Пугачев Победитель
Шрифт:
Граф Орлов, сыгравший в свое время большую роль при возведении на престол Екатерины, в то лето,
орда произошла катастрофа со «Славянкой», находился hi границей, где лечился на водах, изумляя немцев роскошным окружением и царской щедростью. Когда он, встревоженный появившимися в разных германских «курантах» вестями о гибели императрицы и о взятии Москвы ордами самозванца, покинул целебные воды и добрался морем, через Данциг, до Петербурга, его не грстили неприязненно и сенаторы, и предствители мренних родов: для первых он был опасен как влиятельное в армии, особенно в гвардии, лицо, а вторые омтрели на него, как на выскочку, лишь волей кап- ри июго случая попавшего в первые ряды сановников империи. Если Григорий Орлов и мог рассчитывать еще на кого-то, кроме офицерства, то почти исключи-
е >||.по на новую титулованную аристократию, для 111 горой он был своим человеком. Однако эта аристократия, застигнутая бурными событиями, а, главное, но терявшая точку опоры в лице носителя короны,
| I алась куда слабее своих противников. На протя- > ими многих месяцев Петербург с его ближайшими провинциями, то есть единственная часть русской земли, и|це сохранившая и некоторые силы и, главное, самую мм< п. государственности, истощал свои силы в борьбе
партий, кружков и отдельных лиц. Эта разруха жестоко отзывалась и на армии, даже на ее наиболее дисциплинированных и стойких частях—на гвардии. Армия не знала, кому же и во имя чего повиноваться «Императрица погибла, наследник цесаревич погиб. Царский род пресекся. Сенат и Синод? Но кто такие эти господа сенаторы,— говорили в армии,—и почему надо повиноваться им, а не кому другому? Синод— это архиереи да митрополиты, их дело церковное. Командовать армией им не к лицу. Уж ежели на то пошло, у армии есть свои командиры».
Но эти «свои», близкие и понятные командиры, оставшись без царицы, размякли, как моток пряжи, снятый с веретена. Словно человек, у которого вынули спинной хребет.
Офицерство и теперь понимало, что засевший в Москве «анпиратор»—наглый самозванец, способный только погубить Россию. К тому же оно, это офицерство, почти сплошь вышедшее из дворянства, не могло доверять «анпиратору», который на протяжении многих месяцев занимался истреблением дворянства да и вообще всех сколько-нибудь грамотных людей. Впрочем, после взятия Москвы Пугачев стал, следуя совету Минеева, сманивать к себе офицеров, главным образом зеленую молодежь Соблазн, конечно, существовал. У многих рождалась мысль: «анпиратор», разумеется, самозванец, вовсе не Петр Федорович, а Емельян Иваныч. Но ведь на деле-то он сейчас обладает царской властью. Лучше плохой царь, чем никакого. Дорвавшись до власти, каков бы ни был, он поневоле будет вынужден заняться вместо разрушения созиданием, государственным строительством. Не лучше ли, скрепя сердце, подчиниться ему и стать к нему на службу? Не ему служить, а России. Россия без армии осуждена на позорную гибель. Сам «анпиратор» со своими «енаралами» и «адмиралами» из кабацкой голи, из бурлаков да бродяг, из бывших колодников да беглых холопей, может создать только орду, пригодную для гражданской распри, но не армию, способную защищать государство от внешних врагов и оберегать от внутренних потрясений. А пойдя к «анпиратору» на службу, офицерство, настоящее офицерство, уже одним этим ослабит значение окружающих «Петра Фе- дорыча» душегубов и грабителей. А дальше будет видно, как и что...
Приблизительно так, только еще более упрощенно, и рассуждали солдаты. «Говорят, быдто, значит, он из беглых казаков. Облыжно, дескать, зовет себя «Петром», когда на сам-деле ен Емельян. А нам не все ли одно? Что ни поп, то и батька! Без царя все равно нельзя. Царство без царя, что дом без хозяина».
Еще перед рождеством Временное правительство попыталось направить часть армии для военных операций против «анпиратора», но солдаты заворчали: «Чего еще?! Полезут они сюды, ну, тогда наложим. А покеда нас не трогают, пущай их...»
Только вести о бунте в Москве и о том, что астигнутый врасплох «анпиратор» не осмелился расправиться круто с москвичами и даже дал обещание созвать Земский собор, круто изменили на-
троение среди солдат петербургского гарнизона, особенно же среди гвардейцев. Они зашушукались: -И впрямь—самозванный! Будь настоящий да разе он стал бы бобы разводить? А то там какой-то куп- нппка Елисеев ему в глаза наплевал, а ен «детуш- нии да «голуби милые»! Хорош анпиратор, неча ска-
ать! Эх, шарахнуть бы да так, чтобы пух и перья полетели!»
II казармах все чаще стали поминать Григория <>Р"она. Поговаривали, что он, в свое время устроив- ншп свержение с престола настоящего «голштинца», i i i on бы заняться теперь и свержением мнимого н "интинца. «Сбросил настоящего Петра Федоровича, ' ш пущай сковыривает и самозванца! А ежели меша- i"i тспода сенаторы, то им можно по шеям надавать. 11 iciiiio просто! Чего языки чешут, а дела не делают?»
В конце января или начале февраля князь Дмитрий Иванович Шаховской, один из виднейших членов Временного правительства, поднял тревогу, заявив, что Григорий Орлов, навербовав себе сторонников среди офицеров, теперь смущает и рядовых, подбивая их учинить переворот. Временное правительство принялось совещаться по вопросу: не надлежит ли арестовать и предать Григория Орлова суду за государственную измену. Шаховской в тайном заседании заявил, что всего проще схватить Орлова и расстрелять. Если же его предавать суду, то на его защиту может подняться гвардия. Но на такую решительную меру Временное правительство не посягнуло. Однако Орлов был оповещен о случившемся и предупрежден, что ему грозит большая опасность. Это и побудило его решиться. Десятого февраля он созвал множество гостей под предлогом празднования дня своего рождения. В его роскошный дворец на Итальянской набережной собрались все заговорщики. В их числе были почти все офицеры кавалергарды, лейб- гусары и лейб-драгуны. Пиршество началось рано — в два часа дня — роскошным обедом. После обеда сам Григорий Орлов под случайным предлогом вышел из столовой залы. За ним последовали и прочие заговорщики. Они собрались в оранжерее. Орлов заявил о грозящей всем им смертельной опасности и предложил немедленно произвести государственный переворот, свергнув Временное правительство и избрав диктатора.
— Богом клянусь,— сказал Орлов,—что личных целей не преследую и выступаю единственно ради спасения погибающей державы. Ежели вы почтете достойным диктаторского звания меня, то все силы положу ради пользы государственной и всего народа, стонущего под злодейской пятой. Титула царского не домогаюсь и клятвенно обязуюсь незамедлительно сложить диктаторскую власть в тот же час, как скоро разрешен будет вопрос, кому надлежит занять престол, осиротевший после гибели моей незабвенной благодс | сльницы и наследника цесаревича!
Собравшиеся провозгласили его диктатором и тут лее приняли присягу. Через час сильные отряды кавалергардов, лейб-драгун и лейб-гусар арестовали всех I ленов Временного правительства и многих сенаторов. Арестованные были заключены в Петропавловской крепости. Переворот был в полном смысле слова бескровным. Только один Дмитрий Шаховской, пытавшийся при аресте оказать сопротивление и схватившийся за шпагу, был избит бравшими его кавалергардами. Весь петербургский гарнизон примкнул к Орлову. Утром следующего дня диктатор с блестящей (питой появился в Сенате, и так долго занимавшиеся (юлтовней сенаторы, струсив, без всякого возражения подчинились ему.
С того же дня начались приготовления для похода на Москву. Однако, как мы знаем, брать Москву силой Орлову не пришлось, ибо гораздо раньше, чем диктатор мог двинуть свои войска на первопрестольную, Пугачев, испуганный смертью Таньки Чугуновой от чумы и восстанием москвичей, бежал из Москвы.
Пугачевский бунт этим не кончился. Еще более полугода измученная и залитая кровью страна поджигалась жестоким судорогам. Поднятая «анпирато- ром» буря продолжала разгуливать по русским просторам, как разгуливает в степи вихрь или в дебрях н емой пожар. Но с уходом «анпиратора» из Москвы < амо пугачевское движение обрекло себя на гибель, ибо тысячерукому чудищу с огромным брюхом при- ш лось переваливаться с места на место именно по тем | раям, где оно побывало раньше и где оно уже произвело страшные опустошения, иначе говоря, где "но могло добывать для питания лишь жалкие крохи.
Это время, столь обильное драматическими событи- ими, представляет собой богатейший и интереснейший материал для историка и романиста. Может быть, мы еще вернемся к рассказу о нем, но этот рассказ создаст отдельную книгу, в которой будет прослежена история по крайней мере главнейших героев нашего повествования. Теперь же ограничимся упоминанием о событиях, непосредственно последовавших за уходом Пугачева из Москвы.
В то время, когда армия Суворова, быстро разрастаясь по пути, шла на Киев, поляки попытались овладеть Смоленском, но встретили упорное сопротивление со стороны самого населения. Вслед за тем, в восточной Галиции внезапно вспыхнуло бурное восстание холопов против панов, принявшее такие размеры, что в Кракове и Варшаве началась паника. Находившаяся в окрестностях Смоленска армия, в тылу которой шли крупные беспорядки, сочла себя вынужденной отойти на запад, тем более, что с приближением Суворова ее правое крыло повисло в воздухе. Шестнадцатого апреля в Смоленск вошел лихой драгунский имени князя Репнина полк, следом за которым въехала и императрица Екатерина. Пробыв в Смоленске, ради отдыха, всего три дня, государыня отбыла в Санкт-Петербург, куда и прибыла благополучно в первых числах мая. Диктатор, то есть граф Григорий Орлов, встретил императрицу в Старой Руссе и сложил с себя диктаторские полномочия. Екатерина тогда же назначила своего старого соратника главнокомандующим всей северной армии с присвоением ему прав наместника средней России и поручила ему дело ведения борьбы с пугачевским восстанием в ближайших к Москве провинциях.