибунал. Он утром доложил о моем исчезновении командиру танкового взвода старшему лейтенанту Васильеву, тот же принял решение не докладывать пока выше, сказав, что уверен: Федин не мог дезертировать и обязательно догонит. Так и произошло. Мне в награду был выделен почти полный котелок каши.
И до этого случая я очень уважал нашего командира взвода: спокойный, скромный, рассудительный, интеллигентный и единственный в танковой роте, имевший на груди орден Боевого Красного Знамени, никогда не допускавший грубости или резкости в разговоре. После моего отставания от эшелона мое уважение к нему удесятерилось. Очень уважал я этого человека. К большому сожалению, не помню его имени и отчества. Быть может, и не знал этого, сержантский состав обращался тогда к офицерскому составу только по воинским званиям. К великому моему огорчению старший лейтенант Васильев погиб в Восточной Пруссии где-то под Найденбургом, когда наш, то есть, его танковый взвод находился в разведке. Погиб он случайно, находясь на броне танка.
Из Каунаса наш эшелон развернули и направили по рокадной железной дороге в северном направлении под Псков, где мы вскоре и вступили в бои.
БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ
Конец августа, раннее утро. Наш эшелон с 10-ю танками и экипажами в них подходит к станции Выру в Эстонии. Кругом догорают дома, станционное здание разбито, но железнодорожные пути целы. Незадолго до нашего прибытия станцию яростно бомбили немцы. Нас ждало не только командование 2-го Прибалтийского фронта, но, похоже, и немцы. Но они немного просчитались, и мы не попали под бомбы.
Танки с платформ сводят специально выделенные опытнейшие механики-водители 183 танковой бригады 10-го Днепровского танкового корпуса, куда вливается наша танковая рота. Они виртуозно и быстро сводят танки по аппарелям и сразу - в лес. В тот же день нас представляют бригаде. Мы в строю поэкипажно, напротив - комбриг, Герой Советского Союза подполковник М.В. Ковалев, наш комбат, капитан М.Ф. Новиков, другие комбаты: капитаны П.И. Громцев, И.А. Магонов, комбат автоматчиков Н.И. Кирайдт. Стороны некоторое время молча, но пристально изучают друг друга: они нас, мы их. Теперь наша судьба и жизнь во многом зависит от командирского мастерства стоящих перед нами, а их судьба - от нашей выучки и готовности к боям. Позднее мы узнаем, что все стоящие перед нами командиры прошли уже огонь и воду, воевали летом 42-го под Жиздрой, участвовали в январе 43-го в сталинградском контрнаступлении, бились на Курской дуге под. Прохоровкой и на Днепре.
Недели две мы непрерывно меняем выжидательные и исходные позиции, находясь совсем рядом с противником. На каждой позиции обязательно роем окоп для танка. Экипаж вместе с приданными автоматчиками роет его в корнях деревьев целый день. Только встанем в окоп - команда на смену позиции. Чертыхаемся, все кажется нелепым. Потом, в воспоминаниях маршала Василевского прочитал о том, что таким путем в Прибалтике (он был там представителем Ставки ВТК) противник вводился в заблуждение. Над головами и в ту и в другую сторону пролетают тяжелые артснаряды, идут на штурмовку и возвращаются все обтрепанные «Илы», непрерывно стоит гул канонады и бомбежки.
И вот, наконец, под вечер 21 сентября нам, только что вышедшим на очередную исходную позицию, команда: через час атакуем немцев всей бригадой. С брони все долой: запасной боекомплект снарядов в ящиках, запасные топливные баки, брезент. Пушки расчехлить, проверить затворы, патронные диски на пулеметы, предъявить командирам рот НЗ - неприкосновенный запас продовольствия. Сообщаются сигналы на начало и конец атаки. Из леса выходим плотной колонной, по склону пологой высоты, закрывающей нас от противника. Наш третий батальон впереди, впереди батальона наша танковая рота. Местность эта захвачена нашими войсками лишь пару часов тому назад. Вокруг на сжатом поле воронки от мин и снарядов, много убитых немцев и наших. Жутковато. Краткая остановка колонны. Где-то недалеко впереди завыл немецкий шестиствольный миномет(мы уже знакомы с его почерком). Мины с громким шелестом прошли над нашими головами и разорвались в хвосте колонны танков. Минуту спустя от танка к танку долетела к нам весть: от мин
погибло несколько автоматчиков и двое из экипажей танков. Один из них - мой хороший товарищ Лорушкин. Первые боевые потери. Детали того дня своей первой танковой атаки помнятся хорошо.
Взлетает ракета, взревели моторы, танки пошли вперед, развертываясь по фронту в цепь. Направление нашему взводу - на небольшой, в 2 - 3 строения хутор. Верхние люки открыты, гремят выстрелы...
Тут я позволю себе некоторое отступление. Главную заповедь бывалых танкистов - в бой идти только с открытыми люками - воспринял всем своим существом. Кирпичные детдомовские бои на стенах ростовского Яковлевского монастыря (двое на монастырских стенах против 20 атакующих, а вместо гранат - битый кирпич любых размеров) дали хорошую закалку в детстве. И даже после ранения в открытый верхний люк за Вапмиерой остался верен до конца войны этой традиции. В Восточной Пруссии в бою за Ляукк открытые верхние люки спасли троих из четырех.
В ствол - осколочно-фугасный, гремит выстрел, гильзу при откате ствола подхватываю на лету - и в открытый люк, откат орудийного ствола нормальный. Новый пудовый унитарный патрон - в казенник ствола, в перерывах между выстрелами выглядываю из-за открытой крышки люка: справа и слева идут могучие тридцатьчетверки, все, как по боевому уставу. Проскакиваем, не останавливаясь, хутор, кругом пустые окопы - немцы убрались к лесу. На опушке леса сверкают вспышки выстрелов - стреляют по нам. За хутором небольшая лощинка, идем через нее. Вдруг чувствуется, что скорость танка падает, хотя мотор ревет в полную силу, гусеницы пробуксовывают, и... мы сели на «брюхо». Рядом сели еще два танка. Оказалось, лощинка - совсем незаметное, заросшее травой болотце. Танковая атака вскоре закончилась, немцы отошли за лес, за реку, мост через которую взорвали. Вскоре подлетает ротный, мать в пе- ремать - почему застряли; командир танка, становись на крыло - буду расстреливать. Молча сносим эту яростную болтовню, чувствуя какую-то вину за собой. Ротный нам попался нехороший, и хотя он погиб в бою в Восточной Пруссии, не могу подавить к нему неприязни.