Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2

Дубровин Николай

«Я не думаю, – прибавлял он [239] , – чтоб кто, быв прямой сын отечества, для собственной и общей пользы великой нашей государыни, не восчувствовал от такого известия духа бодрости и усердия на поражение злодеев, которые большей частью есть башкирцы, стремящиеся оскорбить нашу православную веру, попрать освященный данный нам на пользу от великих государей закон, похитить и осквернить наших жен и детей, не говоря уже об имении, как то ими во многих русских селениях, к несчастью своему, или к ним приклонившихся, или на стремлении их лежащих и делается.

239

В одном из своих объявлений. См. Архив кабинета его величества, особое дело о Пугачеве.

Где же отмщение мы получим за учиненное от них православным оскорбление, если не будем готовы на их поражение? Таковые обстоятельства, конечно, должны возбудить во всяком праведный гнев и обратить его на главы виновников нашего оскорбления. Не сомневаюсь я, чтобы всякий теперь остался при своей должности установленной Вечным существом и чтоб кто так был зол, чтоб стал одобрять воров и, к ним прилепясь, к совершенному своему несчастно, обратился разрушать покой любезного своего отечества, а думаю, всякий готов будет на таковых доносить».

Донесения эти были самого неутешительного свойства. В конце декабря и в самом начале января 1774 года известно было, что большая часть заводов с приписным к ним населением передались на сторону самозванца [240] . Тогда, 4 января, полковник Бибиков собрал совет, в который пригласил находившегося в Екатеринбурге генерал-майора Данненберга и всех членов главного заводского управления. Заявивши собравшимся, что в Каслинском заводе мятежники захватили 350 человек команды, а в Ачитской крепости 50 человек и что в распоряжении у него осталось всего 700 человек необученных рекрут, Бибиков отказывался защищать Екатеринбург. Такое заявление озадачило собравшихся на совещание, после шумных и горячих споров совет не пришел ни к какому решению, но положил, однако же, чтоб каждый член на другой день подал письменное свое мнение о мерах, какие принять необходимо. Все сходились на том, что необходимо укрепить город, запастись провиантом, вооружить людей, прочитать манифест императрицы и истолковать им предстоящие обязанности по защите города. Несколько дней полковник Бибиков рассматривал эти мнения и, наконец, 8 января собрал опять совет. В нем принимали участие генерал-майор Данненберг, коллежский советник Сокольников, надворный советник Охлебинин, коллежские асессоры Маслов и Метлин и секунд-майор Пушкарев. По прочтении поданных мнений полковник Василий Бибиков заявил, что, не надеясь на людей, назначенных для защиты города, дабы не быть бесполезной жертвою, не находит другого средства, как, согласно 120-й главе военного артикула, оставить город и вместе «с благородными» из оного выехать.

240

Каслинский, Кыштымский, Златоустовский, Саткинский екатеринбургского ведомства, все заводы Твердышева, Иргинский, Соксунский и Ашанский, принадлежавшие Пермской провинции.

Предполагая, что все члены будут согласны с этим мнением, Бибиков заранее заготовил постановление совета и предложил членам подписать его. В постановлении этом предлагались следующие меры: 1) поручить премьеру-майору Пирогову приступить немедленно к укреплению города, обнесению домов рогатками и к возведению на важнейших пунктах батарей; 2) усилить со всех сторон пикеты и для того вооружить всех свободных людей, а недостающее число ружей и канониров к орудиям требовать от сибирского губернатора; 3) по городу делать «под крепким присмотром беспрестанные разъезды», а по всем главнейшим дорогам выставить в три линии пикеты с маяками так, чтобы первый пикет стоял в 5, второй в 10, а третий в 15 верстах от города.

«Но ежели сие, – сказано было в проектированном Бибиковым постановлении [241] , – со всей верностью и усердием к ее императорскому величеству не будет иметь желаемого успеха и приметится в людях, которыми защищаться определятся, легкомыслие, склонность к измене и предательству начальников, то дабы не сделаться напрасной и бесполезной извергов жертвою, всем благородным в такой крайности позволяется выехать отсель в безопасные места, по их рассуждению. Но сколь возможность допустит всеми силами стараться сохранить интерес и военных людей, с военными снарядами вверенных в правление каждого; которых же из орудий забрать не можно, те испортить».

241

Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VI.

– Не видав еще никакой крайности, – говорил надворный советник Охлебинин, – постыдно подписывать определение, которое не согласуется ни с честью, ни с должностью и присягою.

Эти слова были поддержаны генерал-майором Данненбергом, коллежским советником Сокольниковым и коллежским асессором Масловым. Собравшиеся разделились на две партии: одна готова была подписать определение, а четверо от этого отказывались. Видя разногласие, полковник Бибиков прочел полученные им в тот день известия о возмущении в Исетской провинции и требовал разрешения на выезд из города. Охлебинин возражал, что полученные сведения преувеличены, что Исетской провинции, а тем более Екатеринбургу особой опасности еще не предстоит, и члены совета разошлись без всякого решения. Тем не менее происходившее в совете не было тайной, и проект определения, составленный Бибиковым, в тот же день сделался известным в городе. Народ «пришел в великую робость и большее еще потом уныние, когда увидел, что у полковника 50 подвод на дворе к побегу были в готовности». По улицам стали собираться народные толпы, и ежеминутно можно было ожидать возмущения. Тогда надворный советник Рооде собрал подведомственную ему монетную роту и рабочих с золотых промыслов и, производя сам разъезды днем и ночью, удержал порядок в городе. Распоряжения Рооде не нравились Василию Бибикову, и, считая их самовольными, он жаловался главнокомандующему А.И. Бибикову и сибирскому губернатору Чичерину. Последний требовал, чтобы силы, назначенные для защиты Екатеринбурга, не были разбрасываемы и приняты были меры к укреплению города. «Ваше высокопревосходительство, – отвечал Василий Бибиков [242] , – справедливо изволите рассуждать, что, рассылая за злодеями малые партии, следствие [можно] обессилиться и погубить людей напрасно. Но ежели в обстоятельства войти, то также, кажется, я не без важной причины то делаю. Может быть, злословие или неосновательные вести другой вид дают моим распоряжениям, так я на то и ничего уже сказать не могу».

242

В письме Чичерину от 9 января 1774 г. // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VI.

Полковник Бибиков говорил, что он разослал небольшие команды по заводам для ободрения жителей тогда, когда они еще не волновались, а «театр бунта» находился от одних во 100, а от других в 400 верстах. Небольшие команды эти, по словам Бибикова, легко могли, при содействии населения, защищаться от мятежников, потому что почти на всех заводах были орудия с достаточным запасом пороха и снарядов. «Но можно ли, – спрашивал Бибиков, – от своих воров быть где-нибудь безопасным? Следствие показало, сколь много свои плуты в состоянии зла наделать». На Кыштымском заводе, например, могло собраться до 10 тысяч человек мещеряков, «которые верности своей многие знаки показали», но когда мятежники подошли ночью к заводу и прочли манифест самозванца, то все жители взбунтовались, арестовали майора, офицеров и солдат. «Вот успех моих распоряжений, – писал Василий Бибиков, – и плод наших сил! Что ж бы я еще тут делать начал? Дожидаться воров в городе, а сие легко быть может; дорога близка и беспрепятственна, жители принять их [мятежников] лесть готовы».

Видя в каждом измену, Василий Бибиков не оставлял своего намерения покинуть город и с этою целью 10 января созвал опять совет, которому прочитал вновь полученные известия о восстании всей Исетской провинции и о занятии будто бы мятежниками Челябинска. Тогда генерал-майор Данненберг и коллежский советник Сокольников перешли на сторону большинства и подписали определение, а Охлебинин и Маслов отказались исполнить желание членов главного заводов правления. Охлебинин просил себе паспорта, а Маслов заявил, что он города ни в каком случае не оставит и с ним не расстанется. На другой день единомышленники Бибикова, собравшись вновь в канцелярии, постановили просить помощи из Казани и от сибирского губернатора, а Охлебинина и Маслова, как лиц, делающих «одно промедление в таком нужном и время не терпящем деле, оставить при их мыслях, а исполнение сделать по учиненному определению, согласно с указом 1714 года и впредь их по таким медлительностям в подобные сему рассуждения не приглашать [243] .

243

Сообщение генерал-аншефу Бибикову из канцелярии главного правления сибирских, казанских и оренбургских заводов от 12 января 1774 г. // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VI.

Представляя это последнее определение главнокомандующему, полковник Василий Бибиков вместе с тем писал генерал-прокурору князю Вяземскому [244] : «Я почти не знаю, что в такой крайности и начать. Собран был совет из всех в здешнем городе находившихся штаб-офицеров, которые, по несогласию, родившемуся у них еще прежде, ни того, ни другого не делают. Я же, к несчастью, больше еще ненавидим за свои прежние распоряжения, для чего они без их совета делались (если можно назвать советом сборище вздору)».

244

От 12 января 1774 г. // Архив Кабинета его величества, особое дело о Пугачеве.

Бибиков жаловался, что у него команды не более 100 человек, а собранные в помощь ей вооруженные крестьяне заявляют претензию, что они взяты не по очереди, что они стары и просятся домой за продовольствием и фуражом. То же самое писал Чичерину и генерал-майор Данненберг, просивший позволение вывезти из города присутственные места и деньги.

«Здесь, в городе, денежной казны имеется такая сумма, – писал он [245] , – что с великим только сожалением сказать о том можно. Город вовсе не укреплен, и воинской команды в нем не более ста человек; рекрутов же хотя считается до 700, но многие распущены по домам; да хотя бы и все были налицо, токмо пальбе нисколько не учены».

245

Письмо Данненберга Чичерину от 11 января 1774 г. // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VI.