Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2
Шрифт:
Ив. Ив. Михельсон начал службу в офицерских чинах в 3-м мушкетерском полку, которым командовал тогда А.М. Бибиков. Участвуя в Семилетней и Турецкой войнах, Михельсон заслужил себе блестящую военную репутацию, был несколько раз ранен и за свои боевые подвиги награжден орденом Святого Георгия 3-й степени.
С назначением его теперь вместо генерал-майора Ларионова отряд последнего был разделен на две части, и полковнику Кожину было приказано передать кавалерию и 300 человек лучших людей Томского полка подполковнику Михельсону, а с оставшейся пехотой и Казанскими уланскими компаниями следовать в Кичуевский фельдшанец [188] .
188
Рапорт полковника Кожина Бибикову от 20 марта 1774 г. // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VII.
В два часа пополудни 18 марта подполковник Михельсон с небольшим числом карабинеров, прибыв в Бакалы, застал там Ларионова и принял от него 300 человек Томского полка с шестью полевыми орудиями [189] . Полковник Кожин, дождавшись прибытия из Мензелинска отряда Обернибесова и оставив его в Бакалах для обеспечения тыла Михельсона, сам с остальными войсками 22 марта выступил в Кичуевский фельдшанец [190] .
20 марта двинулся вперед и Михельсон со своим отрядом.
189
Рапорт Михельсона Бибикову от 18 марта 1774 г. // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VII.
190
Рапорт Кожина Бибикову от 22 марта 1774 года // Там же.
Обложенная со всех сторон Уфа защищалась доблестью своих граждан, распорядительностью коменданта, полковника Мясоедова, и воеводы А.Н. Борисова.
При первых еще известиях о появлении самозванца уфимские жители готовились к обороне и решились не впускать в город мятежников [191] . Обыватели требовали оружия и формировали ополчение. Прибывший в Уфу по торговым делам 23-летний ростовский купец Иван Игнатьевич Дюков явился душою обороны. Мещанство провозгласило его своим предводителем, а дворянство, составив из себя ополчение, избрало начальником своим отставного майора Пекарского [192] ; штатной гарнизонной ротою, отставными солдатами и казаками командовал капитан К.К. Пастухов. В Уфу стекались жители окрестных сел, помещики и духовенство с их семействами. Многие из них становились в ряды защитников, но при всем том силы обороняющихся были незначительны. Они состояли сначала из 200 человек солдат, из 250 человек дворянской роты Пекарского, 150 человек купцов, мещан и казаков под начальством Дюкова и 204 человека отставных солдат и разночинцев, – всего 804 человека. В городе было 40 орудий и при них 58 человек прислуги под начальством воеводы Борисова.
191
Автор статьи «Осада Уфы шайками Пугачева» Р.Г. Игнатьев (Памятная книжка Уфимской губернии на 1873 г., ч. II), говоря о приготовлениях жителей к обороне, относит их к первой половине сентября 1773 г. (с. 105). Только во второй половине сентября Пугачев объявил себя императором, и, следовательно, ранее этого объявления жители Уфы готовиться к обороне не могли. Вероятно, ошибка эта произошла от неразборчивости месяца, обозначенного на документах.
192
Родословную Пекарских см. в статье «Известия об Уфимских дворянах Пекарских» академика П.П. Пекарского (Памятная книжка Уфимской губернии на 1873 г., ч. II, с. 81 – 100).
Впоследствии хотя сбором вооруженных помещичьих крестьян численность гарнизона и была доведена до 1650 человек, но и этого было недостаточно по сравнению с числом мятежников, ежедневно усиливаемых прибытием новых сообщников.
Защитники возлагали, впрочем, большие надежды на гористое и обрывистое положение города, затруднявшее атаку открытою силою. Река Белая, на всем своем течении вокруг города, была очищена от льда, и образованные таким образом искусственные полыньи прикрывали с этой стороны доступ мятежникам к городу. Вокруг Уфы были построены четыре земляные батареи и сверх того сформирована одна подвижная из четырех орудий, для усиления, в случае атаки, наиболее угрожаемого пункта.
Одна батарея была поставлена на реке Белой для обстреливания местности со стороны оренбургской дороги; вторая батарея была расположена на Усольской сойке, третья на кладбище – обе для защиты доступов со стороны сибирской дороги, и, наконец, четвертая батарея – на горе, над рекой Белой, для обстреливания Фроловской, Казанской и Ильинской улиц. Город был разделен на участки, охраняемые вооруженными гражданами.
Первые незначительные шайки башкирцев появились в виду города 1 октября, в день праздника Покрова Богородицы. В городском соборе была отслужена обедня и затем совершен крестный ход.
– Сегодня, – говорил народу протопоп Неверов, – святая Церковь празднует Покрову Божия Матери, это значит, что Матерь Божия спасает град сей.
– Ура! – отвечал народ.
– Пресвятая Богородица, спаси нас, – произнес Дюков.
Все пали на колени и горячо молились.
До конца октября мятежники не предпринимали почти ничего серьезного против города и ограничивались одной блокадою. Будучи сами плохо вооружены, башкирцы не питали себя надеждою овладеть городом открытою силой и потому вели беспрерывные переговоры, угрожая нападением и требуя сдачи и покорности. С ними переговаривались майор Пекарский, коллежские регистраторы Черкашенинов и Дуров, переговаривался и купец Дюков.
– Мы хотим видеть, – говорили мятежники последнему, – коменданта и воеводу; но если вы ими посланы, то скажите им, чтобы они не противились законному государю, а иначе город будет взят и жители все до одного человека перебиты.
Дюков отправился в город и привез им обратно весьма уклончивый ответ.
– Уфимское начальство само видит, – говорил он, – что городу не устоять: мало людей, оружия, пороху и хлеба; но народ хочет защищаться и не только не послушает начальников, но даже может быть в народе бунт, воевода и комендант могут пострадать лишением живота. Надо предоставить времени, и тогда, может быть, воевода и комендант найдут возможность сдать город.
– По указу его императорского величества, – сказал один из переговаривающихся предводителей мятежников, – дается вам три дня, или страшитесь государева гнева.
– А ты, умная голова, – спросил Дюкова тот же предводитель, – тоже не из командиров ли?
– Нет, – отвечал спрошенный, – я только теперь временный солдат всемилостивейшей государыни нашей Екатерины Алексеевны и должен исполнять волю начальства, как совесть и присяга повелевают.
– Хорошо, ступай, умная голова, скажи твоему начальству, что слышал, да и скажи жителям, особенно казакам, что-де им тяжкий грех поднимать руку на законного государя, что Бог и царь их накажут.
Дюков вернулся, и воевода приказал ему объявить народу без утайки все, что слышал от мятежников.
– Что же, православные, – спрашивал Борисов, – ужели, по-вашему, сдать злодеям город? Вы как хотите, а я до последнего издыхания буду стоять за веру, государыню и отечество, ведь я присягу принимал.
– Мы все присягу принимали, – отвечали собравшиеся обыватели. – Ура! Веди нас против злодеев.
Решение защищаться до последней крайности было твердо и бесповоротно. Ни угрозы бунтовщиков, ни манифесты Пугачева, или так называемые «воровские листы», появившиеся в городе, не могли поколебать обывателей. Нет сомнения, что среди населения были сторонники самозванца, которые принимали прокламации мятежников и тайком, по ночам, наклеивали их на воротах, стенах домов и даже церкви, но такие лица скрывали свое сочувствие и не решались выказаться. Чтобы прекратить подобные публикации, в городе было объявлено, с барабанным боем, что всякий, кто найдет подобные письма, должен представить их в воеводскую канцелярию; если укажет на виновного, будет награжден, а за утайку виновного и писем будет повешен. При таких порядках спокойствие в городе ничем не нарушалось. Башкирцы то подходили к Уфе, то удалялись от нее и зорко следили за всеми дорогами и захватывали всех проезжающих. Иногда отдельные лица или небольшие партии мятежников завязывали перестрелку, но почти всегда она была безвредна для обеих сторон. С своей стороны осажденные производили вылазки, из которых многие были весьма удачны. Всякий успех обороняющегося был встречаем жителями с восторгом. В конце октября перестрелки происходили почти ежедневно, но, будучи безвредны, не приводили ни к каким результатам.
В таком положении находилась Уфа, когда во второй половине ноября прибыл в Чесноковку уполномоченный Пугачева, яицкий казак Иван Зарубин (Чика), наименованный графом Чернышевым. Выше мы изложили те меры, которые были предприняты Зарубиным к расширению своей деятельности в крае и к распространению своей власти [193] . Формируя отряды и рассылая их по разным направлениям, Зарубин не забыл и города Уфы.
В день Введения во храм Пресвятой Богородицы, 21 ноября, мятежники подошли к городу, поставили на берегу реки Белой свои пушки и открыли огонь. Канонада эта была неудачна и, несмотря на большое число выпущенных выстрелов, атакующие успели зажечь только избу, одиноко стоявшую на берегу реки Белой. Пожар был скоро потушен, и результаты бомбардирования сказались лишь в том, что защитники лишились трех человек убитыми.
193
См. главу 28, т. I. (Примеч. ред.)