Пулковский меридиан
Шрифт:
Иван с удивлением поглядел на нее. Глаза комиссара Мельниковой стали вдруг совсем другими — большими, глубокими, темными. Брови ее сошлись, точно она хотела и не могла подавить давнюю, далеко спрятанную боль. С нежностью, с тоской, с любовью она, не отрываясь, смотрела на зашедшего далеко в траву мальчишку, потом неожиданно сделала движение встать.
— Идите, Дроздов, опоздаете!..
Попрощавшись с нею, Иван не без труда нашел дорогу к вокзалу: раньше он вышел на подъездные пути.
Идя по бесчисленным стрелкам и скрещениям,
Лицо комиссара Мельниковой все еще стояло перед ним. Спокойное, открытое лицо человека, которому он привык верить. Милое скорбное лицо женщины, увидевшей чужого ребенка и вдруг вспомнившей о каком-то своем горе. А о каком?
Вечером эшелон Дроздова отбыл на Козлов и далее, если можно будет дальше пройти. Его путь и путь Антонины Мельниковой, два часа назад скрестившиеся, разошлись опять…
Глава XXVI
РЫБА ПИРАЙА
В середине июля гельсингфорсская газета «Ууси Суометар» в отделе «Светская хроника» писала:
«Господин Д. Макферсон, единственный наследник и несомненный будущий носитель древнего титула графов Кэдденхед, гостящий в нашей северной стране, выбыл в субботу на восточные тихие пляжи ради купания и рыбной ловли. Подобно многим государственным мужам Британин господин Макферсон большой знаток спиннинга. В то же время, однако, он известен как опытный яхтсмен, в прошлом видный член Санкт-Петербургского яхтклуба…»
Прочтя эту заметку, Аркашка Гурманов буквально взвыл от негодования и яда… «Видал, Борис? Дожили. Чухонское масло совсем в Европу вломилось: «светская хроника», а? «Госпожа Айно Вейнемейнен, владелица могучих салаковых промыслов, выдает красавицу-дочку за господина Ахти Кякисальми, держателя замечательного двора веек и извозчиков…» Тьфу! Глаза б мои не смотрели…»
Пробежав эти строки, сильно рассердилась и надулась и Дагни Михайлова, подросток: гадкий англичанин обещал именно с ней поехать в милое Оравансаари, на Беличий остров, и ловить лососей именно там… «Знаток спиннинга!» Да он сам говорил, что не умеет отличить форель от лягушки и всем видам рыбы предпочитает шпроты!..
Остальные жители Гельсингфорса не обратили на статью ни малейшего внимания. Уехал, и слава создателю: и без него достаточно тут шатается этих сынов Британии с туго набитыми кошельками и с глазами, которые смотрят сквозь вас, как сквозь прибрежный туман или сквозь листву березы на опушке…
Джонни же Макферсон действительно уехал в Териоки. И здесь в старом Питерском дачном районе, ныне совершенно запустевшем, он вдруг наткнулся на то решение вопроса, которого ему так долго недоставало: катера! Москиты! Они и только они!!
Дни стояли горячие; над морем лежала тонкая ослепительная мгла. В ее сизоватом мареве каждое утро вставал из спокойных вод блеклый мираж Кронштадта, там на далеком острове. В морской бинокль можно было различить каждый каземат на западных фортах, каждую скудную березку, уцепившуюся за их каменные глыбы. Таинственная крепость словно дразнила обманчивой близостью. Виднелись выходящие на внешний рейд суда; из фабричных труб поднимались дымки. Люди там жили своей непонятной, тревожащей и, главное, — независимой от него, Джонни, жизнью…
Из Териок два раза в неделю уходили к Питеру моторные суда связи. Уходили и, — что того важнее, — благополучно возвращались.
Где-то на Невском взморье плавал металлический буй, внутри которого пряталась предназначенная для них почта. Ее забирали и заменяли другой. Иные люди высаживались прямо на берег…
Макферсон навел подробные справки у связистов Юденича. У него создалось впечатление, что пробраться в большевистское гнездо малым судам не так уж трудно: видимо, большевики либо не замечают их, либо же считают просто не заслуживающими внимания, безопасными…
Териокский песок мирно хрустел под ногами. Пахло морем, как пахло и в 1913 году, когда здесь высаживался со своей «Белой Розы» Ванюша Макферсон, лучший теннисист Петербурга, друг Феликса Юсупова, личный тренер великого князя Дмитрия… Но теперь Джонни Макферсон, эмиссар весьма высоких особ, озабоченно мерял шагами расстояние от Териок до Райволы или от Мустамяк до Териок, а за ним, след в след, таскался краснощекий офицерик из штаба адмирала Коуэна, лейтенант Нэпир, — живая ирония судьбы.
Дед этого лейтенанта Нэпира был адмиралом Нэпиром во время Крымской войны. Более полвека назад, он привел английскую эскадру под стены Кронштадта. Адмирал постоял несколько дней в виду фортов и ушел домой не солоно хлебавши: несколько лучших его кораблей подорвались неслыханным образом среди открытого моря, «в отсутствие противника на виду». Русские изобрели и впервые применили совершенно новое средство ведения морской войны — подводные мины. «Нельзя удивляться, старина, что ваш дедушка не стал настаивать на атаке: все неожиданное в боевой обстановке действует потрясающе… Очень жаль, что мы…»
Он сказал тогда это внуку адмирала и вдруг остановился, точно запнувшись о прибрежный камень. Черт возьми! Как внезапно приходят в голову гениальные мысли! Новое, незнакомое противнику оружие морского боя! Мины, торпеды, артиллерия — все это хорошо известно русским; большевиков этим не удивишь! Но — катера! Юркие, стремительные торпедные катера, оправдавшие себя так полноценно в недавней мировой войне на западе?.. Их-то русские не знают! Значит, возможно — они и окажутся как раз таким ошеломляющим новым оружием, которое способно сокрушить нервы красных моряков.