Пулковский меридиан
Шрифт:
Человек выудил из воды совсем небольшой, но, должно быть, очень тяжелый пакет и намеревался, слив с него воду, положить его в чемоданчик.
Дальше вытерпеть Женька не мог. Удивив хозяина, только что вернувшегося в комнату, он стремглав выбежал из двери и пустился во двор, на Пряжку. Где он, где? Что выудил? Клад?
«Он» торопливо уходил теперь к Офицерской, к Банному мосту с нарочитой, как показалось Женьке, небрежностью помахивая маленьким баулом. Шел он легко, не оглядываясь, не замедляя хода. Тысячи самых романтических подозрений вихрем закружились в
Внезапно блестящая мысль осенила его. Одним ударом выбив из выщербленной панельной плиты плоский осколочек камня, он лихо поддал его ногой и погнал что было духу вперед по улице. Придумал! Если ты — мальчишка и гонишь, присвистывая, перед собой кусок камня, то можешь кого хочешь обогнать, куда хочешь сворачивать, останавливаться, мчаться. Тебя обругают, плюнут тебе вслед, но никто тебя ни в чем серьезном не заподозрит. Значит, теперь положение изменилось!
Женька быстро съедал расстояние между собой и человеком в шинели. На углу Офицерской тот остановился, посмотрел влево, потом еще быстрее пошел через улицу к Дровяному переулку.
И вдруг Женьку пронзило одно острое, хотя и неясное впечатление: он где-то когда-то видел эту небольшую легкую фигуру в шинели. Да, видел, видел!.. Но кто это был?
Человек шел по Дровяному между заборами пустых складов. Он перешел на другую сторону переулка. В те времена здесь еще стоял на месте нынешнего сквера тяжелый, толстоголовый серый собор Михаила Архангела. Он выходил на Витебскую и Псковскую, а также на Упраздненный переулок.
Человек в шинели так быстро метнулся вдоль Витебской, что Женька, задержавшись за углом, вдруг потерял его из виду. В растерянности он заметался было туда-сюда… Уйдет! Эх ты, пропасть какая!.. Уйдет!..
Но в следующий миг преследуемый показался с другой стороны церкви — на Псковской улице. Он — и это было очень странно! — торопливо пересек еще раз Дровяной переулок. Вот он на углу Торговой… Сворачивает… Идет на эту сторону… Женькин камешек вылетел с Торговой на Английский как раз в тот момент, когда человек в шинели, свернув за угол к Офицерской, быстро нырнул в подъезд углового дома — помер его по Торговой был 27. Женька на секунду остановился. Войти следом? Да, но… Хотя?.. Почему он не может тоже случайно итти в этот же самый дом?.. Надо итти! Иначе не узнаешь, куда он денется, в какую квартиру…
Женька толкнул дверь. За ней было нечто вроде узкого коридорчика. Справа в стене виднелся какой-то камин. Впереди чернела клетка лифта, левее ее уходила отлогая лестница. Сверху доносились легкие шаги, поскрипывание сапог.
Торопясь, волнуясь, мальчик кинулся вперед.
В этом доме очень странная парадная. Ступени идут винтом вокруг широкой пропасти проема. Взбежав на цыпочках наверх, Женька заглянул ввысь сквозь это пространство…
Человек промелькнул высоко — между пятым и шестым этажами. Ага! Значит — шестой!..
Хлопнула дверь. Ага! Левая сторона!.. Женя замедлил подъем. Торопиться
Вторая дверь с грохотом открылась и закрылась наверху, как будто этажом ниже. Донеслись два-три отрывистых слова. Теперь навстречу мальчику, напевая что-то себе под нос, спускался другой человек. У этого сапоги не скрипели.
Приняв самый независимый вид, Женя продолжал подниматься. Они столкнулись между четвертым и пятым этажами, и Женька радостно встрепенулся:
— Ой, товарищ Блэр! Вы? Ой, хорошо как!
Блэр в свою очередь встал как вкопанный, видимо, не менее Жени ошарашенный этой встречей.
— О, Дженни!.. Славный парень! Что сюда забрел, старый друг?
Большую удачу трудно было себе представить. Только что он, мальчишка, был один, совершенно один, а вот теперь около него появился не просто второй человек, а большой, взрослый и… сочувствующий!
— Товарищ Блэр, — не то прошептал, не то крикнул Женька, дотрагиваясь до синего макинтошного рукава. — Я… мне… тип подозрительный… туда!.. Может, шпион какой…
Дориан Блэр сдвинул брови.
— Как — шпион, мальчик? Где шпион? Кто? О чем ты?..
Задыхаясь, волнуясь тем сильнее, что англичанин, видимо, всерьез принял его неожиданное сообщение, Женя Федченко в один прием выложил все, что его поразило:
— Я сверху, товарищ Блэр… понимаете? Мне все было видно… А он — между барками… И там какой-то клюшкой из-под воды… Да вон, смотрите: вон на лестнице капли. Это, наверное, из его чемодана капало… Главное, я видел его где-то… Вот вертится, вертится в голове что-то, только вспомнить не могу. Но я ужо вспомню, я знаю…
Блэр внимательно смотрел на покрасневшего, взволнованного мальчика.
— О-ля! — сказал он, наконец, чуть-чуть улыбнувшись тонкими губами. — О-ля-ля! Ну, ну; все мальчуганы суть одинаковы. Но мне эта история чертовски не нравится. Это случилось только сейчас? Зачем ты не взял кого-нибудь с улицы?
Женька торопливо довел свой рассказ до конца. Взгляд Дориана Блэра стал еще серьезнее и строже.
— Ты говоришь — человек в шинели? Гм… гм… Поднялся на последний этаж? Тут налево?.. Гм… старый друг… очень тяжелое дело. Как теперь лучше поступить?
Он прислонился на миг спиной к стене, видимо соображая…
— Нет! — твердо сказал он наконец. — No! Старый друг… у вас есть мужество? Хорошо. Тогда сначала поднимемся наверх. Посмотрим номер квартиры. Потом вы останетесь тут. Я спущусь вниз. Приведу, кого надо… Идемте…
Они рука об руку поднялись наверх. Здесь было совсем светло. Лестница кончалась широкой площадкой. Две двери выходили на нее, две темные парадные двери барских дорогих квартир. И вообще вся лестница производила впечатление былой роскоши, богатства, солидности. Кафель площадки все еще блестел, масляная краска стен лоснилась. Только перила в одном месте, у самого лифта, были варварски сломаны зачем-то и выломаны; почти метровый кусок их стоял прислоненным к стене.