Пучина Сирены
Шрифт:
– Значит, Горький уже умеет летать.
Шип смущенно пожал плечами и усадил Горького себе на колени.
– Да, но у него не очень хорошо получается. В последний раз, когда он пытался, его поймали Скверны. Мы вернулись, чтобы его вызволить, а они поймали и нас.
Так вот в чем дело. Горький спрятал лицо, уткнувшись Шипу в руку. Луну пришлось на миг зажмуриться, и лишь потом он смог выдавить:
– Спасибо, что рассказали, но я же вам говорю – у меня нет выбора.
Шип внимательно смотрел на Луна и озабоченно нахмурился:
– Почему? Что случилось?
– Ничего. Мне нужно какое-то время погостить
Стужа замотала головой, не желая ни услышать, ни понять его.
– Но…
– Все, мне пора. – Ему нужно было уйти поскорее, пока он не наговорил лишнего. Едва он собрался встать, как Горький прыгнул к нему на колени, чтобы обнять. Лун на несколько секунд прижал маленького консорта к себе, а затем заставил себя встать и уйти из яслей.
Наверх он поднимался по внутренней лестнице, чтобы не встретить никого по пути. Когда он дошел до этажа консортов, Звона и Елеи уже не было в гостиной. Лун не мог понять, рад он этому или нет.
Он вошел в свою опочивальню и начал рыться в корзине, размышляя, какие вещи точно ему понадобятся, если в другом дворе на него посмотрят и решат сразу же гнать взашей. Он нашел потрепанный заплечный мешок из кожи и положил в него нож, несколько огнив, запасную одежду, кушак, который ему сшила Река, скатанный в рулон бурдюк для воды и толстое одеяло. Пусть Лун пришел в Туман Индиго ни с чем, но ведь он помог им сразиться со Сквернами и вернул семя, а это должно было хоть чего-то стоить.
Поднявшись на ноги, он оглядел комнату. Несколько секунд поспорив с самим собой, Лун взял крошечную тряпичную куклу, которую для него сделал Шип. Она представляла собой простой скрученный кусок черной тряпки с толстым высушенным листком вместо крыльев, но он бережно уложил ее на дно мешка.
Золотой браслет консорта он оставил на краю очага.
Глава 5
Когда Лун спустился по внутренней лестнице в приемный зал, Буря и Зефира уже присоединились к своим воинам. Нефрита тоже была здесь, как и Елея, Звон и Душа. Арборы толпились на балконах верхних этажей, а воины свисали отовсюду, откуда открывался хоть какой-то вид.
Несмотря на это, в зале было тихо.
Пока Лун шел к королевам, те разговаривали. Зефира сказала:
– Нет, я не полечу в Опаловую Ночь. Я возвращаюсь к моему двору.
Нефрита склонила голову набок и в упор посмотрела на Бурю:
– Ты об этом ничего не говорила.
Буря ощетинилась.
– А ты и не спрашивала.
Шипы Нефриты приподнялись.
– И ты решила умолчать о том, что собираешься отправиться в это долгое путешествие одна, в компании лишь собственных воинов. И моего консорта.
– Ты думаешь, я воспользуюсь ситуацией? – Буря расхохоталась. – Не смеши меня.
Лишь тогда Лун понял, о чем они говорят. Он остановился, сложил руки на груди и негромко зарычал. В тот миг ему хотелось больше никогда в жизни не видеть ни одну королеву раксура.
В тишине его рык услышали все. Разговор резко прервался, и все уставились на него.
Ехидно склонив голову набок, Зефира заметила:
– Почему-то мне кажется, что волноваться тут
Нефрита повела шипами, как бы отмахнувшись от Бури, пересекла зал и остановилась перед Луном. Он думал, что она не заметит, но ее взгляд сразу же упал на его голое запястье. Нефрита взяла Луна за руку и провела большим пальцем по месту, где раньше был браслет. Затем она посмотрела ему прямо в глаза и мрачно сказала:
– Если ты, пока я лечу туда, примешь предложение другой королевы, я убью вас обоих.
Лун отвел руку. Ему не нравилось, что все выглядит так, будто это он ее отвергает, и он запретил себе так думать.
– Договорились.
Нефрита горько усмехнулась.
– А ты молодец. Ты только что одним словом оскорбил весь свой народ и нашу культуру. – Затем она подчеркнуто прибавила: – Я вылечу в Опаловую Ночь завтра на рассвете.
Луну до боли хотелось в это верить. Но весь его прежний жизненный опыт твердил ему, что это конец и он больше никогда не увидит ни Нефриту, ни остальных. Прошлое давило на него своей тяжестью, и, как Лун ни боролся с ним, ему казалось, что он тонет. Наконец он смог выдавить:
– Я буду ждать.
Повинуясь внутреннему порыву, Нефрита потянулась к нему, но Лун сделал шаг назад. Он больше не мог на нее смотреть и не мог прикоснуться. Он боялся, что если сделает это, то не сможет просто уйти, и его выволокут из колонии силой, а он тем временем будет орать, брыкаться и пытаться перегрызть Буре глотку. Нефрита помедлила, а затем уронила руку.
– Ты хочешь по… поговорить с кем-нибудь?
Она собиралась сказать «попрощаться». Хотя Лун не позволял себе посмотреть в ту сторону, он чувствовал на себе взгляды Звона, Елеи и Души. Но он не видел смысла прощаться. Если Нефрита не солгала, то он скоро вернется, а если все же нет… В общем, смысла Лун не видел.
– Нет.
Буря и Зефира направились к выходу из зала, который вел к дуплу, и Лун пошел за ними.
За все это время арборы и окрыленные не издали ни звука. Пока Лун пересекал зал, их взгляды и молчание жгли его. Он вдруг понял, насколько был наивен, ведь глубоко внутри надеялся, что кто-нибудь в последний момент выкрикнет: «Остановитесь!» Его горло сжалось, ему стало трудно дышать и захотелось… завыть от боли и горя, как это, наверное, делали обычные раксура.
Но Лун пересилил себя и вслед за чужими королевами покинул Туман Индиго.
Зефира повела своих воинов в сторону Закатных Вод, а Лун полетел с Бурей и остальными по зеленым просторам висячего леса.
В середине дня они попали под моросящий дождь, но ветер оставался несильным. Буря, чтобы не утомить медлительных воинов, летела не спеша, и Луну ничего не стоило поспевать за ней. Впрочем, он жалел, что перелет оказался столь легким – меньше всего ему хотелось оставаться наедине со своими мыслями.
Когда дневной свет начал угасать, Буря замедлилась и свернула к платформе, которая засела высоко-высоко в ветвях исполинского древа. Там росла небольшая роща деревьев с ярко-зелеными кронами и белыми цветами, которые встречались в этом лесу довольно часто. Арборы называли их мягкоцветами, потому что эти растения окружали свои семена пушистыми мягкими шариками, чтобы ветер мог подхватить их и разнести по всему лесу. Сейчас семена как раз созревали и вся платформа была покрыта дорожками белого пуха.