Пучина Сирены

Уэллс Марта

– Нет, не далеко.

– Они могли отправиться на поиски. Они могли найти нас. Скорбь именно этого и ждала. Она несколько циклов ждала, что нас найдут.

– Возможно, они решили, что все погибли. Возможно, они опустили руки.

– Ни ты, ни Жемчужина не опустили руки. – Когда Скверны захватили старую колонию Тумана Индиго и взяли в плен большую часть двора, Нефрита и Жемчужина твердо решили, что освободят всех или погибнут вместе с ними.

– У нас с Жемчужиной не было родного двора, куда мы могли бы вернуться. – Нефрита с шипением выдохнула и отвела взгляд. – Ты не узнаешь, что тогда случилось, если

сам у них не спросишь.

– Ты хочешь, чтобы я ушел. – Он почти озвучил то, что думал на самом деле, ту мысль, которая причиняла ему самую большую боль. Нефрита говорила, что все еще хочет завести выводок, и он ей поверил. Если бы она уже вынашивала его птенцов, то Луна бы никуда не отпустили. Но молодая королева наверняка поняла, что проблема в нем, что он ничего не может дать Туману Индиго и их будущему. Изгнать его из колонии или даже из собственной постели Нефрита не могла, ведь он помог двору вернуть семя, да и она многое ему обещала. Но теперь она могла с чистой совестью отправить его восвояси.

Ему бы стало немного легче, если бы Нефрита честно во всем созналась. Совсем немного.

Но она, словно рассерженная его глупостью, рыкнула:

– Конечно же нет. Королевы не отказываются от своих консортов.

– Королева Тумана от него отказалась. Иначе вы бы не появились на свет.

– Ты знаешь один-единственный сюжет из нашей истории и уже во второй раз тычешь мне им в лицо. – От гнева голос Нефриты снова стал жестче. – Я же говорю, что полечу следом за тобой и заставлю их тебя вернуть. Я не улечу из Опаловой Ночи без тебя.

– Следом?

Нефрита стиснула зубы.

– Буря категорически против того, чтобы мы летели вместе. Она считает, что так мы только сильнее разозлим Опаловую Ночь. Но я задержусь лишь на день.

Луну до боли хотелось ей поверить. Но он не мог. Доверия у него не осталось ни для кого.

– Ты несколько дней лгала мне. С чего мне верить тебе теперь?

Нефрита вмиг пересекла разделявшее их расстояние и схватила его за плечи. Ее когти пронзили шелковистую ткань и вонзились в его кожу, а ее лицо исказили обида и ярость.

– Ты хочешь, чтобы я сделала тебе больно? Хочешь возненавидеть меня? Тебе станет от этого легче?

Лун не дрогнул.

– Что бы ты ни сделала, легче мне уже не станет.

Он сказал ей правду, чистую и искреннюю, и его слова ошеломили Нефриту. Она отпустила его, отошла и уставилась в пол, словно надеясь прочесть на нем все ответы. Помолчав минуту, она тихо произнесла:

– Я обещаю: не пройдет и месяца, как ты вернешься сюда и снова станешь первым консортом.

Стоило ей сказать это, как Луна охватило страшное предчувствие того, что этому не бывать. Даже если Нефрита говорила искренне, он знал: ее обещания не сбудутся. Он спросил:

– Когда Буря хочет вылететь?

Шипы Нефриты опустились. Она хмуро посмотрела на него.

– Завтра утром, если дождь прекратится.

– Хорошо, – ответил Лун, прошел мимо нее и покинул комнату.

Той ночью он спал в пустой опочивальне Утеса. Одеяла на кровати все еще чуточку пахли праотцом, отчего Лун вспомнил их первое совместное путешествие, как они летели через горы и равнины к старой колонии Тумана Индиго и как его будущее было полно надежд.

* * *

Когда Лун проснулся, он сначала подумал,

что начался самый обычный день. Он и Нефрита подумывали взять Звона, Елею и других воинов в висячий лес и денек поразминать там крылья, пока садовые платформы просыхают, – если, конечно, не начнется сильный дождь. «Дождь», – подумал Лун и все вспомнил.

Он лежал не шевелясь и прислушивался, но не к едва слышным шорохам и голосам, которые доносились из недр древа, и не к журчанию ближайших фонтанов. Он пытался расслышать стук капель, бьющих по стволу или по веткам, но не мог. Если дождь и шел, то совсем слабый. Значит, сегодня они улетят.

«Хорошо», – сказал Лун сам себе, по опыту зная, что затягивать с уходом не стоит, а то будет лишь тяжелее.

Однако сначала ему нужно было кое-что сделать. Он заставил себя вылезти из кровати Утеса и спрыгнул на пол. Его голова болела, мышцы ныли. Он чувствовал себя таким уставшим, словно и не ложился спать. Прежде Лун видел, как поутру страдали земные обитатели, перебравшие перед этим выпивки или дури, но не думал, что от сильных переживаний может стать так же плохо.

Пошатываясь, он покинул опочивальню Утеса, прошел по коридору в гостиную и лишь там заметил, что он не один. У очага сидели Елея и Звон. Судя по одеялам, скомканным на полу, они спали здесь. Елея с рассеянным, несчастным видом, смотрела на горячие камни и тянула себя за локон волос. Звон, съеженный, сидел рядом с ней и сонно хлопал глазами; он, судя по виду, тоже почти не спал.

Когда Лун остановился в дверях, они подняли головы. Елея открыла было рот, но не успела она сказать и слова, как Звон вскочил на ноги и выпалил:

– Я не знал. Мы не знали.

Лун кивнул. Теперь это было уже неважно.

– Где новый консорт?

Звон заколебался, но Елея указала на один из проходов.

– Там, в третьей опочивальне прямо по коридору.

Лун прошел мимо них и направился в ту сторону.

Ему казалось, что раньше в этих пустых комнатах было темнее – видимо, кто-то из наставников обновил чары на светящихся ракушках в этой части этажа. Он дошел до третьей опочивальни и остановился в дверях. Молодой консорт уже проснулся и сидел на коврике у чаши с горячими камнями. Он был одет в тот же темный балахон, что и вчера, но на этот раз капюшон был откинут. Консорт сутулился и обнимал себя руками, хотя в комнате было довольно тепло. Ему выделили хорошую, просторную, но почти пустую опочивальню; из вещей в ней были лишь одеяла, стопкой сложенные под висячей кроватью, и небольшая груда тюков и сумок, кинутых у стены. Судя по всему, комнату убирали в спешке, оставив на полу несколько сухих листков и влажных пятен. Едва Лун переступил порог, консорт поднял голову и выпучил глаза. Затем встал на ноги.

Звон не соврал: их новый член двора был еще совсем молодым, по-детски тощим, но при этом широкоплечим. Лун подумал, что он уже, наверное, вышел из подросткового возраста, хотя и совсем недавно. Его бронзовая кожа была чуть светлее, чем у большинства окрыленных Изумрудных Сумерек, волосы – золотисто-русые. Рядом с ним Лун чувствовал себя громадным и неуклюжим, словно в нем вдруг оказалось слишком много костей и торчали они не оттуда, откуда надо.

Лун спросил:

– Кто ты? – Молодой консорт лишь непонимающе уставился на него, и Лун пояснил: – Как тебя зовут?