Пульс
Шрифт:
— О чем задумалась? — спросила она несмело, как девочка, впервые в жизни попросившая автограф.
— Если честно — пытаюсь разобраться, завидовала ты мне когда-нибудь или нет.
— Откуда такие мысли?
— Сама не знаю. Всякие глупости лезут в голову.
— Тогда ладно. Потому что эти рассуждения до добра не доводят.
— А что такого?
— Ну как же: если я тебе завидую, то грош цена такой дружбе. А если нет, значит, я такая самовлюбленная, что считаю твою жизнь и книги незавидными.
— Джейн, мне ужасно стыдно. Если
— Прощаю. Но раз уж ты коснулась этой темы…
— Ты уверена, что мне нужно знать правду? — Странно: она до сих пор иногда недооценивала свою подругу.
— …зависть — видимо, не самое подходящее слово. Но когда на твоем горизонте замаячил Майк Николс, я обзавидовалась… правда, вскоре это прошло. А уж когда ты затащила в постель моего мужа, я была просто вне себя, но это скорее ревность, а не зависть.
— Да, неловко вышло. Хотя тогда вы с ним уже разбежались. И потом, время такое было: все со всеми переспали, помнишь?
Под маской беспечности у Алисы нарастала досада. Сколько можно? Из-за этой истории они в свое время разругались в пух и прах. На том дело не кончилось. Джейн написала этот чертов роман, где утверждала, что «Дэвид» уже был готов вернуться к «Джилл», когда вмешалась «Анджела». При этом она почему-то забыла, что их связь длилась не два месяца, а два года и за это время «Дэвид» перетрахал пол-Лондона под боком у «Анджелы».
— Ты поступила недостойно, когда мне призналась.
— Не спорю. Видимо, я надеялась, что ты меня остановишь. Кто-то же должен был меня остановить. Я тогда пустилась во все тяжкие, ты ведь знаешь.
Об этом они тоже говорили не раз. Почему некоторые забывают то, что нужно помнить, и припоминают то, что лучше забыть?
— Ты уверена, что причина была именно в этом?
Алиса сделала вдох. Еще не хватало ей виниться до конца своих дней.
— Нет, совсем не уверена — слишком много воды утекло. Могу только строить догадки. Post hoc [1] , — добавила она для весомости, словно поставила точку.
1
После этого (лат.).
Но Джейн не унималась.
— Неужели Дерек связался с тобой только для того, чтобы меня помучить?
Тут Алиса вспылила.
— Ну, спасибо на добром слове. Я-то считаю, что он просто не устоял перед моими прелестями, которыми в молодые годы я была не обделена.
Джейн помнила: Алиса щеголяла в таких открытых платьях, что бюст вываливался наружу. Это теперь она предпочитала элегантный брючный костюм с кашемировым джемпером и повязывала вокруг черепашьей шеи тонкий шелковый шарфик. А тогда создавалось впечатление, будто она предлагает каждому встречному две спелые дыни. Да, мужчины падки на такие вещи, а Дерек был доверчивее многих; не исключено, что она просто носила особый бюстгальтер.
Слегка меняя направление беседы, но вовсе не уходя от темы, она спросила:
— Ты, кстати, не собираешься писать мемуары? Алиса покачала головой:
— Слишком обременительно.
— Вспоминать?
— Нет, вспоминать и даже выдумывать — это несложно. А вот готовить публикацию, раскручивать… Мне и так трудно примириться с тем, что мои романы не пользуются большим спросом. А представь, каково это будет: написать автобиографию, подвести итог всему, что увидено, и прочувствовано, и постигнуто, и выстрадано за пятьдесят с лишним лет…
— Так уж и пятьдесят!
— Отсчет ведется от шестнадцати лет, ты же знаешь. До той черты я была несознательной и за себя не отвечала.
Вероятно, здесь и коренилась Алисина поразительная, непоколебимая уверенность в себе. Раз в несколько лет она проводила черту под тем, что было прежде, и объявляла, что снимает с себя всякую ответственность. В истории с Дереком она повела себя точно так же.
— Продолжай.
— …а потом обнаружить, что никому до этого нет дела, кроме самых стойких читателей. Да и тех уже кот наплакал.
— А ты добавь побольше секса. Публика любит, когда старые…
— Клячи? — Алиса подняла бровь. — Перечницы?
— …перечницы вроде нас с тобой благопристойно рассуждают о сексе. Мужики в старости выглядят бахвалами, когда расписывают свои победы. А старушки — отважными.
— Допустим, но для этого нужно иметь кое-что в активе: романы со знаменитостями. — (Дерек никак не мог претендовать на эту роль. Щелкопер Саймон тоже. А собственный издатель и вовсе не в счет.) — Это первый вариант, а второй — какие-нибудь особо изощренные гадости.
Джейн про себя решила, что подруга чего-то недоговаривает.
— А Джон Апдайк — чем тебе не знаменитость?
— Да ведь он мне только подмигнул.
— Алиса! Я своими глазами видела, как ты сидела у него на коленях!
Губы Алисы тронула натянутая улыбочка. Она прекрасно помнила тот эпизод: у кого-то из знакомых была квартира в Маленькой Венеции, собралась обычная компания, поставили долгоиграющую пластинку, в воздухе поплыл дурман, кто-то привел заезжего писателя, и она вдруг проявила несвойственную ей вульгарность.
— Я сама подошла и села к нему на колени. И он мне подмигнул. Все, точка.
— Ты же ты сама рассказывала…
— Ничего подобного.
— Ты ясно дала понять…
— Обыкновенное тщеславие.
— То есть?
— То есть он сказал, что утром ему рано вставать. Париж, Копенгаген и далее везде. Рекламная поездка. Сама понимаешь.
— Аналог головной боли.
— Вот именно.
— Ничего страшного, — продолжила Джейн, старательно пряча внезапный прилив веселья. — Я всегда считала, что писателю интереснее, когда все идет наперекосяк, а не по плану. Единственная профессия, где личный крах можно использовать к собственной выгоде.