Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942
Шрифт:
– Нет, дорогой коллега, – улыбнулся он, – лучше вы перебирайтесь к нам в люфтваффе!
Кагенек завел разговор о положении, сложившемся вокруг Москвы. Ведь летчики первыми замечают все передвижения войск. И они охотно рассказали, что в некоторых местах наши передовые отряды уже находятся всего лишь в двадцати пяти километрах от Кремля – прямо у городских ворот. [72] По их словам, на следующей неделе ожидается немецкое заключительное наступление, решительный штурм столицы большевиков. Это были действительно волнующие новости.
72
Преувеличение.
Энергичный пилот самолета-разведчика, родившийся в Рейнской области, охотно поделился с нами подробностями:
– Последний удар по Москве ожидается в самое ближайшее время. Постоянно к фронту в огромных количествах перебрасывается военная техника, боеприпасы, горючее и прочее военное имущество. А наши армии, находящиеся южнее Москвы, все время перегруппировываются!
– А как обстоят дела у русских? – поинтересовался Кагенек.
– Сожалею, что вынужден огорчить вас, но с востока в Москву один за другим прибывают воинские эшелоны. Конечно, мы не можем наверняка сказать, насколько хороши эти войска…
На следующее утро мы случайно встретили на улице в Старице знакомого Кагенека – обер-фельдфебеля из 86-й пехотной дивизии. Во Франции наши дивизии были соседями, и Кагенек был лично знаком со многими офицерами и солдатами из соседней дивизии. По словам обер-фельдфебеля, 86-я дивизия продвинулась далеко вперед в сторону столицы красных и теперь занимала позиции южнее Клина у железнодорожной линии Калинин – Москва.
– В каком состоянии дорога от Старицы до Клина? – спросил его Кагенек.
– В хорошем, герр обер-лейтенант!
– Может быть, мы ненадолго заедем туда? – обратился ко мне Кагенек. – Я бы с удовольствием повидался со своими старыми друзьями!
После хорошего обеда в летной столовой Кагенек сообщил, что получил от летчиков бензин для заправки нашего «Опеля».
– Уже через пару часов мы можем оказаться на Московском фронте! Считаю, что нам надо обязательно совершить эту непродолжительную поездку! – попытался уговорить меня Кагенек.
– Опять решил заняться своими молниеносными вылазками? Откуда мне знать, что тебе не захочется съездить в кино в Москву, как только мы окажемся в Клину?
– Взгляни на это с другой стороны: от Старицы до Клина девяносто километров. [73] Расстояние от Клина до нашего батальона гораздо меньше, чем отсюда до наших позиций. Если мы поедем в Клин, то тем самым приблизимся к своему батальону!
– Это такая же самая логика, как та, которая чуть было не привела тебя в Восточной Пруссии на гауптвахту! Ты же помнишь, когда уговорил жену без разрешения вышестоящего начальства нанести тебе визит…
– В результате которого она со дня на день ожидает прибавления в семействе!
73
От Старицы до Клина по прямой 115 км, но по автодороге через Калинин (Тверь) – 138 км.
Как после такого признания я мог в чем-то отказать гордому будущему папаше? Конечно, я согласился. И мы отправились в путь в Клин, находившийся в семидесяти километрах северо-западнее Москвы.
На прощание наш «Опель» был до отказа забит подарками от люфтваффе: 12 бутылок французского коньяка, 50 плиток шоколада с колой, сигары, сигареты и огромное количество медикаментов, которые могли нам очень пригодиться. Летчики с радостью
В 10 часов утра мы уже прибыли на место. Это была незабываемая поездка. Во всех немецких подразделениях, дислоцированных в Клину и его окрестностях, царил оптимизм. Наши войска подошли к Москве уже очень близко. Теперь во всех штабах царила лихорадочная деятельность по подготовке последнего решающего наступления на столицу большевиков, которое должно было начаться со дня на день. Было налажено снабжение и подготовлены исходные позиции. При необходимости наши войска отбивали эти участки фронта у русских и тотчас окапывались там. Моральный дух в войсках был очень высок, и каждый был совершенно уверен в том, что мы возьмем город еще до конца года. И хотя из-за обморожений танковые и пехотные дивизии понесли ощутимые потери, однако они все еще оставались вполне боеспособными. Солдаты знали, что их не смогли остановить ни дождь, ни грязь, ни снег, ни мороз. И они были уверены, что столица красных должна пасть. Поскольку, так они считали, они это заслужили.
86-я пехотная дивизия, которую мы, собственно говоря, и собирались посетить, уже покинула Клин. Как нам удалось узнать, теперь она располагалась севернее города у железнодорожной линии, довольно близко от нашего батальона. Но мы встретили офицеров из 1-й танковой дивизии, которой пробивали путь 2 октября у озера Щучье. От них мы узнали, что 5-я и 11-я танковые дивизии и 106-я пехотная дивизия нашей 9-й армии с боями приблизились вплотную к Москве и теперь находились на расстоянии всего лишь пятнадцать километров от столицы. [74] Они наступали вдоль автострады Клин – Москва и сейчас располагались в сорока пяти километрах южнее Клина. Мы решили проехать эти сорок пять километров и посетить эти дивизии.
74
Преувеличение. Ближайшие к Москве пункты, которые заняли немцы (Красная Поляна, Дедовск, Алабино), были в 15–20 км по прямой до нынешней МКАД; до центра Москвы немцы ближе всего продвинулись в районе Красной Поляны, где их отделяло от Кремля менее 30 км.
Когда мы отправились в путь, снова пошел сильный снег. Небо было свинцово-серым, а видимость из-за кружащихся снежинок – сильно ограниченна. Любой внешний шум доносился до нас приглушенно, словно весь мир оказался укутан в вату и плюш. Нам показалось, что даже шум двигателя нашего «Опеля» звучал теперь тише. Воздух наполнился какой-то своеобразной, почти неслышимой музыкой, странным, воздушным рокотом напряженного ожидания. Кагенек и я не могли не поддаться этому всеобщему напряжению. Нас охватило беспокойство, полное странных предчувствий. Казалось, что готовилось что-то грандиозное. Что-то такое, что должно было до основания потрясти наш маленький мир, что-то до сих пор неизвестное, словно скрытое в запечатанном секретном приказе Небес.
На дороге не было ни души. От многих зданий, мимо которых мы проезжали, остались только полуразрушенные стены. Огромные груды развалин безмолвно свидетельствовали о последствиях нацеленных бомбардировок или массированного артиллерийского огня. Все без исключения дома были покинуты их обитателями. Перед дверями рубленых изб уже намело сугробы снега, снег лежал на крышах и на подоконниках. Закодированные знаки на временно установленных полевой жандармерией дорожных указателях свидетельствовали о том, что мы все еще находились на нужной нам дороге.