Пушкарь Собинка
Шрифт:
Спешно принялись заряжать пушку. Второпях ладится худо.
Врагу того и надо. Светло стало, а русские обороняются одними стрелами. Изредка где хлопнет выстрелом малая ручница. Наступающим не велика помеха.
Глянул Собинка на реку — ахнул. Прямёхонько на их пушку рвётся татарская сотня. Впереди, не поверил глазам, — знакомый всадник в железных доспехах, что
Должно, решил прорваться со своими людьми там, где, полагал, нет русских пушек.
Впору оказалась Никифорова предусмотрительность. Толково выбрал новое место для Вепря.
Однако верное место — половина дела. Другая — меткий огненный бой.
И тут приключилось разом две беды. Одна лише другой. Зажёг Никифор запал у пушки. А она — диво дивное — поползла набок и уставилась жерлом вверх. Видать, вчера впотьмах установили неладно. Рытвинку какую али ямку проглядели. Никифор с Собинкой — к пушке. Тут их и заметил всадник. Оскалился злобно. Крикнул что-то по-своему. Не успел моргнуть Собинка — осел Никифор на землю, схватившись за бок, в который угодила стрела.
А всадник в блестящих доспехах новую целит.
Перед ним, точно на ладошке, Собинка с Гришкой.
А пушка с запалом горящим вот-вот бабахнет в чистое небо.
Собинка — к Вепрю.
— Помоги! — крикнул Гришке.
Гришка зайцем — в кусты.
Ухватился Собинка за станину — и, что было силёнок, поворачивать пушку жерлом в сторону реки. Едва бы сам одолел. Почувствовал сзади подмогу. Скосил глаза — Герасим жилистыми мужицкими руками тянет станину.
Развернулся Вепрь. Широченным жерлом уставился на скачущего всадника. И, словно того и ждал, грохнул своим страшным выстрелом!
Сперва ничего не было видно за чёрным дымом. Снесло его ветром — стало ясно: нет более свирепой ордынской сотни. Мечется по реке кучка растерянных людей на испуганных конях. И нет среди живых злобного воина в блестящих доспехах. Настигло его на сей раз дробовое железо Вепря.
Другие пушкари и пищальники тоже управились со своим оружием. Загремели по всему берегу выстрелы. Редкие сперва. Потом всё чаще и чаще.
Покатилась назад татарская конница.
Тем бой изошёл.
Собинка, увидевши дело рук своих, крикнул торжествующе:
— Выкушали? Сунетесь — ещё угощу!
И к Никифору.
Тот сидел, прислонившись спиной к дереву. Морщился от боли. В боку ордынская стрела.
— Живой! — несказанно обрадовался Собинка.
— Живой-то живой… — кряхтел Никифор. — Да попадись мне тот латник…
— Не попадётся более. Сшиб я его из Вепря!
— Чужой смерти веселиться грех… — нахмурился Никифор.
Смешался Собинка. Эва, праздник нашёл, человека лишил жизни. Никифор увидел, что поскучнел его новый помощник и товарищ, ободрил:
— Не кручинься. Тут война. Врагами начатая. Что поделаешь? Злую силу можно одолеть только силой же. Иного пути нет!
Глава десятая
Пушкарь Собинка
Стрелу вынул и перевязал рану Никифору проворный Герасим. С прибаутками. Утешал:
— Потерпи. На свадьбе у внуков будешь вприсядку плясать!
Никифор стона единого не издал. Сидел с каменным лицом. Только перекатывались желваки на скулах. Да пот бежал со лба и шеи. Шутка ли, из живого человека выдёргивали здоровенную стрелу, что почти насквозь прошла.
Гришка подле топтался-маялся с виноватым лицом.
Прискакал сын боярский Николай Михайлов, начальный над Никифором и другими пушкарями.
— Великий князь Иван Иванович хвалит тебя за службу — пушечный выстрел в пору и меткий. А также, услышав про рану, изволил спросить: можешь ли далее быть при своём орудии? Нужна ли тебе замена? И есть ли просьба, кою бы великий князь исполнил тебе в награду?
— Великому князю мой низкий поклон, — отвечал Никифор с одышкой. — Служить и впредь буду в меру сил. При пушке останусь. Что до выстрела, коим отогнаны были супостаты, то не моя заслуга. Его вот… — указал на Собинку.
— Он?! — Сын боярский с удивлением посмотрел на Собинку.
— Он самый… — подтвердил Никифор.
— Доложу великому князю, — пообещал сын боярский.
— Просьба же у меня одна: чтобы этого труса мерзкого, — кивнул в сторону Гришки, — забрал от меня немедля. А заместо него дозволил оставить Герасима.
Герасим пополнил слова Никифора. Описал, как сползла вдруг пушка. Как устремился к ней Собинка, а Гришка задал стрекача и справлял труса в кустах.
Тут Никифор приоткрыл глаза:
— Пущай тому лиходею скажет спасибо. Кабы не стрела, умыл бы я его харю кровью заячьей, трусливой…
Сын боярский сверху вниз глянул на Гришку:
— Получит своё. — И слабодушного Никифорова помощника плетью ременной вдоль спины: — Пойдём, голубец!
Дёрнулся Гришка. Охнул. За конным сыном боярским рысцой припустился.
— Зря ты его так… — вступился Собинка. — Струхнул малость. С кем не бывает?
— Дурень! — осерчал Никифор. — Из-за него чуть не погибли. И кабы одни. Окажись на твоём месте такой вот Гришка, что вышло бы?!
Собинка признал Никифорову правоту. Спросил, чтобы перевести разговор:
— Кто с пушкой теперь? Пока рана болит, тебе к Вепрю близко подходить не можно.
Никифор как о самом простом деле:
— Ты и будешь. Герасим поможет тебе силёнкой. Я — советом.