Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2
Шрифт:
На следующий день князь Голицын намерен был выступить к Переволоцкой крепости, но, доносил он [149] , «за чрезвычайной бурей и снегом принужден остановиться, отчего часть большая подвижного магазина еще не пришла. Злодеи не успели также сжечь здешнюю крепость; от наступления корпуса обывателей часть большую с собой выгнали к Илецкой крепости. По всем известиям, что я получил, видно, будто имеют намерение зад корпуса тревожить от Илецкой крепости, а из Берды берут свое злодейское войско к Татищевой».
149
В рапорте А.И. Бибикову от 18 марта 1774 г. // Московский архив Главного штаба.
Расположенная на левом берегу реки Камыш-Самары, при впадении ее в реку Яик, Татищева крепость имела весьма важное стратегическое значение для обеих сторон: она прикрывала пути в Оренбург, в Илецк и Яицкий городок. Удержать за собою такой пункт было весьма важно для Пугачева, а потому он собрал в Берде все свободные силы и, оставив Шигаева начальником над толпой под Оренбургом, отправился сам к Татищеву; туда же приказал он следовать и атаману Овчинникову из Илецкой крепости.
С прибытием последнего Пугачев мог располагать весьма значительными силами, доходившими до 8 тысяч человек [150] . Он принял все меры к обороне крепости и приказал к разрушенным стенам ее присыпать снеговые валы, которые, будучи облиты водой, обледенели и окрепли. Самозванец сам расставил пушки, назначил к ним прислугу из захваченных им в плен канониров и солдат, направил орудия в те стороны, откуда, вероятнее всего, можно было ожидать наступления Голицына, измерил расстояния до различных пунктов впереди крепости и обозначил колышками предельные поражаемые пункты. «Когда же, – показывал Иван Почиталин [151] , – в Татищевой к обороне против князя Голицына было все приготовлено, Пугачев собрал всю свою толпу и говорил сначала, чтобы послужили с храбростью, потом дал приказ: тот день, как Голицыну прийти должно будет к Татищевой, чтобы была совершенная тишина и чтобы люди всячески скрылись, дабы не видно было никого и до тех пор к пушкам и каждому к своей должности не приступать, покуда князя Голицына корпус не подойдет на пушечный выстрел ядром».
150
Определить точно число мятежников, собравшихся в Татищевой крепости, положительно невозможно. Князь Голицын в рапорте своем А.И. Бибикову (от 24 марта, № 504) определяет число их в 9100 человек. Он говорит, что в толпе находилось: 3 тысяч казаков яицких, илецких, исетских и оренбургских; 2 тысячи пехоты, составленной из разного сброда; 1800 заводских и ссылочных крестьян, которых Овчинников взял в Илецкой защите, и 2300 татар, крепостных казаков, калмыков, башкирцев, киргизов и «разной беглой сволочи». Максим Шигаев показывает, что Пугачев взял из Берды до 5 тысяч человек, к которым впоследствии, по показанию самого самозванца, присоединился и Овчинников, пришедший из Илецка с 2 тысячами человек (Показание Шигаева и Пугачева от 8 мая и 4 ноября 1774 г.). Таким образом, силы самозванца, по показанию обеих сторон, простирались от 7 до 9 тысяч, или средним числом до 8 тысяч человек.
151
Показание Ивана Почиталина 8 мая 1774 г. // Гос. архив, VI, д. № 506.
20 марта разъезды Пугачева донесли ему, что князь Голицын пришел в Переволоцкую крепость и занял ее. Прошло два дня, прежде чем оба противника встретились, и дела приняли оборот невыгодный для самозванца. Эти два дня были употреблены князем Голицыным на обеспечение своего тыла и ожидание транспорта с провиантом. Не зная, что Овчинников со своими силами вызван под Татищеву, князь Голицын все еще опасался за свой тыл, тем более что из Илецка к Новосергиевску проходила большая дорога, весьма удобная для быстрого передвижения мятежников. Для помехи такому передвижению и вообще для обеспечения себя от всяких случайностей Голицын в Новосергиевске оставил два батальона пехоты, три эскадрона кавалерии и 10 орудий; последние по причине глубоких снегов только мешали движению отряда [152] .
152
Рапорт князя Голицына главнокомандующему от 21 марта 1774 г., № 488 // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VII.
В день прибытия отряда в Переволоцкую крепость «злодейские партии из крепости Татищевой вертелись вокруг крепости, но всегда прогоняемы были». В четыре часа утра 21 марта князь Голицын лично произвел рекогносцировку Татищевой крепости, и так как его разъезды, подъезжавшие близко к крепости, не встретили никого, то князь и думал сначала, что Татищева, точно так же как и прочие крепости, будет оставлена мятежниками без боя [153] . Но посылаемые в течение дня частые разъезды к вечеру убедили его, что инсургенты намерены защищаться, что их собралось в Татищевой много, но сколько именно – князь Голицын не мог получить сведения [154] . Тем не менее, оставив в Переволоцкой крепости весь свой обоз и поручив охранение его подполковнику Гриневу с батальоном пехоты и двумя эскадронами [155] , князь Голицын решился на следующее утро атаковать мятежников, имея в своем распоряжении не более 6500 человек [156] .
153
Рапорт князя Голицына от 21 марта 1774 г.
154
Рапорт князя Голицына главнокомандующему от 24 марта, № 504 // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VII.
155
Г.Д. Анучин ошибается, говоря, что подполковник Гринев был оставлен в Сорочинске (см.: Русский вестник, 1872, № 8, с. 492).
156
В своих рапортах князь Голицын не приводит численности отряда. Если бы все батальоны, полевые команды и эскадроны имели полный штатный состав, то силы князя Голицына достигали бы до 8 тысяч человек. Но так как в частях был недостаток в людях и командующий отрядом принужден был оставить гарнизоны в Новосергиевске и Переволоцкой крепости, то и следует предположить, что силы отряда, подошедшего к Татищевой крепости, не превышали 6500 человек.
В четыре часа утра 22 марта выступил из Переволоцкой, под начальством полковника Юрия Бибикова, авангард, состоявший из батальона гренадер, батальона егерей, 200 лыжников и трех эскадронов кавалерии. Чрез час по выступлении авангарда двинулись и главные силы. Неприятеля нигде не было видно, и Юрий Бибиков, приблизившись на четыре версты к Татищевой, остановился. Он выслал вперед разъезд из чугуевских казаков, который подошел почти к самой крепости, не встретив нигде неприятеля. Исполняя в точности приказание самозванца, мятежники тщательно скрывались за валами и в городе. Татищева крепость казалась опустелою, и трое казаков поехали узнать, не покинута ли она мятежниками. Стоявшие за воротами и следившие все время за движением разъезда Пугачев, Овчинников и Арапов выслали навстречу казакам бабу с хлебом и солью. На вопрос казаков: «Есть ли кто в крепости?» – она должна была заявить, что были злодеи да уехали, что теперь в городе никого нет и население просит князя Голицына вступить в крепость без всякого опасения. Хитрость эта не вполне удалась, ибо, лишь только казаки приблизились к воротам и увидели, что в городе и за валами стоит вооруженная толпа, они тотчас поспешили назад. Пугачев с Овчинниковым и несколькими приближенными бросились в погоню. Двое чугуевцев успели ускакать, а третий, исколотый копьями, был захвачен в плен. Самозванец пробовал допрашивать казака, сколько у Голицына войск, но тот, изнемогая от ран, мог только ответить, что 5 тысяч пехоты и 70 пушек [157] .
157
Показание Пугачева 16 сентября и 4 ноября 1774 г. // Гос. архив, VI, д. № 512; Показание Ивана Почиталина 8 мая 1774 г. // Там же, д. № 506.
Получив известие от прискакавших казаков, что мятежники приготовились к обороне, полковник Ю. Бибиков донес о том князю Голицыну, а сам двинулся к крепости, занял близлежащие высоты лыжниками и егерями, а на выдающихся местах поставил орудия. Князь Голицын тотчас же прибыл к авангарду, произвел новую рекогносцировку и «учредил корпусу марш к две колонны под предводительством: правую – генерал-майора Мансурова [158] , левую – генерал-майора Фреймана [159] , а передовой деташамент (Ю. Бибикова) составлял с правой стороны особую колонну, чтобы отнять способы бунтовщикам зайти во фланг». В таком положении войска подходили к крепости, «а злодеи, – доносил князь Голицын [160] , – засевши в своем гнезде, притаились так тихо», что не сделали ни одного выстрела и не выслали ни одной партии. Пугачев, по его словам, запретил стрелять с тою целью, «чтобы наждать на себя и не терять напрасно ядер», так как наступающий спустился в овраг, не обстреливаемый из крепости. В этом овраге князь Голицын построил свои войска в боевой порядок: в первой линии стала пехота, а во второй – кавалерия [161] . Заметив, что две главных высоты, командующие над крепостью, не заняты мятежниками, он приказал поставить на них батареи и отправил батальон князя Одоевского в левую сторону для занятия третьей высоты, которая могла быть опасной, если бы пугачевцы успели занять ее и выставить свои орудия.
158
Под начальством Мансурова находились: сводный батальон из Вятского и Томского полков, под начальством лейб-гвардии капитан-поручика Толстого и два батальона, сформированные из 23-й и 24-й легких полевых команд, под общим начальством подполковника Аршеневского.
159
У Фреймана находились: два батальона 2-го гренадерского полка, под начальством полковника князя Долгорукова и подполковника Филисова, и батальон Владимирского полка, под командой полковника князя Одоевского.
160
Рапорт А.И. Бибикову от 24 марта 1774 г., № 504.
161
Кавалерия состояла из четырех эскадронов изюмских гусар, двух эскадронов драгун легких полевых команд, четырех эскадронов Архангелогородского карабинерного полка, двух эскадронов бахмутских гусар и двух рот чугуевских казаков.
Когда все было готово, начальник отряда приказал открыть огонь по крепости, из которой отвечали выстрелами из 30 больших орудий. Более трех часов канонада с обеих сторон не прекращалась, и наконец, «приметив я, – доносил князь Голицын, – что отчаянных бунтовщиков из сего гнезда не можно будет выгнать одной канонадой, решился штурмовать крепость. Атака моя ни откуда не могла быть, как на правый их фланг», и потому генерал-майор Фрейман получил приказание начать наступление с батальонами князя Одоевского и подполковника Филисова. Едва Фрейман двинулся вперед, как Пугачев выслал из крепости сильную вылазку, поддержанную семью орудиями. Остановись на пригорке, орудия эти открыли по наступающим убийственный огонь, а пугачевцы произвели контратаку настолько стремительную и отчаянную, что привели в замешательство оба батальона.
– Братцы-солдаты, – кричали мятежники, – что вы делаете? Вы идете драться и убивать свою братию христиан, защищающих истинного своего государя императора Петра III, который здесь в крепости сам находится!
Слова эти могли, конечно, произвести сильное впечатление, если бы генерал-майор Фрейман не имел достаточной энергии и не успел привести в порядок расстроенные батальоны. Подкрепленный прибытием батальона князя Долгорукова, Фрейман перешел в наступление, но встретил энергическое сопротивление со стороны мятежников, беспрерывно усиливаемых прибытием новых сил из крепости.
По стремлению мятежников было очевидно, что на этом пункте должна быть решена участь боя, и потому, приняв здесь личное начальство над войсками, князь Голицын перевел постепенно на левый фланг всю пехоту генерал-майора Мансурова, а ему поручил начальство над всей кавалерией.
Мятежники дрались отчаянно, и на площадке перед крепостью в течение нескольких часов шел самый упорный бой с переменным успехом. Батальоны подполковника Аршеневского были уже введены в боевую линию, бой не склонялся ни на чью сторону, а между тем в резерве оставался всего один сводный батальон из Вятского и Томского полков, под командой капитан-поручика Толстого. Решаясь и его ввести в дело, князь Голицын приказал полковнику Ю. Бибикову с его егерями и лыжниками ударить во фланг неприятеля, генерал-майору Мансурову перейти в наступление с кавалерией, а генерал-майору Фрейману атаковать мятежников сразу тремя батальонами. Схватив знамя 2-го гренадерского полка, Фрейман бросился вперед, а за ним и все остальные войска, в том числе и батальон Толстого, пред которым, почти по грудь в снегу, шел сам князь Голицын с обнаженной шпагой. Генерал-майор Мансуров послал два эскадрона на илецкую дорогу, а двум ротам Чугуевского полка и двум эскадронам бахмутских гусар приказал занять большую оренбургскую дорогу.
Лишь только чугуевцы и бахмутцы стали огибать город и крепость, Пугачев и его сообщники поняли, что скоро путь их отступления будет не безопасен. Многие стали уходить, и в числе их сам Пугачев, показавший впоследствии, что к побегу из Татищевой его уговорил атаман Овчинников.
– Уезжай, батюшка, – говорил Овчинников, – чтобы тебя не захватили, а дорога пока свободна и войсками не занята.
– Ну хорошо, – отвечал Пугачев, – я поеду. Но и вы смотрите же, коли можно будет стоять, так постойте, а коли горячо будут войска приступать, так и вы бегите, чтобы не попасть в руки.